– Соседскую, – машинально поправила Дарья. Опустив голову, она смотрела себе под ноги, наблюдая за красным муравьем, тащившем соломинку.

– Что? – спросил дед.

– Не обращайте внимания! – отмахнулся Ярослав. – Рассказывайте.

Сеня толкнул Дашу локтем и, повернув голову к деду, кивнул: мы вас слушаем.

– Так вот, – продолжил дед, – она красивая, тонкая. И мне ответила взаимностью. А у нас места похожие. – Он обвел рукой двор. – Тоже все леса, поля, речка. Красота, одним словом. Я ловитвой займался, рыбалить, значит, умел и в лесу многое знал. Договорились мы с любимой пожениться, а отец решил женить меня на другой. Уж и с отцом ее было сговорено и о приданном порешили. А я молодой, кровь горячая, с отцом давай спорить, не пойду, мол, на заклание. Отец кулаком по столу стучит: «Не перечь, такой-сякой разэдакий». Поругались. «Раз так, – кажу, – лучше с вами не жить вовсе, уйду в лес!» Отец смеется: «Ступай, пусть волки тебя сожрут». Ну я и убег в лес. Прибежал в чащу, где уже мрежа начинается, и сижу. Такая скарядь внутри. – Дед сгреб на груди рубаху. – Сижу, жалкуюсь деревьям. Вдруг поднялся ветер и деревья гнет, зашумело все. И я будто услыхал женский голос середь листвы, такой еле отличимый. И чудится мне, будто голос кажет: «Приходи за полночь на опушку. И если твердо решишь уйти от родителей, крикни трижды о своем желании. Но думай крепко, обратной дороги не будет. Никогда не будет». Сказал голос, и все затихло. Тишь, благодать, ни ветерка, ни шепоточка. Надо же, думаю, эка меня пробрало. А на самом-то деле я уже скумекал, что к чему, и не сомневался, что это лесной дух. Господь, значит, услышал меня и вот послал на выручку дух, который может все, потому что Божий. Он говорить разными голосами может и воплощаться во что угодно. Это мы, люди, зовем его лесным, а я думаю так, как сейчас вам сказал. Вернулся домой, и на сердце двуяко: знаю, что против отца могу до конца идти, за любовь постоять, а с другой стороны – страшно. Что, если никогда боле их не увижу? Но и предать любимую не мог, – дед Гриша в порыве чувств потянул ворот рубашки и осекся. – Не мог, – сказал тихим голосом.

– А с отцом вы еще раз не пробовали поговорить? – спросил Ярослав.

– Говорил, – кивнул старик, – просил его передумать, а он смеялся. И тогда я обнял мать, его, братьев-сестер и ушел из дома. Даже корки хлеба не взял, решил: будь что будет. Отец растерянный, до сих пор взгляд его помню, а мать слезы вытирала, но молчала. Убежал я в лес. Прибыл на обговоренное место и сделал все, как говорил мне голос. – Старик резко замолчал, открыл рот и стал часто дышать.

– Что случилось? – заволновались ребята.

– С сердцем плохо? – предположила Даша.

Ярослав встревоженно смотрел на старика, затем схватил его за запястье, нащупал пульс.

– Апчхи! – чихнул дед.

Ребята дружно засмеялись.

– Эка проняло. – Улыбаясь, он вытер нос. – Ну, а далее земля под ногами задрожала, поднялся ветер, вокруг все закружилось, в глазах потемнело. И все. – Рубанул ладонью по воздуху.

– Что «все»? – спросил Сеня, не дождавшись, пока тот прервет свое затянувшееся молчание.

– Сознание потерял. – Дед Гриша улыбнулся. С момента, как чихнул, рассказ его пошел с веселой интонацией. Глаза лукаво улыбались без прежней напряженности. – Очнулся на берегу озера. Смотрю, стоит надо мной мужик бородатый, стражник оказался. Вопросы позадавал да к князю повел, все как с вами. Только тогда княжил еще дед Владимира. Так я и остался здесь жить.

– А выбраться не хотели? – прищурив глаза, спросил Ярослав.

– Хотел, почему же не хотел. – Старик крякнул и, опираясь рукой о стену дома, медленно встал. – Хотел. Поначалу лет десять искал разные пути. К любимой рвался, а нет дороги назад, нету. За озером леса непролазные, топи, болота да деревья. И кольцо гор.

– Вы когда пропали? При царе Горохе? – спросил Сеня, глядя на деда снизу вверх.

– Почему при Горохе?

