– Итак, чтобы разрешить возникшее недоразумение, – справился с неловкостью Эдуард. – Я не представлялся директором. Я сказал, что я, возможно, будущий и.о. директора. Эту должность мне предложили буквально сегодня утром, и прежде чем принять решение, я решил поближе познакомиться с вашим замечательным учреждением и его текущей администрацией.

– Откажитесь, – серьёзно сказала Клюся. – Настоятельно советую.

– Прошлому претенденту накладывали швы, – поддержала её Настя.

– Я наслышан о ваших талантах, Антон Спиридонович, – ничуть не испугался Эдуард. – Но я всё же рассчитываю на мирный исход нашей встречи.

– Зря, – сказал я, хотя вовсе не собирался немедленно его бить.

Моя репутация преувеличена, я не кидаюсь на первого встречного. Максимум на второго-третьего, да и то он должен нарваться.

– Не надо агрессии, поверьте, я более всех заинтересован в установлении хороших отношений со всеми присутствующими, – и он подмигнул моей дочери.

Худший способ завоевать моё доверие. Но она слегка покраснела и потупилась. Чёрт, природа, злобная ты сука! Девушка не может не реагировать на гендерные сигналы такой интенсивности.

– Видите ли, Антон Спиридонович, ваше отстранение – дело решённое. На сегодняшнем заседании попечительского совета вы перестанете быть директором, это, фактически, уже формальность.

– Сегодняшнем?

– Вас ещё не известили? Да, сегодня вечером. Поверьте, я не желал бы этого, но у меня пока нет голоса на совете. Пока – потому что сегодня он появится. И я хочу отдать его за то, чтобы вас оставили. Не директором, конечно, но на какой-то менее ответственной должности – почему нет? Здесь полно дыр в штате, займёте любую. Я поспрашивал – против вас все, кроме ваших воспитанников. Но они горячо на вашей стороне, это многого стоит. Дети вас ценят, а мне только предстоит завоевать их доверие. Ваша поддержка мне в этом очень поможет, а вы останетесь с ними и сгладите неизбежные сложности переходного периода. Согласитесь, им будет меньше стресса в вашем присутствии!

– Переходного куда?

– Учреждение ждут большие перемены. Во-первых, переезд…

– Ах, вот оно что…

– Антон Спиридонович, не спешите с выводами! Я видел помещение – это новое здание, светлое и просторное. Ну и что, что на окраине? Какая детям разница? Город небольшой, прогуляются. Здесь, конечно, историческое место, но уж очень оно… Мрачновато, не находите? Давайте смотреть в будущее позитивно! Раз уж оно неизбежно…

– Неизбежно, значит…

– Папа? – дочь меня хорошо знает, и интонация, с которой я это сказал, ей не понравилась.

– Увы, слишком влиятельные силы в этом заинтересованы, так что примите переезд как свершившийся факт и ищите в этом положительные стороны. Например, реорганизация на этом фоне будет менее травматична.

– Ещё и реорганизация?

– Ну разумеется! Вы, уж простите, Антон Спиридонович, ведёте дела совершенно волюнтаристским образом, с нарушением всех и всяческих норм и предписаний. Да, дети вас любят…

– Может, именно поэтому они его и любят? – спросила Клюся. – Потому что он кладёт на этот миллион правил, которые выдумывают бюрократы, в жизни не видевшие живого ребенка?

– Поймите, девушки, – Эдуард засиял идеальной, эталонной, достойной палаты мер и весов улыбкой. – Так не может продолжаться вечно! Система не может быть завязана на личные качества одного человека! Он полностью игнорирует контроль! Окажись на его месте кто-то менее достойный…

– Например, вы? – прямо заявила Клюся.

– Дорогая Клюся! Меня пока рано оценивать в этом качестве! Я говорю именно об этом – всё должно быть устроено так, чтобы должность и личность не зависели друг от друга! Директор – это административная функция, и, при соблюдении необходимых требований…

– Хотите заменить личность должностью? – спросил я.

– Не я! Не я хочу! Это нормальное общественное требование! Не должно быть незаменимых, на которых всё держится! Даже если им льстит быть таковыми – это неправильно! Потому что однажды их всё равно приходится заменять! Вот как сейчас…

Дочь сильно сжала мой локоть. Это спасло Эдуарда от расходов на пластику лица и, возможно, стоматологическое протезирование.

