— И сжег всю нефть, — дополнил пессимист.
— О, заткнись. Если он говорит правду, доктор, не может ли под полом этой дыры в скале находиться нефтяной резервуар?
— Я скажу вам, когда увижу пол.
— Что ж, какая бы теория у вас с ним ни возникла, я собираюсь разнести динамитом акр или два того, что осталось от этого пола. Завтра мы будем паковаться. Начинается моя часть программы.
На следующее утро, еще до восхода солнца, Эдит и Оле стали готовиться к новому путешествию. Они улетели с первыми лучами. Капитан заверил Лейна, что холодная безветренная погода наверняка продлится, и Эдит в последнюю минуту уговорила отца дать согласие. Она отбыла с сердечным благословением капитана и его лучшим термосом, полным горячего шоколада. Андерсон мог только гадать, какой сувенир привезет ему на сей раз благословенная девушка, но надеялся, что это будет еще одна нефтяная скважина еще больших размеров, чем ее первая.
Цель своей частной экспедиции Эдит и Оле держали при себе. Ни один из них не подозревал о прекрасном сюрпризе, который щедро уготовила им Природа.
Как только корабль исчез из виду, Эдит резко повернула на запад и направилась по прямой к своей находке. Оле, исполняя обязанности штурмана, подавал летчице сигналы, удерживая ее на курсе. Пропеллер гудел. Не интересуясь унылым антарктическим пейзажем, Эдит пронеслась над ним со скоростью в сто двадцать миль в час, что было пределом возможностей машины.
Тусклая голубая линия на горизонте неслась им навстречу.
Сбросив скорость до восьмидесяти миль в час, Эдит по спирали устремилась вниз, как чайка. На уровне края отверстия она развернулась у отвесной стены, а затем, к ужасу Оле, нырнула на дно огромного колодца. Заглушив двигатель, она накренила самолет на сорок пять градусов и заскользила вниз, к залитой солнечным светом голубой равнине.
— Куда мы летим? — испуганно пробормотал Оле.
— Вниз, конечно. Там красиво и солнечно. Я чуть не замерзла.
— Что, если мы не сможем приземлиться?
— Тогда нам придется вылететь наружу.
— Но предположим, что-то пойдет не так с двигателем?
— Тогда мы станем яичницей, а вместо тостов под нами будет твердая земля.
Солнечный свет выплыл им навстречу, и их изумленным глазам открылась лазурная река, извивающаяся по зеленой равнине. Спустившись ниже, они увидели, как взметнулись ввысь огромные деревья; еще дальше колыхались под теплым бризом бесчисленные серебристые перья степной травы. Зачарованные, они смотрели, как длинные волны света поднимаются и опускаются, подобно волнам серебряного прилива. Здесь, глубоко в ледяном сердце Антарктики, простирался рай с проточной водой и пышной растительностью.
Приняв все как есть, они полетели дальше в молчании, высматривая место для посадки. Впервые у Оле не было теории. Позже он выдвинул сразу несколько. Однако вероятная разгадка этой тайны не была исключительной заслугой Оле. Он просто взял за основу мысли Дрейка и придал нм крылья, позволив воспарить.
Густая растительность у реки кое-где поредела, превратившись в холмистые луга с сочной травой. Они пролетели над ними, ища более ровную площадку. Наконец они увидели то, что искали, — длинную песчаную косу, рассекающую тихий голубой залив на реке.
Эдит совершила идеальную посадку. Затем, стоя онемевшими ногами на теплом песке, они осознали удивительную красоту этого места. Они находились почти в центре огромного колодца. На расстоянии двадцати пяти миль, в какую бы сторону они ни посмотрели, над дном долины вздымались на пятнадцать тысяч футов отвесные голубые скалы.
Вековой лед сковал края этих пропастей, и над круглым отверстием выли в небе зимние метели Антарктики, бессильные заморозить воду в голубой реке или заставить опасть лепестки нежнейших цветов вечной весны долины. Каким чудом время уберегло этот сад в глубине земли от надвигающихся холодов? Умирающие века навалились на бывшие тропики наверху сокрушительной поступью льда толщиной в тысячу футов. Пока над головой бушевали зимние штормы, сражаясь сами с собой смерчами замерзшего мокрого снега и расколотыми валами лязгающего льда, в мягкой атмосфере над долиной шел только дождь. Как это место, это сердце забытого рая сохранило свое животворное тепло, в то время как повсюду распростерлось обнаженное тело жизни, замерзшее в вековечной смерти? Всегда ли он был таким, этот рай? Они могли только задавать себе подобные вопросы, но не знали ответов.
