– Температура? – спросил Фонтен.

– Стабильная, сэр, – ответил один из технологов, – плюс четыре по Цельсию.

«Подумать только – и откуда в этих иссохшихся костях могло зарождаться то количество тепла, которое ставило корабельные криоустановки на грань разрушения…» – размышлял Фонтен. Внешний вид мумии внушал уже не страх, а, скорее, брезгливость и жалость. Да, именно жалость. Самому доктору Фонтену не хотелось, чтобы когда-нибудь кто-то вот так же рассматривал его прах, словно он был дохлой кошкой.

«Он страшен своим огнем…» – вспомнил Фонтен слова из заклятия, относящиеся к «номеру первому».

«Страшен огнем…» – пронеслось в голове еще раз, и в эту самую минуту он услышал страшный крик. Это кричал один из медиков – Лендл Хоук. От его страшного крика Лефлер и Чанг упали в обморок.

Вслед за ними едва не лишился чувств один из технологов, но он устоял, ухватившись за край саркофага.

– Закрывайте крышку! – скомандовал Фонтен и склонился над потерпевшим медиком.

Когда с Хоука сняли защитный костюм, стало ясно, почему он так кричал. Его левая рука до самого локтя была практически обуглена.

– Мама родная, что же это такое? – ужаснулся Браун.

– А что наши биологи? Что с ними? – забеспокоился Фонтен.

Ассистенты Брауна бросились к Лефлеру и Чангу. Сорвав с них маски, они не смогли сдержать испуганных возгласов. Лица обоих биологов были обуглены так же, как и рука Лендла Хоука.

Когда с них сняли защитные костюмы, стало ясно, что они сгорели полностью. Не пострадала только их одежда, как будто кто-то выжег тела изнутри.

Фонтен снял маску и принюхался – после такого массового сожжения человеческой плоти должен был остаться характерный запах, но в воздухе пахло только сырой штукатуркой.

«Он страшен своим огнем, но может быть умилостивлен жертвой…» – снова вспомнил Луи Фонтен.

– Примите меры, Браун. Пусть унесут тела, вернее, то, что от них осталось. Хоука немедленно в медицинский бокс – возможно, удастся регенерировать его руку.

– А это? – Браун указал на саркофаг.

– Пусть пока останется. Я думаю, он насытился и какое-то время будет не опасен… Если хотите, можете идти, я останусь один…

– Нет, сэр, – после некоторого раздумья произнес Браун. – Я останусь с вами…

Появилась вызванная технологами спасательная команда. Раненого и останки двух биологов вынесли на носилках, а затем Фонтен настоял, чтобы все, кроме Брауна, тоже покинули помещение.

– Они слишком боятся, – пояснил доктор, когда дверь закрылась. – А он это чувствует, – кивнул Фонтен в сторону саркофага.

– Зачем он это сделал? – спросил Браун.

– Не знаю. Но думаю, что он это сделал не просто так… – Фонтен снял маску и капюшон. – Так удобнее, – пояснил он старшему инженеру, – тем более что защиты от него, как видите, нет.

– Так почему же он это сделал? – повторил вопрос Браун.

– Человек, испытывающий страх, в большом количестве излучает некий жизненный ресурс. Во многих культах этот ресурс называется по-разному. Так вот, именно на эти уже существующие источники жизненной энергии и среагировал «номер первый»… Он просто «потянул» их – заставил перетекать потоки интенсивнее… Поэтому тела сгорели, а дыма и даже запаха мы не ощутили… Мало того, дорогой Браун, если бы здесь был только один человек, этот монстр не оставил бы нам даже обугленного трупа – только пустой комбинезон. Так-то…

Браун стоял, ошарашенно глядя на философствующего доктора Фонтена – человека, в присутствии которого несколько минут назад два человека погибли и один потерял руку.

– Давайте же взглянем на «номера первого» еще раз, и вы увидите, как он распорядился тем, чего лишил наших бедных коллег… – С этими словами доктор взялся за рычаг и легко сдвинул крышку саркофага.

– Вот, полюбуйтесь, дорогой Браун, – самодовольно улыбнулся Фонтен.

Старший инженер осторожно приблизился и заглянул через край саркофага. Увиденное поразило его: на месте бывшей кучи мусора лежало хорошо пробальзамированное тело.

