***

– Клюся, а где наш красавчик? Почему я его не вижу?

– Эдуард-то? С утра чирикал с твоей дочерью, распуская хвост. Потом не знаю. Может, они пошли гулять? Бредут где-нибудь, держась за ручки…

– Я ему ручки-то повыдергаю! Теперь можно! Он ещё мой зам, но уже не имеет голоса на Совете.

– А что так?

– Меня признали не очень опасным для окружающих. Даже немного обидно.

– Так тебя не госпитализируют в тихую палату с мягкими стенами?

– Ты расстроена?

– Конечно. У меня были планы навещать тебя, чтобы полежать в тишине на мягком. Но я уверена, что медицина разберётся и исправит свою ошибку.

– Если Эдуард объявится, дай мне знать. Мне про него сказали странное, я беспокоюсь за Настю.

– Она выглядит… Скажем так – увлечённой.

– Ну почему, когда всё и так сложно, близкие усложняют жизнь ещё больше?

– Это риторический вопрос, я надеюсь?

***

– Нетта, ты не могла бы… Нетта?

Тишина.

– Ты опять дуешься на меня? Эй! Ну перестань. У меня важные новости про Марту.

Тишина.

– Да блин, ну, Нетта!

Тишина. О, женщины! Когда и чем я успел её обидеть?

Замерцал вызов проекции. Вот так, да?

– Нет… А, привет, Микульчик. Ты что-то забыл мне сказать? Сделал переучёт капсул и нашёл ещё пяток моих знакомых?

– Так это не ты?

– Не я! Клянусь! А что случилось?

– Две капсулы в твоём заведении переведены в режим суточной загрузки и активированы. Я подумал, это ты ушёл в вирт-загул на радостях, но решил проверить. К слову – ставить капсулы на максимальный срок опасно для психики.

– Да уж я в курсе.

– И ты не знаешь, кто это? У тебя что, к ним свободный доступ, как в сортир? Антон…

– Заткнись, Микульчик. Будь на связи, я проверю.

Я знал, кто там. Догадаться несложно – доступ, кроме меня, только у одного человека. У дочери. Чтобы она, если что, могла отключить меня.

– Микульчик, их можно вытащить? – спросил я, разглядывая незнакомую комбинацию огоньков на крышке.

– Только аварийным протоколом. Но я не советую. Очень травматично для психики.

– Более травматично, чем проторчать там сутки?

– Никакого сравнения.

– Тогда чёрт с ними, пусть гуляют.

– И кто это у тебя там?

– Не твоё дело. Я разберусь.

Микульчик обиженно отключился.

У моей дочери довольно необычное свидание. Но может быть, это и к лучшему. По крайней мере, что бы между ними там ни случилось, маленьких Эдуардиков она в подоле не принесёт. Не в этот раз.

– Нетта! Да Нетта же! Где ты, когда так нужна?

Тишина. Игнор. Одиночество. Хреновый денек. И ночь не обещает быть безмятежной. А не пойти ли мне поспать? Я уже не так молод, чтобы скакать сутками.

Вернулся в комнату, немного поразмышлял на тему, является ли внеплановый отход ко сну конвенциональным поводом для внепланового приёма алкоголя. Пришёл к выводу, что является, но полуповодом. То есть, граммов сто, не больше. Ну ладно, сто пятьдесят.

И немедленно выпил.

***

Разбудил меня Миха – пришло время смотреть Дораму.

– Я хочу себе такую сестренку! – сказал он, глядя как девочка отважно преодолевает препятствия между собой и конфетами.

Табуретка, стол, табуретка на стол… Упорная и целеустремлённая девица в полосатых гольфах.

– У тебя есть сестра, – напомнил я.

– Она взрослая!

– Эта девочка тоже однажды вырастет.

– Это ещё когда будет!

Я подумал, что дети вырастают куда быстрее, чем кажется.

– Пап, у неё же нет родителей. Ты можешь её, как это… усыновить?

– Удочерить, Мих, девочек удочеряют. Знаешь, чтобы дружить с девочкой, она не обязательно должна быть твоей сестрой.

Миха задумался, осмысляя новую концепцию. В «Макаре» все дети старше него минимум на пять лет, это пропасть в таком возрасте. Я смотрел, как девочка, опасно балансируя на табуретке, набивает карманы конфетами. Если она их слопает, у неё что-нибудь слипнется.

– А давай ты её возьмёшь? К нам, в «Макара»?

– Я бы забрал, но она же в Дораме.

– А Дорама где?

– Я не знаю точно, Мих, – признался я.