— Здесь красивее, чем в калифорнийских долинах, — вздохнула Эдит, — и это место превышает по размерам любую из них. Ни одна друтая долина в мире не представляет собой почти идеального крута, как эта, и нет другой, укрытой такими утесами. Подумать только, стены высотой в три мили!
— Меньше примерно на пятую часть мили, — поправил ее Оле, любивший точность. — Я следил за высотомером, когда мы снижались. Высота их примерно две и четыре пятых мили.
— Оле, вы невозможны.
Они спустились с песчаной косы и поднялись на небольшой холм, откуда открывался вид на всю долину. Минут через пять ходьбы они ощутили гнетущее неудобство. Думая, что они просто оттаивают в теплом воздухе посте долгого перелета при нулевой температуре, Эдит и Оле сняли свои тяжелые, подбитые овчиной куртки. Еще через десять ярдов они сняли фуфайки.
— Такими темпами, — засмеялась Эдит, — мы сбросим все наши шкуры еще до того, как доберемся до вершины холма.
Оле, пыхтя, как перекормленная морская свинья, изо всех сил старался не выглядеть эпатированным. Он мысленно поклялся, что не снимет больше ни один предмет одежды. Уважая его скромность, Эдит сдержала очередной порыв и ограничилась только верхней одеждой — хотя в этот момент предпочла бы быть Евой и видеть в нем Адама.
— Я знаю, в чем дело, — воскликнул Оле, вновь обратившийся к теоретизированию. — Мы находимся на глубине двух с четырьмя пятыми миль под поверхностью земли, не так ли?
— Трех, — сказала Эдит. — Но здесь слишком душно, чтобы спорить. Продолжайте.
— Тогда мы на дне шахты. Я имею в виду, — задыхаясь от усилий, объяснил он, — что мы как будто находимся на дне шахты. Весь этот воздух давит на нас.
— Кажется, вы действительно раздулись больше обычного, — признала Эдит.
Оле проигнорировал это подтверждение своей теории.
— И, — продолжал он, излагая почерпнутые из энциклопедий сведения, — на этой глубине ощущается внутреннее тепло земли. В глубоких шахтах бывает так жарко, что шахтеры больше не могут пробиваться вниз и им приходится обустраивать боковые коридоры, как кротам.
— Слава Богу, — вздохнула Эдит, — что вы не выучили наизусть всю «Британскую энциклопедию». Я просто не могу все это вынести в такую адскую жару.
— Мисс Лейн!
— О, я не то еще скажу… Не обращайте внимания, это просто нервы.
На гребне холма они, тяжело дыша, бросились на густую, поросшую мхом траву.
— Я больше никогда не буду проклинать холод, — заявила Эдит. — Вероятно, когда небо затягивают облака, это место становится похоже на паровую баню.
— И облака поглощают радиацию, — одобрительно добавил Оле. Эту жемчужину он, очевидно, нашел в единственном принадлежавшем ему шедевре Герберта Спенсера. Конечно, кажется маловероятным, что он обнаружил что-либо настолько разумное в потрепанной «Синей птице» или таблице логарифмов. — В таких случаях влажность бывает очень высокой.
— Да уж, воздух душный, как тепловатый гороховый суп на завтрак. Я сыта по горло. Давайте выбираться отсюда. Наденьте свою одежду. Легче носить ее на себе, чем таскать за собой.
Когда Эдит встала, чтобы отряхнуть свою куртку, внимание ее привлекло темно-синее пятно на лазури дальней стены. Пристально вглядываясь в эту синеву, она воображала, что может ясно видеть тусклый лазурный мир за пределами огромных утесов. Затем, отбросив иллюзию и посмеявшись над собственными причудами, она начала понемногу различать контуры тени. Пятно имело форму идеальной арки высотой по меньшей мере в три тысячи футов. Замечание Оле о том, что шахтеры роют боковые туннели, когда жара в шахте становится невыносимой, со странной настойчивостью всплывало у нее в голове. Что. если это была старая шахта, заброшенная за миллион лет до зарождения истории?