– То-то же, – усмехнулся Луи Фонтен, – а вы небось тоже полагали, что психокинетика – это лженаука…

– Но… но как, сэр? Как все это могло произойти?

– Как? Я и сам не знаю… Уравнение теоретического баланса я, конечно, вывел, но, как это происходит на самом деле, признаюсь вам, Браун, я до сих пор не знаю… Единственное, что я могу утверждать наверняка, так это то, что здесь имеет место передача некой информативной матрицы. Другими словами, информационного поля…

– То есть вы хотите сказать…

– Да, Браун, я говорю совершенно крамольные вещи. Вещество, масса или материя не передаются в неком геометрическом направлении, они лишь появляются «из ничего» там, где на это имеются условия. А условия – это и есть информационное поле… «Номер первый» скопировал информационное поле, но сделал его более сильным, чем у его жертв, и тогда материя тел наших бедных коллег перешла к нему. А Лефлер и Чанг остались с одними только головешками.

– Это странно и одновременно очень страшно, сэр.

– Я вас понимаю, Браун. Но наука – это не только старые конспекты с пожелтевшими страницами или самодовольные старички с академическими бородками. Настоящая наука начинается там, где умирает идеология, а пока вся наша наука держится только на пропаганде «научности». Стоит убрать пропаганду – и весь этот карточный домик рассыплется. Только тогда, дорогой Браун, психокинетику перестанут называть лженаукой.

«Кажется, я устроил тут целый митинг…» – спохватился доктор Фонтен. Он посмотрел на подновленную мумию и сказал:

– Зовите ассистентов, Браун. Пусть закрывают ящик…

Сказать по правде, Джим Форш не любил бывать в Новом Востоке. Уж больно ему не нравились лица граждан империи, через одного имевшие чин фельдфебеля. Военная служба была возведена здесь в культ, и человек, не отличавший «взвод» от «развода», считался инвалидом.

Джим не любил бывать в Новом Востоке, но именно здесь в избытке водилось неучтенное оружие и на него, словно мухи, слетались разные криминальные личности. Эти самые личности и являлись для Джима Форша хлебом насущным, его заработком, привычным занятием, ибо он был свободным охотником за головами.

В данный момент Форш двигался по оживленной улице Саидбурга, третьего по величине города на планете Аль-Хейд, и просеивал глазами прохожих. Люди проходили разные – с открытыми, приветливыми, противными лицами, но пока среди них не было того, кто был так необходим Джиму Форшу.

Дорогие машины в модной камуфляжной раскраске сигналили нетерпеливым пешеходам. Витрины слепили солнечными бликами, а Джим все шел и шел, стараясь не думать о возможной неудаче.

Но неудачи быть не могло, поскольку Джим лично расшифровал переговоры некоего Бен-Али, договорившегося о встрече с человеком, за которым команда Джима охотилась уже целых две недели.

И вот удача улыбнулась.

Быть может, кто-то другой, увидев физиономию Нэта Кранга по кличке Горилла, постарался бы перейти на другую сторону улицы, но только не Джим. Он испытал такую искреннюю радость, словно Горилла-Кранг был его близким и горячо любимым родственником.

– Бобби, вижу «голубчика», – сообщил Джим по радио одному из членов своей команды. Передатчик находился на запястье, и приходилось делать вид, что смотришь на часы.

– Чего? – отозвался Бобби.

– Я тебя прибью, гад. Ты чем там занимаешься?

– Да уж не «голубчиков» ищу… Постой, что ты имел в виду?

– То, что я вижу объект…

Джим не договорил, увидев в двух шагах от себя самого Гориллу-Кранга, который смотрел прямо на него.

– Часы, что ль, сломались? – спросил Нэт.

– Да, приятель, – улыбнулся Джим.

– Сейчас половина второго…

– Спасибо, друг, – поблагодарил Джим и опустил руку с «часами».

Кранг пошел дальше и вскоре скрылся в дверях бара «Цапля».

– Бобби, двигай к «Цапле», а то я уже нарисовался. Он меня узнает.

– Иду, – отозвался Боб Реслер и вскоре прошел мимо Джима, чувствительно задев его локтем.