Тексты «Сказания» были переведены на латынь, немецкий и французский языки, отпечатаны в Амстердаме и розданы находившимся в Голландии резидентам и послам Австрии, Швеции, Испании, Франции, Англии, Дании, Польши и Венеции «и тем случаем разосланы во всю Европу»[2214]. В целом тон и идеология «сказания» схожи с официальной разрядной записью. Донесение информации о военных предприятиях России (в целом неудачных) до европейских дворов через посредство Келлера, как, видимо, полагали в Посольском приказе, должно было вызвать к ней больше доверия. Подобная беспрецедентная, обращенная на Запад информационная кампания подчеркивала то значение, которое со вступлением в Священную лигу придавали в Москве не только дипломатическим отношениям с европейскими державами, но и тому мнению, которое складывалось о действиях и поступках России при дворах западных владетелей.
С этой точки зрения важное место В. В. Голицын отводил переписке с императорским секретарем и переводчиком Адамом Стиллой, много лет (с 1684 г.) служившим при цесарском дворе[2215], переводы писем которого почта неоднократно приносила в лагерь Большого полка. В одном из писем, высланных с берегов Карачекрака 4 мая 1689 г., главнокомандующий специально акцентировал внимание замещавшего его в приказе сына Алексея на необходимости написать Стилле, «что обретаемся в ближних местех от Крыму, а какое благословение Божие будет христианскому оружию, о том явно всему свету будет». Канцлер выражал недовольство слухами о сепаратных турецко-австрийских мирных переговорах: «а цесарскому величеству, не обослався с царским величеством миритца непристойно, потому что к союзу обязателство у всех обще». Тем не менее Стиллу следовало поблагодарить за регулярную корреспонденцию с просьбой продолжать ее впредь. О продвижении русского войска А. В. Голицыну следовало проинформировать и литовского гетмана К. Я. Сапегу[2216]. Переписка Голицына с А. Стиллой имела для главнокомандующего особо важное значение, поскольку его письма к секретарю, несомненно, распространялись последним по официальным и неофициальным каналам в рамках общего регулярного обновления новостной политической повестки европейских дворов. Это давало возможность Голицыну пытаться влиять на нее, хотя степень этого влияния оценить сложно.
О том, что русская кампания по информированию заграницы о Крымских походах в нужном для Москвы свете приносила определенные плоды в виде утверждения в европейском новостном поле элементов российского официального нарратива, свидетельствует реляция о втором Крымском походе побывавшего в России в 1688–1689 гг. бранденбургского дипломата Иоганна Рейера. Он, по мнению публикатора и исследователя реляции К. Квятковского, отразил в ней основное содержание российского пропагандистского нарратива, не подвергнув его какой-либо критике. Сама реляция действительно отражает официальные разрядные записи и дает мало нового для истории событий экспедиции на Перекоп в 1689 г.[2217]
Идеологические кампании времен Азовских походов: старое и новое в правительственной пропаганде
С началом третьего — османского периода войны, ознаменовавшегося резкой активизацией со стороны России боевых действий, голицынский нарратив с объяснением целей и задач противостояния с Турцией и Крымом стал актуальным, хотя прямую связь с ним петровское правительство по понятным причинам старалось не афишировать. В официальном царском указе о походе на Азов 1695 г., как во времена подготовки первого Крымского похода, вновь говорилось о мести крымскому хану за «неправды» и кровопролитие, а также о необходимости освободить из плена православных христиан (их местожительство и национальная принадлежность не уточнялись)[2218].
С 1695 г. положение дел с публичным распространением известий о войне внутри России начинает меняться. Речь идет не столько об идеологических моментах, сколько о фактических сведениях (в первую очередь, победах). Хотя каких-либо указов по этому вопросу найти не удалось, о новшествах можно сделать вывод благодаря тому, что приходившие в Москву через почту официальные письма с описанием хода осады Азова начинают распространяться в рукописных сборниках. Только в «Дневных записках» И. А. Желябужского процитировано или пересказано более десятка таких посланий[2219]. Систематически эти письма еще не изучались. Однако по имеющимся публикациям можно сделать вывод, что их копирование было делом обычным[2220].
В рукописные сборники попадали не только письма азовской почты. Переводы публикаций, присланных по почте из европейских стран, тоже каким-то образом «покидали» Посольский приказ. Так в «Сказание о взятии города Азова» приведена статья из Венеции от 20 августа 1695 г. В ней рассказывается о том, что туркам пришлось посылать корабли на Черное море для борьбы с казаками[2221]. В дневнике Желябужского видим статью из Вены от 5 сентября 1696 г.[2222]
В книжную традицию попали сделанные для курантов переводы описаний решающего сражения Великой турецкой войны — битвы при Зенте, состоявшейся 11 сентября 1697 г.[2223] Австрийская армия под предводительством принца Евгения Савойского наголову разгромила войска султана. После этого удара Турция так и не смогла оправиться. Исследованием этого текста плодотворно занимался Д. К. Уо[2224], опубликовавший тексты о битве[2225], а также Б. Н. Морозов, работавший с копией курантов из архива торговых крестьян Шангиных[2226].
Оказалось, что источником для книжных описаний сражения при Зенте стала сводка предназначенных для царя и бояр курантов от 12 октября 1697 г.[2227] Материал с незначительными изменениями воспроизведен в рукописном сборнике из собрания М. П. Погодина рубежа XVII–XVIII вв.[2228] Судя по составу, его владелец входил в число служилых людей петровского времени. Можно с уверенностью утверждать, что копии со сводки курантов от 12 октября 1697 г. делались в Посольском приказе более одного раза. Это подтверждает иной, но основанный на той же сводке курантов вариант описания сражения под Зентой, который оказался востребован в среде торговых крестьян и духовенства. Об этом свидетельствуют переписанные на столбцах куранты Шангиных, исследованные Морозовым. Другой список данного сочинения отмечен Уо[2229] в составе Соловецкого собрания РНБ[2230].
Список связанных с войной «почтовых» материалов, попадавших в широкий доступ, можно продолжить. Это заставляет предположить, что их распространением занимался руководивший почтой думный дьяк А. А. Виниус. Разумеется, он не мог делать это без ведома царя. Достоверно известно, что именно московский почтмейстер снабжал новостями о войне иноземных контрагентов. Поздравляя Петра в 1696 г. со взятием Азова, Виниус прямо отметил, что «без указу» государя направит сообщение о победе через Витсена к статхаудеру Нидерландов Вильгельму III Оранскому, а также в Вену и Кенигсберг[2231]. Помещенный в куранты среди материалов немецкой прессы перевод статьи о сдаче Лютика прямо в тексте обозначен как «Выпись из граматки канцлера Вения августа в 21 день»[2232]. Вряд ли можно сомневаться в том, что под «канцлером Вением» подразумевается именно Виниус.
