– Проваливай!

– Чуть позже.

Ему лет двенадцать-тринадцать. Кроме Фигли, которая сама по себе тот ещё персонаж, про ушибков ничего точно сказать нельзя. Опознать их не удалось, что в мире пришедшего Кобольда казалось невероятным. Однако факт: всё, что мы про них знаем – только с их слов. Тех, кто может и хочет говорить. Их биометрия отсутствует в базах, чего категорически быть не может. Но я, как Белая Королева, «успеваю поверить в десяток невозможностей до завтрака».

– Я бы убил вас всех, но вы и так давно сдохли.

Борис – антифигля. Он считает, что один живой среди ходячих покойников. И его это бесит. Впрочем, меня бы тоже раздражало, наверное.

– А чем мы тебе так мешаем?

– Вас не должно быть. Вам нет места. Вы должны исчезнуть.

– А тебе одному скучно не будет?

– Я не один. Нас много. Но пока вы не исчезнете, мы не можем жить.

– А что вы будете делать, если мы исчезнем?

– Унаследуем землю.

– Для чего?

– Для настоящей жизни!

– И какая она, настоящая?

– Тебе, дохлая тварь, не понять!

Вот и поговорили. Да, это, конечно история для психиатра, и он тоже к нему ходит. Но доктору Микульчику и взрослых ушибков хватает.

– Жалобы, предложения, пожелания будут? «Чтоб вы сдохли!» не считается.

– Не приходи ко мне больше!

– Увы, не могу. Работа такая. Мне это тоже не доставляет удовольствия, поверь.

– Не доставляет?

– Вообще ни разу.

– Тогда приходи. Помучайся.

– Добрый ты, Борь.

– Не тебе судить, тварь!

Да, такие могут унаследовать землю. Но лучше не надо.

***

– Всё, пап? Идём?

– Да, Мих, пора. Дима, ты как?

Дима меня игнорирует.

– Мы поиграли, пап. Он нормально. Ну, почти…

Подросток выглядит заметно лучше. Миха и правда ему помогает, как-то по-своему.

– Пока, Дима, до завтра.

– Дсвдн.

О, ну хоть что-то.

Я честно собирался посвятить пару часов сыну. Я слишком редко остаюсь с ним вдвоём, без того, чтобы кто-то не прибежал со своими проблемами. Боюсь, он чувствует себя не главной фигурой в моей жизни. Я хреновый отец.

Но в гостиной меня ждала Лайса.

– Беги к себе, – со вздохом отправил я Миху, – обстоятельства против нас.

– Всё будет хорошо, пап?

Я посмотрел на сурово насупленные бровки майора Волот и засомневался. Выражение её симпатичного личика не обещало хороших исходов.

– Надеюсь.

Он очень по-взрослому вздохнул и ушёл к себе. Чёрт, как неудачно всё складывается сегодня.

– Пойдём в кабинет, гражданка начальница?

– Не ёрничай, дело серьёзное.

– Итак, две новости. Обе так себе, – заявила Лайса, завалившись в кресло и выставив на обозрение ноги.

– Давай тогда самую паршивую.

– Девочка, которая к тебе приходила, Алёна.

– Да?

– Мы её не нашли.

– Серьёзно? Так бывает? Мы же в кобальте!

– Наши спецы говорят, что не бывает.

Ах, ну да. Ещё одна невозможность-до-завтрака. Хотя время уже обеденное.

Всё вокруг – кобальт. Все сети, все поверхности, все системы. Как и предсказывал в своё время Петрович, «Кобальт системс» (они же «кобальт», они же «кобольд») поглотила всё. Пришло «время кобольда», когда все коммуникации, транзакции и взаимодействия идут с участием сети. А сеть – это «кобальт». Не могу сказать, что это плохо. И комфорт жизни заметно вырос, и нас не поработили роботы. Сервисы развились до степеней неимоверных, социально-государственный прессинг упал до минимума, протестуют против абсолютной сетецентричности нынешней жизни только упоротые криптоманьяки в шапочках из фольги. Но они всегда против чего-нибудь протестуют.

Я и сам раньше работал на кобальтов. Сначала рядовым фиктором, потом фиктор-ментором. А потом «Кобальт системс» заявила, что я могу быть свободен от трудовых обязанностей, потому что фикторов больше нет. Виртуал не нуждается в творцах, потому что виртуалом стало вообще всё. Теперь я просто грустный, нищий и очень усталый директор детдома на крошечной муниципальной зарплате. Впрочем, жизнь в Жижецке недорогая, жильё и питание у меня казённые, запросы скромные.

