– В корабельном кладбище? – Адмирал даже замер с зажженной зажигалкой.

– Именно… – Фонтен невольно улыбнулся. – Дело в том, что объекты заметно «фонят». Уровень позиционного излучения объектов слишком велик, поэтому нам необходимо кладбище старых военных кораблей, с которых не сняты энергетические установки. Это позволит объяснить столь высокий уровень излучения. Мы сможем найти десять, а лучше тридцать старых кораблей?

– Надо – значит, найдем тридцать кораблей… Найдем все, что нужно, доктор. Мы создадим все условия, лишь бы вы запустили хоть одного из этих роботов…

– Роботов?

– А как же их прикажете называть? «Злые духи»? – И адмирал не сдержал улыбки.

– Что ж, может быть, они и роботы, но роботы магические.

– Ох, – выдохнул дым Леггойн, – не люблю я этой мистики.

– Это не мистика, адмирал. Это – физика. Запредельная физика.

– За пределами чего она находится, эта физика? – уточнил адмирал.

– Увы, за пределами нашего понимания.

Низкие своды подземного хранилища выглядели так, будто их построили несколько веков назад. Фонтен понимал, что это только кажущийся эффект, но он ничего не мог с собой поделать. Потайные боксы нового хранилища действительно напоминали ему склеп принца Циркуса. Все здесь выглядело точно так же. Змеевидные потеки сырости, пятна желтоватой плесени и холод – совершенно естественный холод.

«Не хватает только маленькой таблички с заклятием», – подумал Фонтен.

К доктору тихо подошел старший инженер Браун:

– Сэр…

– Что? – отвлекся от своих мыслей Фонтен.

– Я только хотел сказать, сэр, что низкая температура поддерживается объектами самостоятельно…

– Что значит самостоятельно? – не понял доктор.

– Дело в том, сэр, что по сравнению с критической ситуацией на корабле все происходит с точностью до наоборот. Объекты поглощают тепло, и в боксах очень холодно. Как всегда, лидером выступает «номер 4». Возле его саркофага температура понизилась до минус сорока по Цельсию…

– Сегодня мы должны снять первичные показания с одного из них, Браун. Кого бы вы мне порекомендовали?

– Только не «четвертого», сэр.

– Может быть, «первого»?

Браун ничего не ответил. Он не мог поверить, что кто-то решится подойти к этим неизвестным существам в открытую, без защиты надежного охлаждающего слоя.

– Соберите-ка мне бригаду, Браун. Пусть будут два медика, вы с ассистентами и… Дюма и Гринсберг. Соберите всех этих людей в смотровом боксе и прикатите туда «номера первого»… В чем дело, Браун?

– Но, сэр… Дюма и Гринсберг умерли…

– Стоп, как же это я мог забыть… Действительно – они уже давно мертвы…

«Как же я мог забыть? Вот ведь как неловко вышло перед Брауном, теперь он, чего доброго, подумает, что я свихнулся…»

– Заработался, знаете ли. Конечно, пусть придут Лефлер и Чанг.

– Хорошо, сэр.

Браун ушел, а Фонтен опустился на стул и поежился. Здесь, на посту термоконтроля, было довольно прохладно. Возможно, объекты вытягивали тепло прямо сквозь большое смотровое окно.

Доктор покосился на дежурного оператора, который с подчеркнутым вниманием следил за показаниями приборов.

«Дурака валяет, шельма, – подумал доктор. – У парня с такой физиономией наверняка припасена бутылочка солдатского джина…»

– Как ваше имя, дежурный?

Оператор испуганно посмотрел на Фонтена и, вскочив на ноги, гаркнул:

– Тамп Флоренс, сэр!

– Послушайте, Тамп, у вас глоточка джина не найдется? А то здесь как-то прохладно.

– Как можно, сэр… Я ведь на посту…

– Ладно, Тамп, не жмитесь, неужели вам жалко глоточка дрянного джина для доктора Фонтена?

– Нет, сэр, не жалко.

Оператор пошарил в тумбочке и достал уже ополовиненную бутылку без этикетки.

– Пожалуйста, сэр. Только стакан у меня – того… Грязный…

– Ничего, давай какой есть, – махнул рукой Фонтен. Он еще раз взглянул через окно на саркофаги, и новый приступ крупной дрожи начал сотрясать его тело.

