– Эй, здесь есть кто-нибудь? – мужчина посветил фонариком. Никого, шорох продолжался.

Если они хотели запереть дверь, то надо убедиться, что тут никого нет, тем более отраву будут сыпать, хоть и немного, но всё-таки. Краснов двинулся вглубь подвала на шорох, кто бы там ни был, его надо отсюда вывести.

– Эй, кто там? Дети? Я не буду ругаться, но мы будем запирать дверь, поэтому вам лучше уйти. – никто не ответил, – Кис, кис, кис?

С приближением шорох становился сильнее и к нему добавилось хриплое дыхание. Мужчина дошёл практически до конца подвала, здесь запах был просто невыносимый. Луч фонаря упал в угол справа, мужчина замер. Там в углу кучей лежали обезглавленные туши животных: кошек и собак, а рядом лежало тело женщины, головы у неё тоже не было. Вот откуда была эта вонь! Руки мужчины затряслись. Но кто это сделал? Из правого угла послышался тот самый шорох и хриплое дыхание. Дрожащий луч фонаря выхватил из темноты тощую фигуру. Это, это. На вид это был очень худой человек, то ли в набедренной повязке, то ли в подгузнике, и у него не было рук. Да, были только плечи, была лысая голова. Именно это существо издавало все эти звуки.

Краснов стал пятиться, пока монстр его не заметил и не обернулся. Под ногой раздался лязг, это консервная банка предательски отскочила от ноги. Его взгляд метнулся на банку, потом в правый угол. Шорох прекратился. Монстр стал поворачиваться в сторону мужчины, когда он полностью развернулся, Краснов не смог сдержать крика. На месте лица была только разинутая пасть с огромными клыками. Монстр кинулся в сторону мужчины, Краснов, не глядя под ноги, бросился бежать.

Степанов уже минуты три, как вернулся и ждал напарника. Где же он? В туалет не мог уйти и оставить оборудование, они за него отвечают. Может, уже отраву сыпать пошёл? Из подвала послышался шум.

– Эй, Серёга, ты там?

Из темноты подвала на него вылетел Краснов.

– Закрывай дверь, ну! – мужчина навалился на дверь.

– Стой, а шланг?

– К чёрту шланг!

У напарника был такой испуганный вид, что Степанов не стал спорить и тоже навалился на дверь. Только дверь закрылась, как изнутри ударили с огромной силой, дверь немного приоткрылась.

– Там кто-то есть! Ты что, хочешь человека там запереть?

– Это не человек!

– Что ты несёшь? – Степанов глянул в образовавшуюся щель и закричал. Он увидел монстра, который пытался вырваться.

– Что это за х…ня?!

– Какая разница?! Закрывай!

Мужчины смогли закрыть дверь и держали её. С той стороны раздалось ещё несколько ударов, и всё затихло.

– Что это было?

Краснов всё рассказал, всё, что видел.

– Что будем делать? Надо полицию вызвать.

Мужчины так и сделали. Полиция обнаружила там тело женщины и туши животных, головы так и не нашли. Женщиной оказалась та самая Света, которая искала своего кота. Никаких следов монстра, а на показания сотрудников УК… Полиция решила, что они надышались парами протухшей воды, плесенью или от увиденного им почудилось. Ну ещё бы, найти такое в подвале жилого дома. Убийцу так и не нашли. А дверь, дверь в подвал теперь была заперта на амбарный замок.

Прошёл месяц, жители стали забывать о произошедшем. Таня и родители только закончили ужинать. Мама мыла посуду, а Таня пошла выбросить мусор в мусоропровод. Выйдя из квартиры, она услышала шорох и хриплое дыхание около мусоропровода в углу. В углу кто-то стоял.

– Кто вы?

Фигура выглядела очень худой с лысой головой. Таня ещё раз окликнула фигуру, та стала поворачиваться. Крик, полный ужаса, пронеся по подъезду. Обезглавленное тело Тани нашли возле мусоропровода, голову нет, и не было больше никаких следов.

Кто в следующий раз услышит шорох и хриплое дыхание в тёмных уголках подъезда или подвала?