– Но ведь Джиу пришла к нам! А ещё я видел там твою подружку, значит, это не далеко!

– У меня есть подружка?

– Нетта же! Она сегодня там была. Ой, она просила тебе передать! Я совсем забыл!

– Ты смотрел Дораму без меня?

– Чуть-чуть, – признался Миха. – Тебя нигде не было, а я хотел посмотреть, как там Ксюша.

– Ну, Мих! Мы же договаривались!

– Но я же совсем капельку!

– Миха!

– Ладно, ладно, пап. Я больше не буду. Разве что иногда… – и со смехом увернулся от подзатыльника.

– Так что Нетта?

– Открыла Ксюше дверь. Она никак не могла, а Нетта влезла в окно и открыла изнутри. А ещё сказала, что пойдёт за Настей. Просила тебе передать, чтобы ты нашел её на берегу срочно. Но сначала ты спал, а потом я забыл. Ничего не случилось?

– Не знаю пока. Пойду, пожалуй, проверю.

– Так мы возьмём Ксюшу?

– Если она попросит – обязательно.

– Спасибо, пап, ты самый лучший!

***

– Клюся, можно к тебе?

– Я не одета!

– Значит, нельзя?

– Значит, можно! Но хотя бы сделай вид, что не пялишься.

Клюся в трусах и майке на лямках. По бёдрам вьется кельтский орнамент наноскина, по плечам – абстрактный узор. Может быть, даже цветной. Мой выборочный дальтонизм окрасил только светящуюся оранжевую каплю люминесцентной серьги.

– Ты все равно пялишься.

– Разве наноскин не для этого?

– Защитный камуфляж. Все видят его и не видят меня. А ты смотришь на мои ляжки! Это неприлично, похотливый старик!

– Тьфу на тебя. Я по делу.

– Да уж кто бы сомневался. Перед ним роскошная молодая женщина фланирует в неглиже, а он, игнорируя её красу…

– Так пялюсь или игнорирую?

– Пялишься на ляжки, игнорируя меня.

– Клюся!

– И клюськаешь. Ладно, что тебе надо, кроме как облапать меня взглядом?

– Мне кажется, Настя в беде.

***

– Давай я уточню ещё раз – твоя галлюцинация явилась к твоему сыну в Дораме и сказала…

– Нетта – не галлюцинация. Ты её видела, Настя её видела, Миха её видел…

– Не обижайся, но ты фиктор. То есть, метаэксгибиционист – галлюцинируешь на публику. Иногда мне кажется, что я тоже «Эротическая фантазия Аспида номер два».

– Номер два?

– Номер один, разумеется, Нетта. Куда мне до неё… Так что ты от меня хочешь?

– Подежурь у капсулы. Подай сигнал на выход, если я не выйду сам.

– Говно вопрос. И да, я ничуточки за тебя не волнуюсь, не думай.

Однако наноскин на её руках (штаны она всё же надела) помрачнел и ушёл в готику.

***

На берегу Нетты нет. Следы босых ног на песке ведут в пещеру, где раньше был гроб Фигли, нашей самоназначенной покойницы.

Сейчас гроба нет, да и пещеры, в общем, тоже. Белая деревянная дверь с пластмассовой единичкой, прибитой бронзовыми обойными гвоздиками к полотну. Я нажал кнопку, противно зазуммерил электромеханический звонок, шаги, замок щёлкнул.

– Заходи, пап.

Настя посторонилась, пропуская меня в небольшую тёмную прихожую.

– Можешь не разуваться, Нетта всё равно песка натащила…

Нетта сидит в продавленном старом кресле, поджав под себя босые загорелые ноги. Рядом на тумбочке голубой пластмассовый телефон с диском. Провод по-прежнему короткий. Её янтарные глаза смотрят на ту, что стоит у окна. Окна на скучную улицу почти забытого мной города.

– Здравствуй, Антон.

– Привет, Анюта. Не думал, что увидимся.

– Мы всё ещё кружим в ночи, и нас всё так же пожирает пламя. Но у нас с тобой прекрасная дочь.

– Самая лучшая. Хорошо, что ты её увидела. А это… – я показал на Нетту.

– Мы уже познакомились. И нет, я не ревную тебя к твоему одиночеству.

Нетта очень серьёзно и благодарно ей кивнула.

– Ты всё понимаешь, – сказала она, вставая. – Я сделаю чай.

– Сахар в шкафчике над столом, чай в жестяной банке со слонами, левую конфорку не зажигай, она сломана, ставь чайник на правую, – напутствовала её Анюта, и Нетта пошлепала босыми ногами в темноту коридора.