– Вы ужасный человек, Антон! – сказала она с гневным осуждением.
– Я часто вижу ужасные вещи, Мария. В детдом не попадают счастливые дети из благополучных семей. Поверьте, в мире много зла, причём именно там, где меньше всего ожидаешь.
– Простите… – поняла, остыла. Выглядит адекватнее своего супруга. – Нет, я совершенно уверена, что ничего такого не было. У них просто хорошие отношения брата с сестрой. Он так мечтал о сестре!
– Сколько ему?
– Девятнадцать.
– В два года мечтал?
– Что?
– Ей шестнадцать, минус девять месяцев…
– Э… Ну, да…
Забавненько.
– Скажите, Мария, она когда-нибудь говорила о своём желании уйти?
– Нет, никогда! Мы были… Мы счастливая благополучная семья!
– Она не вела себя странно перед уходом? Какое-то необычное поведение?
– Нет, всё как всегда.
– А «как всегда» – это как? Чем она занималась? Чем увлекалась? С кем дружила?
– Ну… Знаете… Как все подростки… То тем, то этим…
– Вы говорили, что вы «лучшие подруги» и она вам всё рассказывает. Когда вы в последний раз беседовали с дочерью?
– Ну… вот так сразу не вспомню… Я, знаете ли, не веду календарь бесед с детьми!
– А о чём вы разговаривали?
– О… А почему вы спрашиваете? – рассердилась мама. – Мне кажется, вы нас в чём-то подозреваете! Вы негативно настроены! Вы нам не верите!
– Спасибо, на этом всё. Позволите поговорить с вашим сыном?
– Он совершеннолетний, – буркнула она, вставая. – Но я надеюсь, вы не станете оскорблять его своими отвратительными гипотезами.
– Покажешь комнату сестры? – спросил я Василия.
– Конечно. На втором этаже.
– Вы общались? – спросил я, пока мы поднимались по лестнице. Взгляды родителей жгли мне спину лазерами.
– Да, а как же иначе?
– Братьям часто скучно с сёстрами.
– Джиу совсем не такая, как другие девчонки! Она классная! Она всё понимает!
– Здорово. Это тебе повезло.
– Я поверить не могу, что она вот так, ничего не сказав… Может, её кто-то заставил?
– Алёна не показалась мне напуганной или принужденной. Она выглядит очень уверенной в себе девочкой.
– Да, – вздохнул брат, – она такая. Крутая и ничего не боится. И умная. И красивая… Вот её комната.
Он толкнул дверь, и мы вошли в светлую мансарду со скошенным потолком и световым люком в нём.
Стол. Кровать на втором уровне, внизу кресло-мешок. Несколько мягких игрушек, изображающих неизвестных мне мультперсонажей. Шкаф с одеждой. Пустые стены. Пустое всё. Пустое для меня – для хозяйки комнаты проекционные поверхности рисуют и постеры на стенах, и украшения, и даже, возможно, пейзаж за окном. У детей больше нет ни книг, ни гаджетов, ни интерьеров. Для них наступило время кобольда.
– Всё выключено, – сказал Василий. – У меня есть доступ, но теперь ничего не осталось. Кажется, она удалила личный паттерн. Наверное, и правда не собирается возвращаться.
Парень искренне расстроился.
– Расскажи про неё, – попросил я.
– Что?
– Что-нибудь. Всё равно что.
– Ну… Она необыкновенная, понимаете? Вот я – обычный. А она – чудо! О чём угодно с ней можно говорить. О музыке, о фильмах, об играх, об отношениях… Другие девушки не такие.
– А у тебя много знакомых девушек?
– Ну… так… не очень, – признался он.
Готов спорить, что ни одной. То-то он так влюблен в сестру. Но не в плохом смысле, нет. Парень вроде правильный.
– А у неё много друзей? Кроме тебя.
– Честно сказать, не знаю точно. Но думаю, что нет.
– И мальчика нет?
– Мне кажется, нет. Она бы рассказала. Говорит, они все придурки.
Знакомая картина. Моя Настя в шестнадцать считала так же. Впрочем, похоже, и сейчас считает. Вряд ли мне грозит в ближайшее время стать дедушкой.
– А чем она увлекалась?
– Ну, мы с ней болтали, ходили на речку, катались на электровелах, вместе смотрели Дораму…
– Какую линейку?
