Мне стало не по себе, но я постаралась выпрямить спину и смотреть на Леонору свысока, как и подобает победительнице, пусть и сломанной внутри. Преподавательница растеряла все свое высокомерие и выглядела виноватой и испуганной. Что ж, такой она и должна выглядеть, ведь Рейван нещадно написал ее имя в письме. Ее уволят, если не хуже.

— Лина, ты же понимаешь, что нам пришлось приостановить всю деятельность… Прости. Хочешь, я встану на колени? — она рухнула на пол и с мольбой взглянула на маму, меня она не замечала. — Прости. Я так счастлива, что ты сейчас здесь.

— Вы оставили стольких людей на семнадцать лет. Хотя о чем я, — Лина покачала головой, — это же Коралина вмешалась. Вы оставили их навсегда, Леонора. Вы похоронили их. А ты похоронила меня. Это отвратительно.

Интонация, с которой говорила мама, заставила даже меня устыдиться. Какого было Леоноре, я не могла представить.

— Лина…

— Я не хочу тебя видеть. — вздохнула она. — я все сказала директору. Избавь меня от своего общества. Мне нужен покой.

Леонора бросила на меня мимолетный взгляд, который я не смогла разгадать, и покинула комнату, а Лина, понуро опустив плечи, закуталась в плед и содрогнулась от моральной боли.

Я почувствовала себя бесполезной, потому что ее боль облегчить никак не могла. Между нами сложились пока натянутые неловкие отношения, и образовалась стена, которую я не знала, как преодолеть. Наверное, Лина тоже не знала, поэтому мы и сидели в молчании.

Но вскоре мама сказала:

— Я все еще не пришла в себя. Мне сложно… Ты прости, если от меня не исходят действия, каких ты ждешь. Я просто не готовилась к тому, что увижу тебя совсем взрослой. — Она словно извинялась. — Но я восхищена тобой, Коралина. Ты талантливая и красивая. Ты спасла меня. И я бы хотела стать тебе подругой или… — она почти прошептала, — а еще мамой, если ты позволишь.

— Я бы хотела, чтобы ты стала мне мамой и подругой. — ответила я. — Тебе нужен отдых. Пожалуйста, не переживай ни о чем.

Лина немного расслабилась, услышав мои слова.

— И я ни в коем случае не посмею нарушить твои отношения с мачехой. Я приму, если для тебя она лучшая мама, которую не заменить.

— Нет, — произнесла я, да так резко, что мой возглас, наверное, прозвучал грубо. — Эти семнадцать лет у меня был отец, а у него была жена с ребенком. Они мне чужие люди.

Лина хотела о чем-то спросить, но передумала. А вскоре сообщили, что прибыл император.

Он выглядел действительно могущественно, возможно, дело было в императорской мантии с мехом или во властной походке, но император внушал ужас под стать химере. Он был гораздо моложе отца, но уже успел нахвататься морщин за пятилетнее сидение на троне. В любом случае в глазах императора светился интеллект, что дало мне надежду на его благоразумные действия.

Он долго разговаривал с моей мамой наедине. Я же стояла под дверью, сгорая от напряжения и стараясь не подслушивать. Нервы походили на натянутые канаты, на которых я качалась, чтобы не свалиться от усталости. Свита императора тоже стояла у двери, но ее члены выглядели гораздо спокойнее меня.  .К.н.и.г.о.е.д...н.е.т.

Наконец дверь открылась, выпуская императора, который направился прямиком ко мне. Я вытянулась во весь рост и сжала челюсти до хруста в зубах. Надо же, у императора глаза почти такого же цвета, как у химеры. То-то он производит такое же впечатление. Могущественный правитель, который съест и не подавится.

— Коралина, верно? — произнес он.

— Да, Ваше Сиятельство.

— Я искренне благодарен вам за помощь империи. — Император сделал то, что ни я, ни свита никак не могли ожидать, он низко поклонился. — Вы талантливый начинающий маг, которого я жду у себя на службе по окончании обучения. Смелость, отвага, ум и благородство, которыми вы обладаете, нужны империи. Берегите себя.

— С-спасибо. — Кажется, я была не так далека от обморока.

— Маги, которые приехали со мной, уже помогают остальным проклятым. Все благодаря вам. К вашей маме прислан лучший императорский целитель. Скажите, я могу еще что-то для вас сделать?

