– Нам точно надо повторять пройденное, Кэп? – недовольно спросила Натаха. – В прошлый раз так себе получилось. Хотя да, вам-то, небось, понравилось…

– Отцепляй, – велел я, и она завозилась, брякая инструментом.

А я вышел в коридор, ждать гостей.

Встретил их с пистолетом в руках, держу стволом верх.

– Опять ты! – сказал некто в фанерной маске, на которой грубо нарисована устрашающая зубастая харя.

– Рад бы сказать что-то в этом же духе, но хрен вас разберет за этими досками.

– Зачем тебе чёрная ведьма?

– А вам?

– Пока она здесь, мы существуем. Её ад – наша жизнь. Она должна страдать, чтобы мы жили.

– Черти невозможны без грешников?

– Что-то в этом роде. Когда ты её утащил, нам было очень плохо. Хорошо, что она вернулась из твоего кошмара в свой.

– Интересная у вас космология. А что будет, когда она там помрёт? Судя по её виду, долго не протянет.

– Ты не понял, она всегда умирает, когда не сбегает.

– Сбегает?

– Она сильнее и хитрее, чем выглядит. Но ад устроен так, что каждый день в нём – первый.

– Красивая теория.

– Мы не отдадим её тебе.

– Да я вас как бы и не спрашиваю.

Они были настроены решительно, но узкий прямой коридор не дал им шансов навязать рукопашную. Четверо остались лежать, остальные сбежали. Жаль, что боезапас сокращается безвозвратно.

– Гильзы я приберу, – сказала хозяйственная Натаха. – Может, на что сгодятся.

На трупах ничего полезного нет, а их одеждой побрезговали бы и бомжи. В этом аду даже чертям живётся хреново.

Два пролета вниз, налево, третья дверь. Понятия не имею, почему.

– Давайте на матрас её! Или кровать собрать?

– Она перегрерась!

– В туалете есть кран с водой, можно обтереть её мокрой тряпкой. Раздевайте. Да не лапай ты, извращенец черножопый!

– Да что там лапать, одни мослы!

***

– Привет, Абуто, – сказал я, когда она более-менее пришла в себя, обтёртая мокрой футболкой, переодетая в чистое и напоенная компотом.

– Мы знакомы?

– Да. Недолго, но, я бы сказал, довольно близко.

– Извини, не помню.

– Совсем?

– Что-то смутное. Может, ближе к вечеру, когда память вернётся.

– А записывать тебе в голову не приходило?

– Условия не располагают, – она потёрла следы от цепей на запястьях. – Здесь тяжело с канцтоварами.

– Тогда откуда ты знаешь, что память вернётся?

– Фанерные морды сказали. Мол, сейчас мне только кажется, что страдаю, а вот когда вспомню, ад разверзнется и поглотит меня.

– Весёлые ребята, успел познакомиться.

– И что?

– Ад разверзся и поглотил их, – пожал я плечами. – Хотя и не всех. Не думаю, что с ними будут ещё проблемы.

– Они сказали, что я страдаю заслуженно. Когда память вернётся, то осознаю, какая я мерзость перед Господом и прочее бла-бла-бла.

– Ты, я вижу, не очень-то прониклась?

– Судя по всему, Господь, в великой мудрости своей, сотворил меня атеисткой. А вы кто такие?

– Если верить фанерным харям, то я обладатель самого скучного и унылого ада в истории мироздания. А эти личности, вероятно, должны усугублять мои страдания, но даже на это не способны. Если это и правда заслуженное посмертие, то я, наверное, был сторожем в общаге и грешил в основном помыслами о проходящей мимо уборщице.

– Ты что, тоже не помнишь, как сюда попал?

– Никто не помнит.

– Зараза! Я-то думала, меня к вечеру осенит. Наврали фанерные?

– И да, и нет. Вспомнишь, но только здешнюю жизнь. В прошлый раз ты мне кое-что рассказывала, хотя и немного. Мне помогают записи, когда их читаешь, всё вспоминается гораздо быстрее. Ещё они рассказывают, – кивнул я на Натаху с Сэкиль. – Но эти и соврать могут.

– Да ладно, Кэп! – покраснела Натаха. – Один раз всего и было. И мы больше не будем!

– А кто они тебе? – негритянка с интересом оглядела женщин.

– Всё сложно, – вздохнул я.

