– А вы, дамы, извиняюсь, мне кто? – спросил я, принимая сложенный в толстую гармошку длинный лист.

Они переглянулись, опустили глаза. Некрасивая ещё и густо покраснела, подчеркнув дефекты кожи лица.

– Да хер его поймёт, Кэп, – в конце концов сказала она.

– Все срозно, – подтвердила азиатка.

Ну, ещё бы. Когда оно было просто, с женщинами-то?

– Где тут можно душ принять?

– Дальше по коридору душевая, но туда сейчас лучше не надо. Вон, над раковиной умойся.

Я обратил внимание, что дверь подперта снятой с кровати спинкой под ручку. И на полотне от неё вмятины, как будто кто-то с той стороны пытался вышибить.

– Да, Кэп, ломились к нам. После того, как ты… Поломились и перестали, теперь тишина. Но мне как-то тревожно. Ты хоть летопись свою прочитай сначала, чтобы в курсе быть.

«Прочитай внимательно!» – ну ладно, прочитаю. Завалился на кровать, развернул. Ну и почерк у меня! Сначала верилось с трудом, но потом завспоминалось.

– Последняя запись – в том странном месте, которое типа кладовки. Мы собирались на поиски еды. Кстати, с нами был некий Сэмми, не наблюдаю его тут.

– Кароч, Кэп, мы вернулись на наш этаж, а тут бардак полный. Люди исчезают, все в панике, полная жопа, Стасик бегает по потолку и ссыт в него же кипятком.

– Стасик – это местный староста? – сверился я с бумажкой.

– Да, тот ещё мудень. В общем, все такие: «Кэп, прости нас, мы больше не будем на тебя бычить!», но тут тебя рубануло.

– Рубануло?

– Да, блин, я аж офигела. Бац – у тебя глаза стеклянные, смотришь на всех, ни хрена не понимаешь, а они к тебе толпой ломятся… И тут ты выдал!

– Оу, Кэп, это быро круто! – подтвердила азиатка. – Ты бирся, как самурай!

– Не знала, что ты так можешь. Я сама не дура подраться, но ты явно профи. Человек десять уложил в несколько секунд и не вспотел даже.

– Я думара, ты их поубиваес!

– Да, Кэп, еле оттащили тебя. Но нас, надо сказать, ты так и не тронул, хотя глазами сверкал так, что я чуть не обоссалась. Завели тебя сюда, ты на кровать рухнул и вырубился. Штаны уже я с тебя сняла.

– Штаны сняла?

– Ну, не в штанах же тебе спать? И нет, я не воспользовалась твоей беспомощностью и Секе не дала.

– Кэп-сама, она сутит! Я бы низасто! Это скусно, когда муссина нисего не понимает.

– Куда делся Сэмми, я не поняла, всё так быстро случилось… Кстати, мы так и не пожрали.

Её живот издал гулкий тоскливый звук.

– В любом случае, сидеть тут глупо, – подытожил я. – Пора встретить жизнь лицом к лицу. Во всём её неприятном многообразии.

И отодвинул спинку кровати.

***

В коридоре пусто. Никого. Тишина. Несколько капель крови на полу и разводы на двери. Как будто кто-то лупил в неё кулаками так, что разбил руки. Больше никаких следов насилия. Я пошёл по коридору, распахивая двери, – все не заперты, везде пусто. Еда в столовой слегка заветрилась, но хуже от этого не стала. Куда уж хуже.

– Интересно, куда все делись? – спросила Натаха с набитым ртом. Она наворачивает уже четвёртую котлету.

– Неинтересно, – парирует Сэкиль, – не хосю знать. И ты не хосес. Тебе это не понравится.

– Ну, так-то да, но всё же…. – неуверенно тянет Натаха, дожёвывая.

– Эй, Кэп, девушки, это вы там? – раздался голос из коридора.

– Оу, Сэмми! – удивилась Сэкиль. – Это мы! Иди сюда!

На негритоса жутковато смотреть. Ошалелый, с безумными глазами, сероватый вместо чёрного, еле стоит на ногах.

– Что с тобой, чёрная жопа? – спросила заботливо Натаха.

– Ничего, квадратная жопа, – ответил он с усмешкой на дрожащих толстых губах, – уже ничего… Дай сюда!

Схватил стакан компота и жадно выхлебал его в несколько глотков, сплюнув в стакан сморщенную бурую грушу.

– Да поешь ты нормально, бедолага! – она пододвинула ему тарелку пюре. – Сейчас котлет принесу, сиди.