– Да это я так, условно, – махнул рукой Арсений, – давно, в общем, пропали. Технологии-то продвинулись вперед. Родители поднимут на уши МЧС, те пригонят вертолет и найдут нас. С высоты-то как на ладони все видать.

– Ага, – согласился дед. – Умный ты, хоть и малой.

Арсений самодовольно улыбался, а Ярик переводил взгляд с одного на другого, догадываясь, что старик припас козырь.

– А как же мы, по-твоему, столько лет здесь жили? Две войны пережили, с самолетами уже. Ни гитлеровцы на нас бомбы не кидали, ни наши не защищали.

Сеня призадумался.

– Может, нужды не было. – Он пожал плечами.

– А может, мы просто невидимы для мира? – подмигивая и победоносно глядя на подростка, сказал дед Гриша.

– Невидимы? Мы что, разве умерли? – спросила Даша.

– Тоже скажешь, – засмеялась Явдоха и больно ущипнула Дашу за руку.

– Ай, – взвизгнула та, – что ты делаешь?

– Доказываю, что живая, – засмеялась девочка.

– Я историю рассказал не для того, чтобы напугать, – сказал серьезным и даже чуть грустным голосом дед, – а чтобы быстрее вы смирились. Я ведь помню, как поначалу душу себе рвал. В болоте топ, с горы падал, руки-ноги ломал, все надеялся, что вот-вот найду выход.

– Смирились? – спросил, пристально глядя ему в глаза, Ярослав.

– А куда деваться? Потом и любимая жена встретилась, и дети народились. Живу, не бедствуя, горя не знаю. А уж моих родных и в живых, наверное, нет. Если в войну не погибли, так по возрасту уже их нет. – Правая бровь его приподнялась, глаза смотрели сухо и остро. – Князю вот помогаю. – Улыбнувшись краешком губ, дед развел руками. Потом, видимо, вспомнив о князе, посвистывая, направился к сараю.

– А что если он прав? – Сеня ткнул подбородком в спину уходившего старика.

– М-да, – Ярослав причмокнул, – поищем плюсы, зато в школу не придется ходить. У вас ведь нет школы? – спросил у Явдохи.

– Есть, – ответила та.

– Облом, – Ярик вновь причмокнул. – Значит, плюсов нет.

– Ты о чем? – взвизгнула вдруг Даша. – Тебя что, устраивает остаться здесь навсегда?

– Даш, Ярослав шутит. Понимаешь, шутит? Он пытается разрядить обстановку. – Сеня подошел к Дарье и взял ее за плечи.

– Там родители, друзья, наш дом, а вы тут шутите. – Даша задыхалась.

– Дарья, успокойся! – Сеня легонько потряс ее за плечи. – Мы будем стараться отсюда выбраться, будем очень стараться. Что-нибудь обязательно придумаем, но сейчас это надо как-то осмыслить, потому что у всех нас шок.

Дарья вздрогнула, медленно посмотрела на Сеню. Черты лица ее исказились, и она, обняв друга за шею, зарыдала.

Явдоха глубоко вздохнула, а Ярик смотрел снизу вверх на товарищей, пытаясь уместить в голове полученную информацию.

Ярослав с проспекта свернул на узкую и пыльную тропинку, оставив позади шумный рынок. Над заборами колыхались шапки плодовых деревьев, протягивая прохожим ветви с неспелыми яблоками. В конце улочки виднелись тесно слепленные остроконечные крыши домов, слышался разноголосый лай собак.

– Ярослав!

Обернувшись на крик, он увидел Явдоху. Она бежала, запутываясь в полах длинного бежевого льняного платья, расшитого на груди бисером. В косичку была вплетена шелковая лента. За спиной болталась, наподобие рюкзака, котомка.

– Чего босая? – Приглядевшись, Ярик увидел, что в руках Явдоха несет свою обувь. – И когда уже успела переодеться?

– Чиры натират. – Изогнув ступню, показала кровавую мозоль. – На рынке хлеб брала, да баба молоком облила, платье новое надела, вот. – Покружилась, показывая наряд со всех сторон.

– И косичку потому заплела? – Чуть улыбнулся Ярослав.

– Платье-то новое, – сказала так, будто этим все объяснялось. – А ты пошто со двора утек?

– Захотелось одному побыть, с мыслями собраться. Музыки сейчас не хватает, у меня такой плейлист классный. – сказав, посмотрел на Явдоху и засмеялся, – все равно не поймешь.

– Почему? – обиделась та. – Про музыку я понимаю. У нас тоже играют, когда ярмарка или веселье.