Общий смотр всех войск проводился после соединения армии под Новобогородицком 24 апреля. Составленная по его итогам перечневая роспись Новгородского разряда, отправленная А. С. Шеиным в Москву, включала 33 человека ротмистров, поручиков и хорунжих, 92 стольника, 167 стряпчих, 91 дворянина, 211 жильцов (т. е. значительно меньше, чем по росписи Голицына от 17 марта, — возможно, часть была перераспределена по другим разрядам и Большому полку), 1 полковника гусарского строя, 1 генерала, 5 полковников и 6 подполковников копейного и рейтарского строя, 176 начальных людей «розных чинов», 232 гусара, 310 копейщиков, 4521 рейтар. В московских стрелецких полках начитывалось 4 стольника и полковника, 18 капитанов, 1596 стрельцов; в смоленских стрелецких полках — 2 полковника; 13 капитанов, 984 стрельца; в солдатских полках — 6 полковников; 7 подполковников, 160 начальных людей «розных чинов», 5416 солдат. Ратных людей всех чинов насчитывалось 14 052 человека[675]. Недобор по сравнению с известным нарядом составил 13 %. Даже подобные ограниченные данные позволяют осторожно предположить, что неявка на службу была вполне сравнима с первым Крымским походом, и общая численность выступившей против ханских войск армии более-менее соответствовала количеству тех войск, которые отправились в поход два года назад.

25 февраля из Москвы вслед выехавшему из столицы Голицыну отправился стольник Ф. М. Пушкин со списками ратных людей Большого полка и наказом публично похвалить службу тех из них, кто прибыл на место сбора вовремя[676]. 27 февраля Голицын прибыл в Севск, где встретился с гетманом И. С. Мазепой, для обсуждения плана похода[677]. По итогам встречи было решено, что 17 марта Голицын «с указного места из Сумина», а гетман — из Батурина двинутся в поход с «великих государей ратными людьми»[678].

Атмосферу, царившую ранней весной в слободских городах — центрах концентрации русских войск, — и хлопоты по приготовлению армии к походу по крайней мере частично отражает «Дневник» П. Гордона. 1 марта он добрался до Сум, расположившись недалеко от города, в Нижней Сыроватке, где квартировал его 2-й Московский выборный полк. Находясь там, Гордон отрядил в лес солдат в сопровождении плотников для изготовления 210 рогаток, 280 пик, 100 осей, 18 осей для орудийных лафетов. 4 марта Гордон дал смотр полку, а на следующий день выслал в Ахтырку первые 10 телег полкового обоза. 6 марта он выехал в Сумы, где был «любезно» принят прибывшим туда из Севска В. В. Голицыным. 7 марта в ставку главнокомандующего прибыл стольник Ф. М. Пушкин с похвалой Голицыну «за такое поспешение к назначенному сбору». В тот же день Голицын и «начальные особы» обедали у окольничего В. А. Змеева, на следующий день Гордон беседовал с главнокомандующим «о разных вещах относительно полков»[679].

К этому времени шотландец сочинил «меморандум», очерчивавший его предложения касательно стратегии русской армии в предстоящем походе. В основе его лежала идея закладки укрепленных фортов через равномерные отрезки пройденного русским войском пути в низовьях Днепра, начиная от р. Самары. Укрепления предполагалось основывать на каждый четвертый день марша, совмещая это с отдыхом после долгих переходов. Каждый форт должен был располагаться как можно ближе к Днепру и состоять из земляных укреплений (наружные редуты и цитадель) и гарнизона в несколько сотен человек с одним-двумя орудиями. Помимо идеологического значения подобной цепи укреплений («это породит великий ужас у неприятеля», будет способствовать распространению молвы, что «вся сия сторона Днепра охраняется» царскими силами, наконец, подчеркнет выполнение условий союза с Польшей, по которому Россия должна была «охранять» татарские переправы на Днепре), Гордон отмечал и ее практическое значение: в фортах можно будет оставлять больных, раненых, ненужные или по каким-то причинам не поддающиеся транспортировке грузы; они станут центрами заготовки сена, леса и воды, ремонта снаряжения и поддержки армии на обратном пути. Другие предложения Гордона заключались в необходимости наличия достаточного количества 8- и 6-фунтовых орудий для бомбардировки укреплений, лодок для перевозки людей и легких пушек, сборных мостов, надежных штурмовых лестниц, подготовки роты обученных гренадеров для каждого полка и легких двухколесных повозок для артиллерии «для быстроты и подвижности». Генерал также подчеркивал возможность захвата расположенного на левом берегу Днепра Ислам-Кермена, что даст русским судам «свободный проход вниз по Днепру», в том числе для солдат, которые будут располагаться в новопостроенных фортах[680].