Когда Сэмми наелся и обрёл нормальный для него гуталиновый колер, я спросил:

– Что произошло? А то я пока только урывками…

– Да, Кэп, – нервно хихикнул негр, – вы им, конечно, выдали. Бац! Бац! Бац! С ноги – ррраз! Стасик сзади дёрнулся – в переносицу локтем хррясь! Терминатор! Машина разрушения! Я отскочил, чтобы под горячую руку не огрести, вы ж вообще не разбирали, кому вломить. И тут эти две вас под белы рученьки – и в комнату, а вы им, что характерно, при этом даже по попке не шлёпнули. Пока никто не сообразил на мне отыграться, я тихонько, тихонько, по стеночке и на склад. За кроватями разобранными спрятался. Но меня никто и не искал, вроде. Сначала пошумели, конечно, в двери вам постучали, но потом угомонились и утихли. Я уже хотел пойти к вам поскрестись тихонько, чтобы впустили, но тут меня накрыло…

– Чем накрыло-то?

– Не знаю, Кэп, – вздохнул Сэмми, – но такого жуткого прихода у меня отродясь не было. Я вдруг понял, что не живой.

– Дохлый, что ли? – спросила с интересом Натаха.

– Нет. Как будто и не жил никогда. Как будто я не я, и нет никакого Сэмюэла, и не было никогда. Есть пустота в форме человека, заполненная какой-то дрянью, и эта дрянь из меня вытекает и вот-вот вся вытечет. А когда вытечет – то и формы не станет, будет просто дырка, а потом она затянется, и даже следов не оставит. И страшно от всего этого так, как не бывает. Я кинулся к вам, давай в двери ломиться, все руки отбил, а вы не открываете.

Он показал разбитые, покрытые запёкшейся кровью костяшки.

– Так ты бы хоть сказал, что это ты, – буркнула Натаха смущённо. – А то мало ли кто там колотит.

– Я к тому моменту уже и говорить не мог, – вздохнул Сэмми, – только завывал от ужаса.

– Да уз, ну и звуки быри! – поежилась Сэкиль. – Я думара, это демон О́ни!

– А я вообще ни хрена не думала, – призналась Натаха. – Взяла у Кэпа пистоль (извини, Кэп) и думала, что если дверь откроется, буду палить в кого попало.

– Хоть вы и не открыли, мне, вроде как, полегче стало. Колотит, накатывает волнами, но уже не так сильно. Я огляделся – нет никого. Вообще никого. И вдруг понял, что никого и не было. Никогда. И от этого мне снова стало хуже, начал в дверь колотить – и опять отпустило. Уж и не помню, сколько это продолжалось. Сидел под дверью, и когда совсем невыносимо становилось – стучал по ней, чем попало.

– Так вот кто нам всю ночь спать не давал! – возмутилась Натаха.

– А под утро вдруг раз – и всё прошло. Я отполз обратно, думал, посплю, а потом слышу – голоса. Вроде, ваши. Ну, я и вышел… Что это было, Кэп?

– Понятия не имею, – сказал я честно.

– От грибов дурных такой приход бывает, – авторитетно заявила Натаха. – Что вы все на меня уставились? Вспомнила вдруг. Может, мне рассказывали.

– Угу, конесно, рассказывали ей…

– Я не помню, дура!

– Хватит, – сказал я. – Все поели? Ну и чудненько. Натаха, набери там хлеба, котлет, компоту во фляжки. Давайте осмотрим все комнаты тщательно, может, ещё кого найдём.

Не нашли. Но в комнате Стасика оказалось немало интересного. Неплохой нож, две зажигалки, фонарик-жужжалка с ручным приводом, набор отмычек, много нестандартной одежды, причём, как мужской, так и почему-то женской. Мужская никому по размеру не подошла, а ворох женской утащила примерять Сэкиль и что-то там себе, кажется, выбрала. Откуда у него это? Дань он, что ли, со своих собирал? А у них откуда? Не так-то прост был наш «народный староста»…

Сэкиль вернулась в платье, и оказалась в нём так хороша, что Натаха чуть не прожгла её злобным завистливым взглядом. Впрочем, покрасовавшись, азиатка переоделась обратно в майку и брюки. Эффект достигнут, а ходить по пыльным лестницам удобнее. На лице Натахи крупными буквами написано: «Ну почему одним всё, другим ничего?»

Увы, жизнь несправедлива.

***

Абуто нашли там, где я и предполагал. Привязанная цепью к горячей трубе, она висит с полузакрытыми глазами, покрытая потом. Сознание спутано от жары и обезвоживания, вывернутые руки затекли.