***

Остаток дня прошел в праздности. Мы доели остаток столовских котлет, понятия не имея, что будем есть дальше. Я отчего-то уверен, что нам не суждена здесь смерть от голода, а значит, «Будет день – будет пища». Абуто то сидела, то лежала на матрасе, вставая с него только в туалет. Судя по тому, что час от часу мрачнела – что-то ей вспоминалось.

Сэкиль с Натахой, к моему удивлению, о чём-то тихо треплются, как лучшие подруги. Взгляды, которые они бросают на негритянку, наводили меня на некоторые подозрения о природе такого внезапного союза. Сэмми на неё тоже поглядывает, возможно, собираясь при случае предложить сеанс расовой солидарности. Но не подкатывает, что-то другое его беспокоит.

– Кэп, отойдём на минутку? – решился негр.

– Давай.

Мы кинули в угол два матраса и сели там, набрав максимально возможную в сложившихся условиях дистанцию.

– Кэп, тут такое дело… Если меня накроет, как прошлой ночью, ты меня лучше пристрели. Не хочу ещё раз такое пережить.

– Сэмми, не могу оценить ужас случившегося, может, он и заслуживает эвтаназии при рецидиве, но ты не по адресу. Меня же обнулит в полночь, и я ничего про тебя не вспомню. Это тебе к Натахе. Она тебя голыми руками удавит, чтобы патрон не тратить. Хозяйственная!

– Чёрт, ну да, точно. А каково тебе, когда тебя сбрасывает?

– Без понятия. Я же не помню. Опытным путем выяснено, что в эти моменты меня лучше не трогать.

– Да, ты вчера отжёг, конечно… Ладно, извини за беспокойство.

Сэмми поднялся с матраса и пошёл к Натахе. Видимо, с той же просьбой. Судя по жестам, вдохновил в основном Сэкиль. Она показала ему недомеч, предлагая себя в качестве дежурного эвтаназиолога. А я уполз в свой угол и завалился там, свернувшись калачиком и не думая ни о чём. Почему-то тут мне спокойно, как нигде. Ощущение не столько защищенности, сколько спрятанности. Здесь они меня не найдут. Кто бы эти «они» ни были.

***

Не знаю, сколько я так провалялся. Из пустого глазения в стенку меня вывела Абуто. Пришла, присела рядом.

– Можно?

– Что-то вспомнила?

– В основном – трубу и цепи. День за днём. Некоторые подробности моего содержания в этом состоянии. В основном, физиологического свойства, которые лучше бы не вспоминать. Остальное – очень смутно. Похоже, фанерные хари подвесили меня давно, и память постепенно затёрлась. Но нас с тобой я всё же вспомнила.

– Вспомнира? А теперь забудь! – сказала решительная Сэкиль.

– У него уже есть мы! – добавила Натаха.

– Его постель была свободна, – примирительно сказала негритянка.

– А это не твоё деро!

– Постель не главное, – отрезала Натаха, – мы друзья.

– И мы за него горро порвем всяким… Натаса, как это срово?

– Прошмандовкам!

– Просмандовкам, да!

– Мы тебе не доверяем. Ты ещё не рассказала, кто убил Константина!

– Какого ещё Константина?

– Кровь которого нашли в твоей комнате, а тело – в душе!

– Без горовы!

– Стоп… Помолчите… – озадачилась Абуто. – После… э…

– Да все слышали, после чего, не утруждайся! – поторопила её Натаха.

– Я сразу ушла, чтобы меня не отключило в чужой постели. Пошла в душ, думала успею ополоснуться и дойти до комнаты, но дошла только в душевую. Открыла дверь, и…

– Сто «и»?

– Отключилась. Дальше не помню. Следующий день начался снова с цепи и фанерных харь.

– Как удобно! – возмутилась Натаха. – Тут помню, тут не помню…

– Хватит, – остановил её я. – По времени совпадает. Меня тоже обресетило почти сразу, как она ушла. Думаю, это синхронный процесс.

– Ты иди, иди отсюда, чёрная женщина. Вон, там ещё один такой же, можешь с ним шашни крутить. А от Кэпа отстань, ему отдохнуть надо. Да, Кэп?

Натаха присела на корточки, штаны опасно затрещали швами. Заглянула в глаза взглядом преданной собаки.

– Натах, я сам разберусь, ладно? Спасибо тебе, Абуто, что рассказала.

– Не за что. Не так уж много я вспомнила. Но кое-что вспомнить было приятно! – она подмигнула взбешённой Натахе, поднялась и ушла.