— Мисс Хилл, вы действительно самый пронырливый журналист, который мне попадался. И это вы демонстрируете мне, как минимум, дважды за вечер.

— Я просто прогуливалась, — как не в чем не бывало отозвалась она.

— Да что вы говорите?! — с преувеличенным удивлением ответил он. Габриэлла не выдержала и засмеялась. Она совершенно забыла про то, что Оливер упоминал про мастерскую в восточном крыле и совершенно не ожидала, что ей придется в три, а может уже и в четыре утра, перебрасываться с Захарией Денвером остротами. Вот нервы и сдали.

— Раз вам не спится, проходите, посмеёмся вместе.

Габриэлла вошла и после некоторого колебания проговорила:

— Извините, я случайно вышла в коридор… — Он махнул на неё рукой и повернувшись к столу, рассеянно добавил:

— Не берите в голову, вы же не в спальню ворвались.

Габриэлла в очередной раз отметила, что абсолютно не понимает этого мужчину. Ещё несколько часов назад ей казалось, что он флиртует с ней и испытывает не только деловой интерес, а сейчас он вёл себя как ни в чём не бывало и не проявлял никакой активности. Странный и сложный — первое впечатление, сложившееся о мистере Денвере, а говорят ещё, что оно обманчиво. Она подошла ближе и посмотрела на стол. Среди кучи каких-то устройств и материалов она выхватила взглядом горстку мелких бриллиантов и лист бумаги с наброском. Тонкая женская рука, на которой красовался изысканный и оригинальный браслет. Габриэлле сразу бросилось в глаза необычное ажурное плетение, а нить бриллиантов, пронизывающая каждое звено, поначалу сбивала с толку некой нелогичностью исполнения, но придавала изюминку. Сразу видно, что это авторская работа, в массовом производстве такого не встретишь.

— Очень красивое украшение, — возвращая листок на место, прокомментировала Габриэлла.

— Спасибо. Это подарок.

— Ей бы ещё больше понравилось, если бы на пальце появилось обручальное колечко, — тихо прошептала она.

— Вы думаете?

— Я что, это вслух сказала? — Захария кивнул. — Извините, это не моё дело.

— В любом случае мы с ней не зашли в отношениях так далеко. Можно? — Он показал глазами на её запястье.

— Пожалуйста, пользуйтесь. — Габриэлла протянула ему руку. Захария взял тонкую проволоку и надел её как браслет. — Мистер Денвер, а цепочку с бриллиантами, которая была сегодня на Эмме, вы сделали?

— Да, а что?

— Очень утонченная вещь. Я и представить не могла, что вы такой мастер в ювелирном деле, признаюсь — вы меня удивили.

— У меня много талантов, мисс Хилл, — закончив манипуляции с её рукой, ответил он.

— Не сомневаюсь! Может, дать вам безымянный пальчик померить? — Габриэлла нарочито перебрала пальцами возле его рук с проволокой.

— Как-нибудь в другой раз. — Он снова отвернулся и записал в блокнот какие-то цифры.

— Ладно, мистер Денвер, не буду вас отвлекать и пойду, наверное, всё же допишу свою статью. Вы своим ночным рабочим порывом вдохновили и меня.

— Статью? Я думал, вы уволились и занимаетесь исключительно книгой.

— Тогда меня бы ожидала голодная смерть, — пошутила Габриэлла. — Газета была моим постоянным местом работы, но, кроме неё, я на внештатной основе пишу статьи в журналы, очерки, обзоры для интернет-изданий.

— Значит, Элизабет права. Вы слишком много работаете.

— И это мне говорит человек, который поздней ночью шлифует бриллианты! — с наигранным возмущением воскликнула она.

— Я мужчина, — веско отозвался Захария и добавил: — А вы давно уже должны мирно спать в своей постели.

— Тогда спокойной ночи.

— Подождите минуту, я провожу, — выключая настольную лампу, попросил он.

— Не нужно, я…

— Я уже закончил.

— А бриллианты вы так и оставите на столе? — заметила Габриэлла.

— Да кому они здесь нужны, — не удостоив даже взглядом сверкающую горстку, ответил Захария.

«Действительно, кому? — прикинула в уме она. — Всё-таки у богатых свои причуды!»

