Несмотря на колебания Крыма в вопросах годовых посланников и постоянные попытки зондирования намерения Москвы восстановить этот дипломатический институт, в целом позиция ханского двора в отношении России очевидно стала более дружественной. Об этом свидетельствовало и изменение отношения к русским дипломатам в Крыму, что подтверждается свидетельством П. Хивинца. Если год назад ему угрожали и держали под арестом, то теперь, по прибытии в Крым 25 июня его «поставили» на армянском дворе. Уже на третий день Селим-Гирей дал ему аудиенцию, сам принял царскую грамоту. «Съестной и конской» корм Хивинец получал «нескудной». На отпускной аудиенции в начале июня Селим-Гирей уверял русского дипломата, что «с великими государи, с их царским величеством в дружбе и любви быти желает наипаче прежних ханов»[118]. По сообщениям Хивинца, заверения России о намерении соблюдать мир даже после отмены годовых посланников оказали влияние на ханский двор. Когда в Крым приехал польский посланник с предложениями мирных переговоров, Селим-Гирей, сначала принял и отпустил его «с честью», поскольку опасался «за нерозменою прошлою великих государей с стороны войны», однако когда «после розмены присланы великих государей грамоты к хану, что мирной договор здержан будет без нарушения, и хан де тех полских гонцов з дороги поворотил и велел посадить их в Козлове (Гезлев. — Авт.) за караулом, а животы их все у них отобрал»[119].
С возвращавшимся в Крым Котлушой-мурзой Сулешевым поехал с царской грамотой от 14 августа толмач Иван Иванов. Грамота отвечала на послания хана, доставленные не только указанным крымским дипломатом, но и с Зорумом-агой. Великие государи подтверждали готовность соблюдать мир и провести размену в установленные сроки, заявляли о строгих запретах казакам и иным царским подданным нападать на крымские владения. При этом послание содержало длинный перечень нарушений мира со стороны Крыма и Турции, которые выражались в частых набегах подданных хана и султана на русские и украинские пограничные города[120].
21 августа Л. Р. Неплюев и дьяк М. Жаденов выехали из Севска на новую посольскую размену. Сбор войска проходил в Красном Куте почти месяц. Во второй половине сентября Неплюев двинулся в Переволочну. 28 сентября, вскоре после выступления, под Рублево к нему присоединился посланный из Москвы обоз с казной и подарками хану и его окружению. Встреча с Велишой-беем под Переволочной произошла в начале октября. В этот раз в ходе переговоров 5 октября споры разгорелись из-за требований крымской стороны доставить казну до Бахчисарая с русскими лошадями и извозчиками, а посланных Селим-Гирею охотничьих птиц — с русскими кречетниками. Неплюев категорически отказывался, предлагая Велише 200 руб. жалованья (за два года) за доставку. Бей не желал брать деньги и вместе с сопровождавшими его татарами трижды демонстративно выходил из Разрядного шатра и садился на коня. «У вас по вся годы во всем новая перемена, — недовольно заявлял Велиша Сулешев, — прежде посланников годовых не захотели есте давати, а ныне уже подвод и кречетников не даете». Он настаивал, что транспортировка казны русской стороной — это требование самого хана, и просил согласия Неплюева написать Селим-Гирею письмо. Окольничий не желал ждать и тем более уступать, поэтому через несколько дней Велиша-бей и его товарищи согласились принять казну на условиях Неплюева. К 10 октября русские уполномоченные передали крымцам охотничьих птиц, «любительные поминки» за два года, 200 руб. жалованья Сулешеву, «розменное платье» представителям крымской делегации и проч. В ходе переговоров Неплюев и представитель гетмана Самойловича — гадячский полковник Михаил Василевич в очередной раз подчеркнули неприемлемость для России условий перемирия 1681 г., навязанных В. М. Тяпкину. От крымской стороны требовали не заселять правобережных городов до Южного Буга и не «перезывать» туда людей с левого берега Днепра. В договорной грамоте (шерти), на которой присягнули Велиша Сулешев и остальные члены крымской делегации, эти условия были зафиксированы как обязательства крымско-турецкой стороны (дополнительно тут было записано, что Запорожская Сечь — владение великих государей), так же как отмена годовых посланников, необходимость принимать «крымскую кладь… на розменном месте» и писать царский титул в ханских грамотах полностью.