Пока Тамп Флоренс вытряхивал из стакана не то крошки, не то дохлых насекомых, доктор Фонтен запрокинул бутылку и сделал из горлышка два больших глотка.

– Вы уже обошлись, сэр? – подошел со стаканом дежурный.

– Да… Спасибо, Флоренс… – Доктор вернул бутылку. – Это было незабываемо…

Он еще раз взглянул внутрь бокса, и ему показалось, что он увидел тень. Да, это была движущаяся тень. Фонтен даже поднялся со стула, думая, что кто-то из сотрудников вошел в бокс, но там никого не было. Опутанные трубками и проводами саркофаги были закрыты, и их крышки держались на мощных винтах.

На посту появился Браун:

– Все уже в сборе, сэр. Выкатывать «первого номера»?

– Да, Браун, идемте. – Фонтен поднялся со стула и, проходя мимо Флоренса, заговорщически ему подмигнул. Тот расплылся в довольной улыбке – как же, угостил самого Луи Фонтена.

«А вот с Дюма и Гринсбергом я, конечно, дал маху», – подумал доктор. Он вспомнил, как тогда, под сумрачными сводами склепа, эти двое, подбадривая себя шуточками, вскрыли печать заклятия.

Они еще пошутили, что делят ответственность пополам. Как оказалось, смеялись они зря – смерть их была страшной.

Медики ничего не смогли поделать – заболевание было неизвестным. Вскрытие тоже не дало никакого результата. Пролежав одну ночь в морге, трупы изменились так, будто несколько месяцев провалялись в болоте.

Это были неприятные воспоминания, и Фонтен постарался переключиться. Он думал то о деньгах, то об оставленной кафедре в университете, то о женщинах – ведь он был еще не так стар. Но как Луи Фонтен ни старался, его мысли возвращались к опасности и уже понесенным потерям.

«Что будет, если из-за моего неумения объекты сумеют активизироваться? – задавал себе вопрос доктор Фонтен. – С другой стороны, принц Циркус умел держать своих кровожадных псов в повиновении. Так неужели я, доктор наук, профессор, создатель теории психокинетики, не сумею разобраться в том, что знал полуграмотный Циркус?..»

Фонтен намеренно накручивал себя, чтобы обрести все чаще ускользавшую от него уверенность.

Наконец они с Брауном вышли в ярко освещенное помещение, где уже ожидала исследовательская бригада. Все были одеты в защитные комбинезоны и напоминали группу похудевших пингвинов.

– Здравствуйте, господа, – приветливо поздоровался доктор Фонтен.

– Здравствуйте, сэр, – ответили ему, впрочем без особого энтузиазма. Эти люди просто боялись. И особенно боялись биологи – Лефлер и Чанг, ведь они хорошо знали погибших Дюма и Гринсберга.

Двое ассистентов из команды технологов инженера Брауна помогли Фонтену надеть защитный комбинезон. Затем в абсолютной тишине в комнату вкатили саркофаг с «номером первым».

Все участники тотчас опустили защитные маски и приготовились к работе.

«Вот и хорошо, а то стоят такие бледненькие, потерянные – смотреть противно», – подумал Фонтен.

Технологи начали освобождать крышку – всего двенадцать болтов. Один болт, второй, третий – все меньше преград отделяло «номера первого» от мира живых людей. Все это чувствовали, все это понимали. Первобытный, интуитивный страх рождался из ниоткуда и настойчиво полз по позвоночнику холодной змейкой.

Последний крепежный болт скользнул в руку ассистента, и инженер Браун посмотрел в сторону Фонтена. Тот кивнул, не колеблясь ни секунды, опасаясь, что, промедли он еще немного, и у него не хватит духу отдать это распоряжение.

Крышка отошла в сторону, и взорам бригады предстало то, что они привычно называли объектом «номер один».

Медики сразу расслабились – уж им-то не нужно было объяснять, что мумифицированный труп уже не опасен.

– Откуда брать образец ткани, сэр? – спросил Браун.

– Берите откуда хотите – это не принципиально, – ответил доктор.

Медики стали брать образцы, а биологи ватными тампонами снимали пыль, надеясь найти те самые болезнетворные бактерии или вирусы, которые убили их товарищей.