В маленькой деревушке Л. в провинции Дефине на юге Франции в 15 веке жизнь текла своим чередом. Стоял прохладный летний вечер, дети играли на улочках, мужчины, да и женщины, сидели за столиками около таверны и в ней, выпивая прекрасное французское вино и вкушая стряпню, приготовленную хозяйкой таверны, делились последними сплетнями деревни и округи. Над соломенными крышами хижин из печных труб поднимался дымок, хозяюшки готовили ужин для своих семей. Кто-то возился на участке около хижин, кто-то кормил свою живность. Жизнь текла медленно и размеренно, как и в похожих деревеньках по всей Франции. В воздухе стоял аромат прованских цветов и трав, стрекотание цикад.

Раздался звук, от которого все разговоры умолкли. Казалось, что даже цикады перестали стрекотать. Все жители в напряженном молчании прислушивались и переводили взгляды друг с друга, силясь понять: послышалось или нет? Звук повторился. Жители, как по команде, побросали все свои дела, матери похватали детей, все бросились по домам,заперли ставни и двери. Над деревней повисло тягостное напряжение.Жители прильнули к окнам, глядя через щели ставень на улицу и всё так же напряженно прислушиваясь. Звук, он приближался, это было совершенно точно. И звук этот – звук колокольчиков и трещотки. Ближе, ближе.

И вот в лучах алого заката на улицу деревеньки ступили они, в своих поношенных балахонах, с капюшонами на головах, повязками на лицах, босые. Они, всеми отвергнутые, изгнанные, вселяющие в жителей ужас, отвращение и ненависть, заживо похороненные и отпетые своими родными и всеми остальными людьми, живые мертвецы. Прокаженные. Их тела изуродованы лепрой, кожа покрыта струпьями, наростами, уродливыми шрамами и язвами, у некоторых нет пальцев на кистях и ступнях, а у некоторых и самих кистей, ступней, рук или ног, у кого-то сгнил и провалился нос, верхняя губа, обнажая изуродованные челюсти, некоторые слепы. Их суставы изуродованы болезнью, из-за чего они идут медленно и неестественно. Мертвецы, заживо гниющие, тени самих себя, обреченные на страшную и мучительную смерть в одиночестве, брошенные и изгнанные всеми.

Раньше, до 14 века были лепрозории, но потом пришла чума, Черная смерть. Все стали винить в ней именно их, прокаженных, многие лепрозории закрыли, много прокаженных было убито. Людям было страшно, они не могли объяснить появление чумы, проказы, не могли лечить их, люди стали ненавидеть прокаженных. Больные, чтобы чувствовать себя в безопасности стали объединяться в группы. Так они ходили по городам, прося милостыню, подбирая объедки. Некоторые жители жалели их и, услышав колокольчики или трещотки, оставляли на улице еду. Но это случалось слишком редко.

В этой деревеньке эта группа прокаженных появлялась раз в месяц, они бродили только по провинции Дефине, т.к. когда-то были её жителями. Так они и ходили по деревенькам и городам молчаливой, пугающей толпой, шествие живых мертвецов. А ведь когда-то они жили в этих деревеньках и городах, в этих домах, в этих семьях. Но теперь они были лишь призрачной, пугающей фигурой в балахоне и капюшоне, с прикрытыми изуродованными лицами и телами, заживо гниющие. И не дай Бог кому-то попасться им на пути, тот становился таким же изгоем, его уже не примут в дом. Человеку оставалось лишь присоединиться к шествию живых мертвецов.

Мари и Николас стояли возле окна и следили за толпой, приближающейся к их хижине, окрашенной алым закатом, словно кровью. За спинами супругов на скамье сидели двое их старших детей: Натали и Кристи.

– Мама, – послышался шепот Натали, – Мишель, его нет.

Мишель, их четырехлетний сын, его не было в хижине. Мари с ужасом повернулась к супругу.

– Может где-то в хижине спрятался?

Но Мишель спрятался не в хижине, он играл в прятки на улице и заигрался. Заслышав колокольчики и трещотки он вышел из-за бочки, стоящей у дома напротив.

– Мама, папа, – супруги с ужасом посмотрели на своего сына, который двинулся в сторону идущей толпы. Он не понимал, почему все убегают, когда слышат колокольчики и трещотки. Они же такие весёлые, шумные игрушки.

Когда перед толпой прокаженных появился маленький мальчик, они остановились. Мальчишка улыбался своей искренней детской улыбкой и тянул к ним руки. Такое было впервые, они не знали, что делать.