Но поздно, мой палец уже закончил свой путь вниз.
Назовём это «коллапсом волновой функции».
***
– Опять блудили? – Натаха стоит, уперев толстые руки в то место, где у людей бывает талия. – И опять без меня?
Она не ревнует. Отношения в нашем триумвирате далеки и от любви, и от ревности. Они даже от дружбы далеки, пожалуй. Просто вместе мы чувствуем себя хоть чуть-чуть живыми. И если секс помогает – да будет секс. Нам его друг для друга не жалко.
– А я кое-что интересное нашла, между прочим! Одевайтесь, покажу.
– Я думал, ты уже сто раз тут нашла всё, что можно было найти, – удивляюсь я, но трусы натягиваю.
– Я тоже так думала. А поди ж ты. Как много нам открытий чудных!
– Вот! – продемонстриовала она с гордостью. – Экая фигня, зацените!
Здоровенный кусок стены отвалился и лежит на полу, обнажив толстую, в мой обхват, ржавую трубу.
– Ты её зопой сто ри задера?
– Молчи, Сека, моя жопа – моё богатство! Но нет, я вообще не трогала. Труба, видите, лопнула. Прямо внутри стены. Сначала шёл пар, потом он остыл, текла вода… Постепенно размыло. Вода всё ещё течет, видите? Но уже без напора. У нас с напором вообще беда.
Последние дни вода из нашего очередного душа еле течет, да и температура оставляет желать лучшего. Натаха пытается найти другую трубу, но пока без успеха.
– И что в этом интересного, Нат? Ещё одна труба…
– Она уходит не вниз и не вверх. Она уходит в стену. Перпендикулярно. Вот здесь, -Натаха пнула колено трубы внизу, у пола.
Действительно, толстенная труба загибается под прямым углом, переходя из вертикальной (я уже выучил, что это называется «стояк», и ничего неприличного в этом слове нет) в горизонтальную.
– И что?
– Сека, ну хоть ты поняла? – Натаха посмотрела на меня с обидной жалостью. – Тупорогии эти твои…
– А ведь и правда… – Сэкиль смотрит на Натаху с восхищением. – Натаса, ты умниса! Ведь там зе её нету, да?
Она показала пальцем себе за спину.
– Она уходит в стену, но не выходит из стены напротив? – начало доходить до меня.
– А знасит, мы неправирьно представили топорогию места! Там есть сто-то есё!
– Скорее всего, просто техническая шахта, – снизила накал страстей Натаха. – И всё же, я бы поглядела.
– Но как? За трубой стена целая, размыло только нашу сторону. Судя по толщине, долбить мы её можем годами…
– Не надо долбить! Пролезем по самой трубе! Вот здесь на сгибе шов разорвало, а там, верху, видите – болтовой сгон. Если его раскрутить, то мы запросто отломим этот кусок, потому что рычаг тут приличный. Загоним ломик в щель…
– Грубая ты всё-таки зенсина… – вздохнула Сэкиль. – «Ромик в ссерь»… «Нефритовый стерзень в ясмовую вазу» звусит гораздо изяснее!
– Ты о чём-то кроме траха думать вообще можешь?
***
Трубу мы отломали. Разумеется, оказалось это не так просто. Пришлось, как выразилась Натаха, «поебстись», и речь идёт не о сексе. И вот мы стоим и смотрим в мокрый ржавый зев.
– А как там вылезать? – спросил я. – Изнутри трубу не открутишь.
– Я надеюсь, – ответила Натаха, – что там есть большой разрыв. Судя по деформации, гидроудар был в ту сторону. Тут только швы расселись, а там могло хорошо так раскрыть.
– Надеесся? Думаесь? Могро? А есри нет? Я зе визу, как ты на меня смотрис! Твоя торстая зопа сюда не прорезет, да?
– Пролезет, наверное, – вздохнула Натаха. – Но я там не повернусь. А ты тощая.
– Я стройная! У меня хоросая фигура! Кэп, скази ей!
– У тебя отличная фигура, – примирительно сказал я, – а Натаху мы любим не за это. Но если кому лезть, то всё же тебе. У меня плечи широкие, у неё таз.
– Таз – это в сём стирают трусы. А у Натаси – зопа. Зописся. Свороси вы, а не друзья… – вздохнула Сэкиль. – Есри я застряну, то буду орать, пока не сдохну! А это дорго! Пусть вам будет стыдно!
– Мы тебя вытащим, если что, – заверил я.