Они в молчании преодолели расстояние до жилой части дома, почему-то нарушать тишину этих тоскливых комнат и коридоров пустой болтовней не хотелось. Но оказавшись в спасительном тепле и полной безопасности обжитой части Эйджвотер-Холла, Захария спросил:

— Мисс Хилл, так почему вы по ночам бродите по дому?

— Не могла уснуть, а вы почему по ночам работаете?

— Потому что днем у меня на это нет времени, и вдохновение может нагрянуть в любой момент. Мы пришли.

Габриэлла и не заметила, как оказалась у своей спальни. Открыв дверь, она повернулась пожелать спокойной ночи, но смутно знакомый сонный голос вмешался первым.

— Закари?! — Лаура стояла в легком белом халате и с изумлением смотрела на своего любовника. Габриэлла была скрыта своей дверью, но в щель прекрасно видела, что кого-то ждет долгий и неприятный разговор. — Спокойной ночи, — пролепетала она и второй раз за ночь молниеносно закрыла дверь.

«Как некрасиво, двусмысленно и неудобно все выглядит… — мысленно сетовала она. — Ладно, подумаю об этом завтра!» Возомнив себя Скарлетт О’Хара, Габриэлла удрученно поплелась к кровати и рухнула в её мягкие объятия как была, в одежде.

Холодно. Промозглый сырой воздух обволакивал ледяным коконом каждый дюйм незащищенного одеждой тела. Он безжалостно обжигал лёгкие застывшим огнём, вырывая изо рта редкие клубы пара, отбирая последнее живое тепло. Каждый следующий вдох давался тяжелее, чем предыдущий, но она упорно продолжала идти по узкой крутой лестнице с каменными ступенями и скрипучими обгоревшими перилами. Маленькие острые камни нещадно царапали голые ступни, но могильный холод, пробиравший до костей, скрадывал, притуплял боль, создавая иллюзию нежной заботы, в которую хотелось погрузиться с головой, забыться в притягательной пустоте и спрятаться в холодных смертельных объятиях. Там не думают, не чувствуют, не живут. Но она неимоверным усилием воли преодолевала ступень за ступенью, переступала через невидимую грань, стирала проведенную между мирами черту.

Её манила изящная женская рука, мелькавшие впереди золотые волосы и тонкий шёлк белого платья. Когда лестница осталась позади, а взору предстала широкая галерея, дышать стало легче. Ветер свирепо завыл, заставив её передёрнуть плечами. Он голодным зверем бился в запертые наглухо окна, заставляя ёжиться не только от холода, но и от первобытного страха. Она чувствовала: надо торопиться, чтобы узнать, понять, помочь. Неминуемый конец уже близок. Он наступал на пятки, хватал сильными руками, сжимал в огненных тисках.

Она крикнула: «Подожди!», но из горла не донеслось ни звука, и белое платье скрылось из виду за тяжёлой деревянной дверью. Ноги отказывались слушаться, но она побежала. Спотыкаясь, падая и вновь подымаясь. Дверь была уже близко, только протяни руку. Она потянула за ручку, и та поддалась.

Одинокая жёлтая луна любопытно заглядывала в высокие трехстворчатые окна, освещая комнату тусклым серебряным светом. Женщина стояла вполоборота и печально смотрела на дверь. Её глаза хранили все тайны мира, а улыбка ободряла и обрекала одновременно. Она едва заметно кивнула, призывая гостью приблизиться. Уже совсем рядом, кончики пальцев практически коснулись пушистого локона. Женщина повернула лицо к луне, замерла и прислушалась. Окна распахнулись, впуская порывистый морской ветер, и по воздуху тихим шелестом пронеслось:

— Спаси…

Затем комната вспыхнула, как факел. Огонь лизал стены, набрасывался на мебель, подбирался все ближе и ближе к одинокой женской фигуре. Скрывая, захватывая, убивая…

Габриэлла резко распахнула глаза и, как выброшенная на берег рыба, начала жадно хватать ртом воздух. Она до сих пор ощущала едкий запах дыма, до отказа заполнивший лёгкие, и горький привкус пепла, осевший глубоко в горле. Габриэлла дрожащими руками налила стакан воды и залпом осушила, смывая противные ощущения, возвращаясь в реальность, прогоняя чудовищный сон.

— Вот тебе и ночные прогулки по старому поместью… — восстанавливая дыхание и потихоньку приходя в себя, прошептала она. — И приснится же такое…