— Угрожать мне вздумала? — с обманчивой мягкостью в голосе спросил он. Потом его губы скривились в презрительной улыбке, и Захария насмешливо произнёс:

— Да ты пьяна! Пойди ещё выпей, ты в последнее время пристрастилась к моему виски. — Захария выпустил Эмму из железного захвата своих пальцев и брезгливо потёр руки.

— Да… Да как ты смеешь? — потирая предплечье, изумлённо проговорила она, но он уже не смотрел на неё. Захария столкнулся взглядом с притихшей Габриэллой и на кузину больше не обращал никакого внимания.

Эмма резко развернулась и побежала к выходу. Уже возле двери она остановилась и одарила Габриэллу таким ненавидящим взглядом, что та только усилием воли удержала руки от желания обнять себя.

— Иди к себе, Габриэлла, — привлекая её внимание, спокойно произнёс Захария. — Я приду… позже.

Все вопросы, которые она собиралась задать ему, сами собой улетучились, а говорить об увиденной сцене сейчас Габриэлла не имела никакого желания. Захария был в таком состоянии, в котором она не видела его ещё ни разу, и она испугалась его. В первый раз она по-настоящему боялась своего Зака, мужчину, будившего её цветами и страстными поцелуями. Габриэлла кивнула и быстро вышла из кабинета.

Последние лучи заходящего солнца окрасили бледно-розовую гостиную в тёплые насыщенные тона. На пёстром диване с изящно изогнутыми ножками и такой же выгнутой спинкой сидела красивая молодая женщина. Перед ней на кокетливом кремовом с позолотой столике стоял элегантный чайный сервиз и серебряный поднос с карточками для визитов. Жемчужно-белое домашнее платье лёгкими складками ниспадало к полу, а золотистые волосы были собраны в изысканную прическу. Но несколько волнистых локонов кокетливо выбились из замысловатой конструкции и картинно легли на точеные плечи, что придавало всему образу невинное очарование и милую непосредственность. Она маленькими глотками пила чай и внимательно перебирала карточки. Искренне улыбалась, откладывая одни, и совершенно по-детски поджимала губы, беря в руки другие. Для утончённой и светской женщины, какой являлась она, ответные визиты были данью уважения благородным и состоятельным соседям, но, к сожалению, не все они были интересными собеседниками, да и приятными людьми многих из них можно было назвать с натяжкой.

За окном стремительно темнело, но её любимый салон был ярко освещён огромной люстрой, а канделябры мерцали мягким светом длинных восковых свечей. Вокруг царило умиротворение и покой, только душа хозяйки этой нежной гостиной была в смятении и печали. Она проводила здесь много времени, пытаясь скрыться от творящегося в поместье безумия. Муж стал груб, недоверчив и ревнив. Как бы она ни старалась стать для него хорошей женой и верной возлюбленной, ничего не выходило. С каждым днём он отталкивал её всё больше и больше. Уничтожая все существующие чувства о свою невыносимую, а порой жестокую, ревность.

Дверь в комнату с громким стуком распахнулась, вырывая женщину из невесёлых раздумий. Высокий стройный мужчина быстро направился к золотисто-розовому дивану.

— Рональд! — с наигранной улыбкой воскликнула она. Лицо мужчины исказило бешенство и едва сдерживаемая ярость.

— Рональд? — прошептала она.

Он просто смотрел на неё. Пожирал глазами невероятную красоту собственной жены, и злость чёрными змеями расползалась по венам. Острыми шипами впивалась в разум, заглушая его слабые просьбы одуматься.

— Лживая! Порочная! Испорченная! — выплёвывал он каждое слово в милое сердцу лицо.

— Рональд, не делай этого с нами… — без какой-либо надежды произнесла женщина.

Муж осудил её и вынес приговор, а она безоговорочно приняла его. Он не верил ей, а она больше не могла биться о закрытую дверь, о глухую стену недоверия. Лучше смерть.