– Конесно-конесно…
И она полезла, толкаясь локтями и коленями. Мы смотрели, как исчезают в трубе подошвы её грязных кед.
– Сама она жопища, – буркнула Натаха. – Вот же вредная баба.
– Я всё срысу! – донеслось из ржавой темноты. – Тут хоросая акустика! А есё тут и правда дырка!
– Между ног у тебя дырка! Точнее можешь сказать?
– Труба консяется, я могу вырезти! Она оторварась!
– Что ты там видишь? – спросил я. – Не вылезай, просто посвети фонариком.
– Тут такой как бы кородесь, прохо пахнет и много крысов! Я боюсь крысов! Я вырезаю обратно!
В трубе зашуршало и вскоре кеды показались обратно. Они стали гораздо мокрее и грязнее. Да и сама Сэкиль…
– Боже, ты как из жопы вынутая! – неделикатно прокомментировала её внешний вид Натаха.
Ржавая мокрая грязь, скопившаяся на дне трубы, превратила азиатку в нечто влажно-коричневое.
– Мне сросьно нузен дус! И переодесся! И заткните сем-нибудь трубу, там много-много крысов! Я их боюсь!
***
Пока Сэкиль отмывалась и отстирывалась, мы завалили трубу строительным мусором. Действительно, только крыс нам тут не хватало.
– Я думаю, это центральная шахта мусоропровода, – сказала Натаха.
– Он, вроде, прилично так в стороне.
– В стороне – этажный ствол. Но мы знаем, что этажи идут со сдвигом, так?
– Ну, наверное…
– Если бы ты Секу реже драл, а чаще слушал, то запомнил бы про лестницу этого, как его…
– Эшера?
– Не, другана его, на «П», математика…
– Пенроуза?
– Вот, именно. Которого тупорогия.
– Топология.
– Слышь, я не дура. Просто Сека так смешно это выговаривает…
– Прости, Натах, вовсе не считаю тебя дурой. Не хотел обидеть.
– Кто меня обидит – трёх дней не проживёт… – пробурчала Натаха. – Видел бы ты мой байк! Интересно, кто на нём теперь гоняет? Надеюсь, мой сын.
– Ого, ты вспомнила сына?
– Очень смутно, Кэп. Его зовут Степан.
Глава 22. Аспид
“How do you know I’m mad?” said Alice.“You must be,” said the Cat, “or you wouldn’t have come here.”Lewis Caroll. Alice in Wonderland
– Можно поинтересоваться твоим полом? – спросил я темнокожее.
– А вам зачем? – напряглось оно.
– Из соображений филологических и организационных. Глаголы русского языка имеют род и гендерные окончания. Удобнее разговаривать, зная пол собеседника. Кроме того, мне надо вас разместить на ночь. Степана на мальчиковую сторону, Джиу – на девочковую, а тебя?
– Писаю я сидя, если это вам так важно.
– Принято. Сейчас подготовим комнаты. Настя, зайди, если не сложно.
Дочь, удивлённая поздним приглашением, явилась через пару минут.
– Ëбушки-воробушки! – сообщила она в пространство, застыв на пороге. – Команда Джиу! Скажите мне, что вы просто хардкорные косплееры, пожалуйста!
– Нет, – ответил Степан, беззастенчиво пялясь на её ноги, – никакие мы не косплееры.
– Ты его дочь? – спросила Отуба.
– Неужели похожа?
– Ничуть. Ты красивая.
– Э… – озадачилась Настасья. – Ну ладно. Пусть так. Но блин, папахен, это же Команда Джиу! Откуда ты их взял?
– Долго объяснять. Можешь подготовить три комнаты из резерва? Сама, не надо ребятам знать. Одна на мальчуковой стороне и две…
– Да знаю, я же их смотрю! Блин, ни за что бы не поверила! Думала, они все чистый вирт! Ну, отец, ты умеешь удивить! – Настя ушла, качая головой.
– У неё будет много вопросов. У меня тоже, – признался я. – Но их можно отложить на завтра.
– Не думаю, что вам нужны эти ответы, Антон Спиридонович, – сказала строго Джиу, – но спрашивайте.
– Может, просто расскажешь, что происходит?
– Антон Спиридонович, – вздохнула Джиу, – я не могу предсказать последствий.
– Последствий чего?
– Того, что вы узнаете.
– Всегда лучше знать, чем не знать.
– Кот бы с вами не согласился.
Я посмотрел на кота. Чёрная сволочь мне подмигнула.