В. В. Голицын, покинув Севск 3 марта, прибыл в Сумы вместе с назначенными в Большой полк дьяками 6-го числа. При «отпуске отписки» туда же прибыл товарищ главнокомандующего — князь Я. Ф. Долгоруков[681]. 11 марта главнокомандующий издал указ прибывшим ротмистрам и стольникам: тем из них, которые «написаны в завоеводчиках и в ясаулех, и тем быть до похода ево (В. В. Голицына. — Авт.) в Сумине». Остальным предписывалось ехать в Ахтырку «безо всякого мотчания», где «ожидать ево боярского приходу». По пути запрещалось «чинить» обиды и разорения «тамошним жителем» и занимать уже занятые стрельцами дворы. Поступившим подобным образом грозили, что они «будут с тех дворов сосланы з бесчестьем»[682].

Часть войск Большого полка концентрировалась в Ахтырке. 10 марта Новгородский разряд А. С. Шеина выступил из Рыльска к Рублевке. Спустя два дня Гордон отправил отряд из Сум в Ахтырку для охраны «боевых припасов» и изготовления подвод, а 12 марта выступил туда сам[683]. 14 марта В. В. Голицын получил письмо Мазепы (выслано из Батурина двумя днями ранее). Гетман сообщал, что еще из Севска в Новобогородицк им был послан глуховский казак «для проведывания поль диких… есть ли на них снеги или нет и есть ли уже травы». Ныне казак вернулся и донес, что в данный момент «толко по долинам неболшие снешки окрест Самары есть». Мазепа сообщал, что посланные гадячские и полтавские казаки «хотя испытовали по степям жечь траву, сыры не горели, а по вышним местам еще осенью выжжены» по гетманскому приказу. Гетман уверял, что, как только земля подсохнет, высланные в поля казаки немедленно «совершат дело». Пока же, по сообщениям казаков, в районе Новобогородицка все «речки полевые в теплые дни розплылись»[684].

В назначенный день — 17 марта — к войскам из Сум выехали Голицын и его товарищи, прибыв в Ахтырку спустя два дня, где главнокомандующий получил письмо гетмана Мазепы о его выступлении из Батурина. Соединение московских и гетманских войск планировалось у р. Коломак. Зима в этот год задержалась, Голицын сетовал, что «походу нашему чинится мотчание за великою стужею и за снегом». Из-за заносов застряли повозки с денежным жалованьем: «денежная… великих государей казна марта по 20-е число в полк ко мне не пришла, — писал Голицын в Москву, — и Белгородского полку… ратным людям и городовых полков солдатом дать нечего»[685]. В ответной грамоте Голицыну (от 26 марта) сообщалось, что к нему из Приказа Большой казны с подьячим Григорием Молчановым 22 февраля отправлено 55 321 руб., а в марте — с подьячим Григорием Подгорским — 22 тыс. руб.[686]

Накануне выступления главнокомандующий издал приказ с разрешением отпускать слуг из Ахтырки и Красного Кута (там намечалось дальнейшее сосредоточение армии) «к Москве в домы свои» тем, «кто похочет». Сделать это надо было до переправы через р. Мерло, поскольку «из-за Мерла и из ыных мест людем вашим отпуску не будет». Тем участникам похода (главным образом стольникам, стряпчим, московским дворянам, жильцам), кто имел свой личный обоз, следовало подать в Разрядный шатер собственноручно заверенные сказки о количестве телег. Дата выступления назначалась на 24 марта, на цветоносную неделю. В связи с этим служилым людям рекомендовалось отпускать «запасы свои наперед»[687].