Госпожа этого дома, хозяйка этой гостиной и жена этого мужчины осталась сидеть на изящном диванчике, зачарованно наблюдая, как пламя лизнуло светлые тяжелые шторы, как поползло вверх по тюлевым занавескам, как подбиралось к ней. Потом она взглянула куда-то поверх образовавшейся огненной стены и одними губами произнесла:

— Спаси…

Дым разъедал глаза, железной хваткой сжимал горло, вырывая тяжелый хриплый кашель. Огонь впился в кожу обжигающей плетью, сухим ветром прошёлся по волосам и жгучими тисками обхватил голову…

***

Габриэлла подскочила в кровати и начала лихорадочно водить руками по телу, проверяя, что цела, стряхивая жуткое ощущение горящей кожи, прогоняя ночное наваждение. Обхватив руками голову, она опустила её к коленям и попыталась глубоко и медленно вдохнуть.

Какой ужасный сон и снова такой реальный! Она помнила всё до мельчайших подробностей: обстановку, голоса, запахи… а самое главное — боль и отчаяние Ровены и слепую, необъяснимую жестокость Рональда. Габриэлла чувствовала, что он любил, обожал супругу, но его ревность была настолько сильной, а недоверие таким непоколебимым, что он решился на преступление, поджёг особняк, убил любимую. Тот, кто сеял в нём семена сомнения, знал куда давить, чтобы они дали всходы и привели к трагическому финалу.

Габриэлла поморщилась от боли в горле. Неужели она простыла? А потом вспомнила едкий дым, поглотивший гостиную леди Гленерван, и нервно засмеялась. Чего только не приснится?! Разлад в отношениях с Заком, вчерашняя сцена и начинающаяся простуда — вот тебе и жуткий ночной кошмар.

«Ровена, ну и запал же мне твой образ в душу, а облик в память, раз ты снишься мне в самых ярких и самых страшных снах!» — обратилась мысленно к леди Гленерван Габриэлла. А потом откинулась на подушки и посмотрела на соседнюю половину кровати. Одна…

Это первая ночь, когда Захария вообще не пришёл к ней. Хоть вчера она и не хотела его видеть, но всё равно отчаянно ждала. А сейчас сидела, вжавшись в спинку кровати, и поглаживала холодную подушку, мечтая оказаться в его объятиях. Рассказать про мучившие кошмары, поделиться страхами и успокоиться в сильных руках. А потом спросить. Спросить о вчерашней сцене, об их отношениях и о совместном будущем. Развеять либо свои сомнения, либо свои надежды.

Габриэлла поднялась с постели. Нужно принять душ, чтобы окончательно проснуться и скинуть с себя ночные видения. До завтрака ещё было больше полутора часов, но спать больше не хотелось. Она накинула халат и слегка удивилась такому утреннему оживлению. За дверью явно кто-то ходил и негромко переговаривался, а затем последовал тактичный стук в дверь.

— Оливер? — изумлённо спросила Габриэлла. Кого-кого, а дворецкого в начале седьмого утра увидеть у себя на пороге она никак не ожидала.

— Мисс Хилл, простите если разбудил, но вам нужно спуститься вниз как можно быстрее.

Габриэлла непонимающе смотрела в морщинистое лицо пожилого мажордома, пытаясь понять, что случилось и что в нём самом неуловимо изменилось. Глаза усталые, складки у рта проступили резче, а весь облик как-то сдулся и поник.

— Зачем? Что случилось?

Он тяжело вздохнул и без своего привычного официального тона ответил:

— Несчастье, мисс Хилл… — У Габриэллы сердце забилось где-то в горле. Она подумала о Захарии, который не пришёл ночью. — Миссис Аддингтон… она упала с лестницы и… и умерла от полученных травм. — Оливер опустил голову, потом ещё раз тяжело вздохнул и собрался. Перед ошеломлённой Габриэллой снова стоял безупречный дворецкий, вездесущий Оливер.

Она быстро шла по светлым коридорам к парадной лестнице, пытаясь осмыслить произошедшее. Утренние сборы не заняли и десяти минут, а неизвестность подстёгивала не хуже в упор наставленного пистолета.

Как такое могло произойти? Как? Это абсолютно не укладывалось в голове! Ещё вчера она видела её живой и здоровой, правда, её состояние вряд ли можно было назвать адекватным… Но упасть с лестницы? Умереть? Габриэлла не в силах была осмыслить и принять это. Происходящее казалось каким-то дурным сном, параллельной реальностью. Но это случилось и случилось здесь, в Эйджвотер-Холле, в доме её мужчины.