Несколько раз он был на краю смерти: когда холодный туман поднимался вечерами с болот, заволакивая решетчатое окно подвала, и вороны своим карканьем провожали исчезающий свет. Двойник не надеялся проснуться наутро. Безгласные призраки всю ночь парили подле него, будто плакальщики у одра покойника. Но неукротимый дух, живущий в Двойнике, не давал ему умереть. Жажда мести, самое могучее из, всех чувств, поддерживала внутри огонь, неподвластный холодному туману.
Так прошло много дней и ночей. Двойник медленно, но верно поправлялся и мог уже ползать по подвалу, пить воду и пользоваться хранящимися там съестными припасами. Он делал себе примочки, из сухих болотных трав, пучками висевших на стропилах, и травы вытягивали из ран гной и гангрену.
Потом он стал заново учиться ходить — и ему это стоило не меньших трудов, чем младенцу. То и дело он падал, проклиная свою слабость, и только сила воли заставляла его подниматься опять.
Наконец он добрался до лестницы и в тусклом свете дня вылез наружу. Сад зарос сорной травой. Собаки обнюхивали кучи тряпья — он не сразу понял, что это разлагающиеся трупы. Он сощурился от непривычного солнца и увидел, что, пока он лежал в подвале половина дома сгорела дотла.
Некоторое время спустя он отважился покинуть дом и выйти на улицу. Тогда он увидел, в сколь горестный мир вернулся: руины еще дымились, повсюду лежали черепа, сложенные в пирамиды; днем город обходили стражи в масках-черепах, а ночью — вампиры.
Но он возродился, как обещал ему жрец. Возродился в изувеченном теле среди разрушенного мира. Единственным утешением ему служило, что его двойник — тот, полудохлый — все еще жив. Ведь жрец сказал, что ни один из них не может жить без другого. Джайал почему-то знал, что однажды они встретятся, и эта встреча не застанет его врасплох. Волшебство привело его в этот мир — он разгадает это волшебство, взнуздает его и заставит того, другого, пройти через все муки, которые сам так долго терпел.
Он начал готовиться. Днем он ходил по Траллу, и никто не узнавал его из-за безобразивших лицо шрамов. Он был известен всем как Сеттен, и только. Ночью те, кого он встречал на улицах днем, становились его жертвами. Он вламывался в дома, что было не под силу даже вампирам, убивал или захватывал в плен их обитателей и грабил все, что мог. Подвалы его дома превратились в подземелья ужасов — разгула, насилия и пыток.
Были такие, что, прослышав о его подвигах, присоединялись к нему. Несколько месяцев спустя он поймал залезшего к нему в подвал человека — того самого, что вынес его с поля битвы, и многое из того, что раньше оставалось непонятным, прояснилось. Человека звали Фуризель, и в битве он сражался под началом Джайала. Фуризель явно принимал Двойника за того, другого. Но Двойник все же принял его в свою шайку, и с тех пор старый сержант стал выполнять его приказы. Старый дурак! Не замечал он, что ли, как изменился его прежний командир?
Однако что же другой? Куда он девался? По слухам, в последний раз его видели, когда он покидал поле битвы на белом коне. Если верить тем же слухам, скакал он на запад, в Огненные Горы. Но второй Джайал знал, что он еще вернется — чуял это нутром.
Тем временем за муки, которые он перенес в Стране Теней, расплачивались жертвы, приволакиваемые им и его новыми товарищами в дом Иллгиллов. Их крики никто не слышал, ибо никто из горожан больше не ходил мимо дома на Серебряной Дороге. Когда же истязаемые теряли способность чувствовать боль, их сбрасывали из выдолбленных в скале темниц прямо в пятисотфутовую пропасть, в болото, на корм воронам и ящерицам. Их духи поднимались к Двойнику вместе с вечерним туманом, но он больше не слышал их обвиняющих речей. Когда другие голодали, он и его люди ели досыта. Проворнее и хитрее, чем вампиры, они промышляли и днем, и ночью, так что никто из живых не чувствовал себя в безопасности.