Да сам император со мной любезничает. Разве я могу еще о чем-то его просить?

— Мне будет достаточно, если вы наведете в академии порядок.

— Непременно.

На этом мы и простились.

Следующие три дня академия стояла на ушах и просто сотрясалась вдоль и поперек. Такой тотальной проверки ее стены еще никогда не видели. Учеба приостановилась, и преподаватели старались лишний раз не привлекать внимание, чтобы не попасть под сокращение, как Леонора. О разразившемся чудовищном скандале и смене директора говорили все. Как, собственно, и обо мне. Рейван все шутил, что теперь он и я — сама популярная пара.

Пока академия ходила ходуном, мы с Линой проводили много времени вместе. У меня уже язык еле ворочался от рассказов о собственной жизни, но я была рада, что мама лучше себя чувствует и набирается сил, как и физических, так и душевных. Она постепенно учится жить в новом состарившемся теле.

Мама в основном спрашивала меня об учебе и Рейване, стараясь не упоминать об отце и его новой семье, но на четвертый день она решилась:

— Надо увидеться с бывшем мужем.

Я не стала возражать, вместо этого написала подробное письмо, в котором поведала обо всех новостях, и отправила его отцу. Письмо должно прийти раньше нашего приезда, чтобы отец успел подготовиться к потрясению.

В дороге мы с мамой обе нервничали, но волнение свое пытались скрыть друг от друга. У меня получалось лучше: все-таки мама заметно кусала губы и нервно теребила подол платья. Это делало ее похожей на молодую девушку, которую я видела на портрете в академической галерее, такую порывистую и открытую.

— Вы уже говорили с Рейваном о будущем? — спросила Лина.

— Нет, мы только недавно поняли, что любим друг друга. О будущем не разговаривали.

— А зря. Он очень хороший молодой человек. Спрашивал о моем самочувствии чаще, чем ты.

— Он просто хочет тебе понравиться. — я улыбнулась. — Хочет таким образом подняться в моих глазах.

— И как? Получается? — Лина с хитрицой прищурилась.

— Да.

Когда мы подъехали к дому, мама побледнела, и я испугалась, что ей станет плохо, но она вышла из экипажа и направилась в сторону дома, который напоминал чудовище, готовое пролотить нас целиком. Я не знала, как отреагирует отец, и не была готова к встрече с ним.

Дворецкий вполне разделял мои эмоции. Он встретил нас на пороге, с ужасом глядя на мою мать.

— Госпожа Лина. — просипел он. — Я очень рад вас видеть.

— Ульрик? — Мама приветливо наклонила голову. — На моей памяти ты был моложе.

— На моей памяти вы тоже были моложе. Но я не жалуюсь.

Я удивилась улыбке, которая никогда не касалась невозмутимого лица дворецкого, а Лина засмеялась:

— Я рада, что ты не изменился.

Дворецкий покосился на меня и обрадовал:

— Эльвира уехала за покупками. Отцу я не сообщил, что вы уже здесь, он… Впрочем, он уже в курсе…

Я проследила за взглядом Ульрика и увидела Альберта.

Отец буквально сбежал с лестницы и замер, не проронив ни слова. Не могла даже представить, что творилось в его душе. Я мысленно поблагодарила демонов, что Эльвиры не было дома. Лина робко шагнула в сторону отца, переступив порог, словно ее повлекло к нему невидимой силой.

— Альберт? — сказала она спокойным тоном, хотя я видела ее дрожь, и чтобы скрыть волнение, Лина залепетала, — А ты постарел… Я, конечно, вряд ли выгляжу лучше, но… Просто не могу осмыслить, что прошло столько лет, ощущение, что я видела тебя вчера, а вчера ты был молодым и… Нет, нет, возраст тебе к лицу. — она стушевалась.

Я поняла, что пора уходить. Надо оставить их одних.

Не скрою, что прочь меня гнало и невыносимое напряжение, повисшее в воздухе. Выйдя на улицу, я посмотрела на чистое небо и вдруг счастливо улыбнулась ему.

Увидеть родителей одновременно было тем, что мне не хватало. Я чувствовала и удивительную правильность происходящего, но улыбке моей не повезло продлиться долго. Вдали показался экипаж Эльвиры, и я поджала губы, направляясь ему навстречу. Не знаю, о чем будут разговаривать мои родители, но им явно понадобится еще время, которое я обязана выиграть.