– Уходите, – сказала ему Клюся. – Прямо сейчас заткнитесь и уходите.

– Вы не правы, это бессмысленно. Я вернусь завтра, но уже в качестве директора!

– Зато, возможно, своими ногами, – угрожающе постучала битой по ладони Клюся.

– Жаль, что вы не настроены на конструктивное сотрудничество, Антон Спиридонович! Очень надеюсь, что ваша позиция изменится. Прошу прощения, что выступил дурным вестником, но уж лучше я, чем кто-то другой. Поверьте, у меня самые лучшие намерения!

И он ушёл, так и не получив по морде. Что, разумеется, правильно, но очень, очень обидно.

– Экий он… Эдуард! – сплюнула Клюся с досадой.

– Хм… А может, он в чём-то и прав… – задумчиво сказала дочь.

– Настёна, не ведись на смазливые личики! Если мужчина выглядит как бог, то молится он только на себя.

– А, то есть, ты заметила, что он симпатичный?

– Слепой бы заметил! Но, Настюха, поверь старшей подруге – к чёрту красавчиков! Вон, на отца своего посмотри!

– Ну спасибо, блин… – покачал головой я. – Ты умеешь поднять самооценку!

– Ой, ещё скажи, что ты ни капельки на него не запала! – ткнула Клюсю пальчиком в поясницу дочь.

– Ничуть! Красавцы – не мой типаж. Я на их фоне невыгодно смотрюсь. Кроме того, я, может быть, ещё не оставила надежду стать твоей мачехой!

Клюся обняла меня, чмокнула в щеку и скривилась.

– Блин, ну ты бы хоть побрился! И душ принял!

– Я только с пробежки. А между мной и душем – очередной Эдуард. Что за жизнь такая? Не разбредайтесь, я скоро. Надо бы всё обсудить.

Я шагнул в гостиную и уперся во взгляды стоящих плотной группой детей. Здесь, кажется, были все.

***

– Что происходит? – спросила Карина.

Голос её напряжён, взгляд тяжёлый.

– Спокойно, Карин, не заводись.

– Тондоныч, кто этот человек?

– Тондоныч, неужели опять?

– Почему они от нас не отстанут?

– Тихо, ребята, не все сразу. Я всё расскажу, сядьте.

Постепенно все расселись, кроме Карины – она продолжила стоять, сверля меня злыми глазами.

– Итак, не буду скрывать – положение сложное. Сегодня вечером заседание попечительского совета, и есть ненулевая вероятность, что меня снимут.

– Тихо! – осадил я зашумевших детей. – Пока не сняли же. Так вот, если всё-таки снимут, то этот… Эдуард… В общем, он будет новым директором.

– Мы не хотим!

– Не надо нам нового!

– Да что такое!

И только Карина стоит и смотрит. И это меня тревожит больше, чем крики негодования.

– В этом случае, – продолжил я, – прошу всех соблюдать спокойствие, не устраивать демонстраций, митингов и акций публичного неповиновения. В конце концов, он, может быть, не так и плох.

– Нам все плохие, кроме вас! – заявила уже успевшая пустить слезу Олюшка. – Мы вас лю-ю-юбим!

– Вам просто выбирать не из чего, – невесело усмехнулся я. – Может, вам с ним даже лучше будет, откуда вы знаете? Он вас тренировками мучить не будет.

– Мне нравятся тренировки, – жёстко сказала Карина, – а он мне не нравится.

– Тондоныч, – тряхнула синей челкой Мила, – это же не в первый раз, и вы всегда побеждали. Вы же и сейчас победите, да?

– Разумеется, – соврал я, – но всё же будьте на всякий случай готовы к переменам. И помните, что не всегда они к худшему.

– Карина, – осторожно обнял девочку за окаменевшие плечи, – пойдём, я тебе макивару подержу.

Так что в душ я попал только через час, в течение которого Карина выводила стресс, избивая мешки и меня. Мне, впрочем, почти не досталось, потому что опыт и техника пока побеждают молодость и задор. Скорость у неё хорошая, энергии хоть отбавляй, злости вообще выше крыши – но выучка пока слабая.

– Я готова была его убить, – призналась она.

– Ещё мешок попинаешь?