Но хоть Джайал и воплотился вновь в реальном мире, жизнь его оставалась пустой. Меланхолия гнала его в те пыльные покои старого дома, которых не тронул огонь, и там, в одиночестве, он размышлял о своей полужизни, которая никак не могла обрести цельность. В тусклом свете, льющемся в грязные окна, перед ним проходило его детство — сцены тех времен, когда его еще не «переместили». Он облазил уцелевшую часть дома сверху донизу в поисках разгадки — чего-нибудь осязаемого из прошлых времен, что помогло бы ему стать целым. Где-то здесь скрывался секрет, вернувший его в этот мир.
В одну из комнат Джайал приходил снова и снова. Раньше здесь, должно быть, помещался кабинет: пол усеивали клочки пожелтелых страниц, выдранных из книг. Бумагу загадили мыши, и чернила на ней выцвели, но Джайал, опустившись на колени в последнем проникшем в окно луче, вспомнил, как его отец тоже стоял на коленях в этой самой комнате. Картина была стойкой, как пятна, которые горят перед глазами, если долго смотришь на солнце, и Джайал задумался, зачем отцу нужно было преклонять колени. Он повнимательнее присмотрелся к обрывкам бумаги. Деловые заметки, аккуратные столбцы цифр, письма из чужих стран, налоговые списки... а вот источенный червями свиток, запечатанный красным воском и перевязанный пыльной лентой. Джайал развернул трескучую бумагу. Написанное фигурной вязью объявление возвещало о помолвке Джайала и Талассы Орлиное Гнездо. Так вот чем занимался его двойник, пока он влачил дни в призрачном Горвосте!
Джайала охватило неуемное любопытство. Вот якорь, за который он мог зацепить свое лишенное стержня существование, вот женщина, принадлежавшая его второй половине. Если она еще жива, он отомстит через нее за свою загубленную жизнь. Сначала он овладеет этой женщиной, потом уничтожит ее.
Он кликнул своих людей, и они тотчас явились, протирая заспанные глаза. Он велел им обшарить весь город и найти Талассу. Поймав тайный взгляд, которым обменялись двое из шайки, он в приступе своего прославленного крутого нрава сбил одного с ног одетым в кольчугу кулаком. Второй без промедления сказал ему, что Таласса служит в храме Сутис и в розысках нет нужды.
Отпустив всех, Джайал снова вперил угрюмый взгляд в извещающий о помолвке свиток. Для него этот документ был не залогом любви или черных намерений, а всего лишь купчей: эта женщина принадлежала ему. Если его брат-двойник когда-нибудь вернется, невесты братцу не видать с удовлетворением подумал Джайал. Той же ночью он предпринял опасное путешествие к дому, где горела тысяча свечей. Там он увидел Талассу, и это только укрепило его решимость. Отказ верховной жрицы — всего лишь временная неудача. В ожидании своего часа он довольствовался тем, что длинная череда мужчин, проходящих через комнату Талассы, еженощно пятнает честь его тени, и к их числу принадлежит сам князь Фаран, каждый месяц вызывающий девушку к себе в храм.
Время Джайала еще настанет. Когда он будет готов покинуть город, он вернется сюда и заберет ее. А заодно уничтожит храм и всех потаскух, что вертят здесь мужчинами.
Он снова и снова возвращался в комнату, где нашел извещение о помолвке. Одну из стен целиком занимало большое разбитое окно, и он часто под вой западного ветра смотрел оттуда на серо-зеленую гладь болот и на пирамиду черепов. Здесь, в молчаливом раздумье, пока умирающее солнце тащилось по небу, он задавал себе множество вопросов, из которых не последним был такой: каким образом его перенесли из Страны Теней обратно в жизнь? Тихая комната, усеянная клочками бумаги, не давала ответа. Он знал только, что его тень где-то существует — иначе и он бы тоже погиб. Через несколько дней после первого прихода сюда перед ним снова возник образ стоящего на коленях отца. Отец молился? Нет, не то. Джайал встал с поломанного стула, на котором сидел, взглянул на то место, где образ впервые явился ему, и преклонил колени на голых плитах пола. Стена перед глазами не давала никакой разгадки. Джайал поднялся и ощупал ее, но не нашел никаких тайных рычагов или скрытых панелей. Он отступил назад и в своих следах, оставшихся на пыльном, полу, вдруг разглядел тонкие линии, почти неотличимые от стыков между плитами. Снова став на колени, он провел пальцами по этим едва заметным узорам.