– Антон, – спросила Лайса задушевным тоном, – как твоё душевное здоровье? Строго между нами, разумеется.

– Строго между нами – не дождешься!

– И никаких котов?

Я покосился на подоконник. Кот приоткрыл зелёный глаз, окинул взглядом диспозицию и закрыл его обратно. Чёрной сволочи это не интересно.

Лайса считала движение глаз.

– Значит, есть.

– Я буду всё отрицать!

– Антон, пойми, я тебя до сих пор не сдала и не собираюсь. Если в администрации узнают, что у тебя галлюцинации, то ты вылетишь с директорства моментально.

В Горсовете многие считают, что я – заноза в заднице. Не могу сказать, что они так уж не правы, и последняя попытка моего смещения с должности не добрала совсем чуть-чуть голосов. Нынешний мэр, надо отдать ему должное, не такая мрачная залупа, как предыдущий, но большой любви между нами всё равно не сложилось. В глубине души он считает, что на недвижимость в центре города можно найти более выгодного арендатора, чем на висящий на городском бюджете детдом. Намекал, что мы могли бы съехать в апартаменты поменьше, подальше и похуже.

– Зачем вам этот городской шум? – закатывал крошечные близко посаженные глазки градоначальник. – На окраинах лучше воздух, меньше пыли, дешевле аренда…

Я мысленно показывал ему средний палец, но отвечал вежливо. Мол, для детей переезд – неоправданный стресс, им тяжело привыкать к переменам, здание «Макара» всегда было детским приютом, Кобальт-Системс во времена нашего сотрудничества отремонтировала его и оснастила наилучшим коммуникационным оборудованием для виртуального обучения. Широкие каналы, проекционные поверхности высшего класса, лицензионный доступ к образовательным нейросетям, вирт-педиатрия вип-категории и так далее. Нашему медкабинету Микульчик завидует лютой завистью и постоянно подсовывает городских детей на диагностику. А вы что там сделаете? Торговый центр? Офисный улей? Кому это вообще надо сейчас?

Мэр отвечал уклончиво, что есть, мол, многообещающие проекты…

Я не без оснований подозревал, что обещают они в первую очередь солидный откат.

В общем, стоит мне на чём-то проколоться, и говно пойдет по трубам. Они, небось, уже и нового директора присмотрели.

Предыдущий кандидат на моё место пускал слюни на девочек. Предпредыдущий – на мальчиков. А тот, что перед ним, – на имущество и мебель. Где они таких только находят? А следующему надо будет только подмахнуть бумажку на переезд в другое помещение. Минутное дело, хорошие деньги. Кто откажется?

И только на детей всем насрать.

– Лайса, если ты решила, что мне всё померещилось – то нет. Я был там, где был, и видел то, что видел.

– Я знаю, – вздохнула мадам начальница полиции. – Но лучше бы у тебя были галлюцинации… Помнишь, когда мы познакомились, в городе пропадали люди?

– Такое забудешь.

– Так вот, теперь люди появляются. И это ничуть не лучше.

***

– Нетта, мне кажется, или мы опять в жопе? – спросил я, когда Лайса ушла.

– Это называется «стабильность», – вирп изящно расположилась в освободившемся кресле. – Зачем ты вообще связался с этой девочкой?

– Кем бы она ни была, это ребёнок в беде.

– У тебя на этом фиксация, как сказал бы доктор Микульчик. На детях в беде.

– У кого-то же должна быть?

– Я не против, Антон, – мягко сказала Нетта, – но ты не можешь взвалить на себя все беды мира.

– Нетта, душа моя электронная, не изображай из меня Данко. Я не собираюсь освещать Человечеству путь собственной пылающей жопой. Это просто ребёнок, который пришёл к нам за помощью. Мы можем хотя бы попробовать ему помочь.

– Который?

– Что?

– Который по счету ребёнок пришел к нам за помощью, и ты за него впрягся?

– А какая разница? Ты к чему клонишь, совесть моя облачная?

– Я напомню, – Нетта встала с кресла, подбоченилась и смешно склонила голову на бок, как янтарноглазая сова.