Дополнительно «для высокой монаршеской чести» Неплюев добился, чтобы крымцы принимали царское жалованье, положенное им лично, стоя, а не сидя, как раньше. Уже завершив все дела, окольничий принимал у себя Велишу-бея и остальных «знатных татар». Здесь Неплюев использовал еще один дипломатический трюк. Он впервые уговорил гостей стоя выпить за царей, султана и хана заздравную чашу под залп из пушек. Причем, когда дошла очередь до Селим-Гирея, артиллеристы по приказу Неплюева дали залп, «убавив» четыре пушки и подчеркнув тем самым неравенство крымского хана султану и царям. Уже 12 октября Неплюев с Жаденовым прибыли на р. Коломак, где распустили войско. В Севск окольничий и дьяк вернулись 16 октября[121].
Ханский гонец Усеин-челибей, прибывший 4 января 1686 г. в Москву, сообщал, что где-то во второй половине ноября Селим-Гирей «пришел… из войны к Днепру в Казыкермень», где «дождался с розмены с казною розменного бея», после чего «пошол с розменным беем и с казною в Крым». Это была последняя в истории выдача царских поминков крымским ханам.
Довольный удачной военной кампанией в Польше[122], Селим-Гирей, с одной стороны, всячески старался сохранить мир с Россией, с другой стороны, вновь корректировал свой курс в отношении нее. Будучи в Казы-Кермене, Селим-Гирей «бею и всем татаром тутошним жителем заказал жестоко под смертною казнью, чтоб они с казаками и з запорожцы жили смирно и задоров и грабежу никакова не чинили, и торговых бы казаков в Крым пропускали без задержания». Вместе с тем он уже в который раз указывал Москве, что прекратить отправку в Крым годовых посланников «было непристойно, потому что положено изстари, что посылать с казною годовых посланников». Хан просил восстановить этот дипломатический институт. Ему вторил ханский везир Батыр-ага: «…казна без посланников подобна тому, как конь без узды»[123].
В ответной царской грамоте хану и письме Голицына Батыр-аге (от 20 января 1686 г.) русская сторона окончательно ставила точку в претензиях Крыма на возобновление миссий годовых посланников. Внимание Селим-Гирея обращалось на то, что Л. Р. Неплюев заключил с Велишой-беем договор о присылке казны без обмена дипломатами. В Москве ожидали скорой присылки подтверждающей его ханской шертной грамоты[124]. 20 января гонец был отпущен без царской аудиенции, после встречи с В. В. Голицыным в Посольском приказе[125].
В целом политику Крымского ханства в отношении России следует оценить как весьма чуткую и осторожную, при этом не лишенную колебаний в зависимости от обстоятельств. До военной кампании против Польши тон ханских грамот был более мягким, после ее успешного завершения он вновь ужесточился: в Бахчисарае не теряли надежду возобновить миссии годовых посланников. Россия же окончательно отказала в этом Крымскому ханству, но вместе с тем не была готова идти на дальнейшее обострение отношений и прекратить выплату поминков, продемонстрировав, впрочем, в том числе языком дипломатического ритуала, что текущая ситуация в русско-крымских отношениях Москву не устраивает. Причиной подобной двойственности было, по-видимому, то, что переговоры с Австрией и особенно с Речью Посполитой как главным партнером Москвы по будущей антиосманской коалиции так и не были завершены. С этой точки зрения дальнейшая политика России в крымском вопросе зависела от итога русско-польских переговоров о мире и союзе, которые начались в Москве в феврале 1686 г.