– «Время К». Она даже просила звать её Джиу, как ту девчонку, ну, знаете…
У меня полон дом подростков. Многие смотрят как раз линию «Время К», она самая молодёжная. Страсти-мордасти, любовь-морковь, урамаваши с вертушки по щщам. Очень драматично. Совместные интерактив-просмотры в гостиной, с бурными обсуждениями. Большая Дорама сейчас – главный культурный феномен. И почти единственный.
– Она её косплеит?
– Нет, Алёна не косплейщица. Да и наноскина у неё нет.
– Просто похожа?
– Ну… Разве что чуть-чуть…
– Ладно, пойду я. Что-то от тебя передать?
– Передайте, что я скучаю. Но пусть она поступает, как считает правильным.
– Передам, – кивнул я и открыл дверь в коридор.
– Чёрт! – столкнувшаяся со мной Мария с досадой смотрела, как по моей рубашке расплывается багровое пятно. – Простите. Это вино легко отстирывается, хотите, я кину в машинку?
Она что, подслушивала под дверью с бокалом в руках?
– Не стоит, я доеду на такси и переоденусь дома.
– Ну, как хотите. Вы закончили свои допросы?
– Это не допросы, но я закончил.
– И что решили?
– Вы узнаете первой, обещаю.
Глава 3. Кэп
Always speak the truth,think before you speak,and write it down afterwards.Lewis Caroll. Alice in Wonderland
________________________________________
За открытой теперь решёткой – тамбур и деревянная дверь. В тамбуре стул, стол, железный шкафчик, похожий на оружейный. Пост охраны? Кого? От кого? Натаха тут же пооткрывала ящики стола – пусто. Пыль и засохшие тараканы. Оружейный ящик тоже пуст. Значит, моя монополия на пистолет вне опасности. Дверь не заперта, но разбухла и заклинила – открылась, только когда мы с Натахой налегли вдвоём.
– Тут что, баня? – недоуменно спросила наша «шпалоукладчица».
В коридоре за дверью темно, жарко и влажно. Сэкиль щёлкнула фонариком, осветив облезлые стены и пар над полом. Жара страшная, градусов за пятьдесят. Или от влажности так кажется?
– Я бы в баньке попарилась, – сказала задумчиво Натаха, – люблю это дело. Особенно когда есть кому веничком отходить.
– Оу, это не похозе на сэнто, – ответила ей Сэкиль. – Это похозе на паровоз. Трубы, трубы…
По стенам проложены ржавые трубопроводы, где в драной теплоизоляции, а где и без. Котельная? Возможно, именно отсюда поступает горячая вода в наш душ. Впервые – на моей текущей памяти – мы нашли что-то инфраструктурное, а не просто коридоры с комнатами. Может быть, это прорыв. Только куда?
– Осень зарко, – вздохнула Сэкиль и, ничуть не смущаясь, сняла через голову рубашку. Под ней ничего. Кроме сисек, разумеется. Кожа тут же покрылась мелкими бисеринками пота. Меня хватило метров на тридцать коридора, и я тоже снял футболку. Штаны не стал – мужик в трусах с пистолетом смотрится глупо.
– Селёдка костлявая, бесстыжая! – завистливо сказала Натаха.
– Раздевайся, зарко! – Сэкиль скрутила рубашку в плотный компактный валик и убрала в сумку.
– Потерплю! – упрямо ответила Натаха, утирая закатанным мокрым рукавом красное потное лицо.
– Ну и дура! – фыркнула азиатка.
– Сама ты дура…
– Хватит, – остановил их я, – пойдёмте уже.
Вскоре вышли к развилке – коридоры направо и налево, трубы, ветвясь врезками и плодонося вентилями, разбежались по сторонам, как древесная крона. Сгоны кое-где сифонят паром, температура поднялась до едва переносимой. Ощущение, что мои яйца скоро будут вкрутую.
– Куда, Кэп? – Натаха тяжело сопит, но держится, даже рубашку не сняла.
Комплексует рядом с Сэкиль. Как будто без одежды сравнение станет слишком наглядным. А та и рада, как специально дразнится. Идёт рядом, светя фонариком и иногда касаясь меня бедром. Дверь, заклиненная вставленным снаружи в ручку газовым ключом. Натаха его вытащила и хозяйственно прибрала в чемоданчик.
За дверью пахнущий влажной горячей пылью душный тёмный чуланчик. Я не сразу понял, что тут кто-то есть, – такая она чёрная. Чёрная, как калоша, мокрая, по пояс голая и почти неживая. Кто-то примотал её цепью к трубе и оставил умирать от жары и жажды.
