Сырой осенний вечер давно опустился на город, окутав все вокруг влажной белесой дымкой, но на тёмном застывшем небе не вспыхнуло ни единой звезды — с самого утра грязно-серые тучи затянули голубую гладь до самого горизонта. Мелкий моросящий дождь монотонно отбивал дробь о крыши домов, оседая прозрачной водяной рябью на стёклах витрин и витражах зданий. Поздняя осень в Чикаго всегда отличалась блёклостью и однообразием. Она скрадывала краски, накрывая все невзрачным плащом уныния и невыразительности. А промозглый ноябрьский ветер, который набрасывался на город, как раненое животное на ускользающую добычу, заставляя прохожих выше поднимать воротники и кутаться в тёплые вязаные шарфы, по праву считался основным спутником чикагской осени.

Габриэлла вышла из машины и плотнее запахнула чёрное твидовое пальто. Свободных парковочных мест возле антикварной лавки, в которую она старалась попасть до закрытия, увы, не оказалось, и теперь ей нужно успеть за рекордно короткое время преодолеть расстояние в два квартала. Но ни погода, ни туфли на высоких каблуках к этому не располагали. Обреченно вздохнув, она тряхнула волосами, в которых уже похозяйничал навязчивый дождь, осыпав чёрные пряди влажным бисером, и, перепрыгнув через лужу, побежала по ярко освещённому тротуару.

— Магазин уже закрыт, мэм! — оторвавшись от монитора компьютера, произнесла седовласая женщина в широких роговых очках.

— Я знаю, извините, но у меня назначена встреча с мистером Митчеллом, — пытаясь восстановить дыхание, проговорила Габриэлла.

Строгая дама цепко осмотрела её и подняла трубку старинного и явно очень дорогого телефона. Аппарат был будто высечен из цельного куска малахита и украшен золочёнными кокетливыми вензелями, а в тусклом свете настольной лампы казался вырванным из какого-то модного салона середины тридцатых годов прошлого века. Пока женщина набирала на круглом циферблате номер, Габриэлла блуждала взглядом по представленному в магазине товару. Основное освещение было давно погашено, и ей приходилось изрядно напрягать зрение, рассматривая, что находится чуть дальше круга света, который давала небольшая лампа, стоявшая на прилавке. Изящные предметы интерьера, мебель и посуда, картины и статуэтки, тонкий фарфор и венецианский хрусталь — малая толика антикварного достояния, находящегося под этой крышей. Старинные вещи, наполненные историей и закалённые временем в полумраке помещения, приобрели неясные смутные очертания и, казалось, пропитались мистическим духом прошлого.

— Мистер Митчелл, некая молодая леди утверждает, что у вас назначена встреча. Имя? Мисс… — Она чуть повысила голос, привлекая внимание Габриэллы, и выжидающе подняла бровь.

— Хилл, Габриэлла Хилл.

— Габриэлла Хилл, — повторила она. — Да, хорошо. — Женщина повесила трубку и обратила все свое внимание на гостью.

— Мисс Хилл, я провожу вас к мистеру Митчеллу.

Они вместе прошли к небольшому коридорчику, находящемуся справа от кассы, и Мария, так представилась строгая дама с забранными в пучок седыми волосами, включив свет, знаком показала Габриэлле следовать за ней. Узкая винтовая лестница, устланная ковром цвета спелой вишни, уходила на второй этаж и буквально упиралась в тёмно-коричневую массивную дверь. Ловко для своего возраста преодолев ступени, Мария тихонько постучала и, не дожидаясь ответа, толкнула дверь и вошла внутрь.

— Мистер Митчелл, ваша гостья. — Она указала на вошедшую следом Габриэллу.

— Мисс Хилл, приятно познакомиться! — Самюэль вышел из-за стола и протянул ей руку.

Габриэлла быстро пробежалась взглядом по кабинету и встретилась глазами с невысоким импозантным мужчиной чуть за шестьдесят.

— Мистер Митчелл, извините, что несколько опоздала, — пожав сухую твёрдую ладонь, проговорила она. — В этом городе машин больше, чем людей!

— Не извиняйтесь, — махнул он и обратился к замершей возле двери Марии: — Сделай нам, пожалуйста, кофе и можешь быть свободна. — Самюэль помог Габриэлле удобно устроиться в обтянутом кожей тяжёлом кресле и, обойдя письменный стол, опустился напротив. — Итак, мисс Хилл, чем могу быть полезен?

— Мистер Митчелл, я журналист, работаю в «Чикаго Трибюн».

— Это мне известно, но вряд ли вы пишите статью по моему профилю, — взяв ручку со стола и сделав пометку в толстом блокноте, заметил Самюэль.

— О, нет, у газеты немного другой профиль. Мистер Митчелл, я на некоторое время решила оставить журналистику. Я пишу книгу, и мне необходима ваша помощь.

— И о чем же будет ваша книга? — заинтересованно спросил Самюэль.

— О драгоценных камнях, редких вещах, предметах искусства и культа, и всё это глазами современных ценителей, коллекционеров, эстетов.

— Хм… — Задумчиво потерев подбородок, Митчелл изучающее посмотрел на сидящую перед ним девушку. — Признаюсь, мисс Хилл, вы меня удивили. Согласитесь, тема весьма нетривиальная, я бы даже сказал, неожиданная для столь молодой леди. — Он помолчал. — Позвольте спросить: откуда такой интерес?

— Ну, леди не такая уж и молодая, — рассмеялась Габриэлла. — Но вы правы, тема действительно нетипичная. Обычно наш брат пишет о политике и обо всем, что с ней хоть как-то связано, но мной двигают исключительно личные мотивы. Отец всю свою жизнь увлекался работой с камнем. Он не занимался этим профессионально, был скорее любителем, но этим делом горел. С годами его интересы ширились, обретали новые формы и пристрастия. Папа начал всерьез коллекционировать антиквариат, в нашем доме всегда было полно разных старинных вещей. Они не были особо ценными, но были уникальны в своём роде, и для него они были бесценны… — Она прервалась, заново перебирая в памяти детали давно ушедшего прошлого, и тоска по нему незримой тёмной вуалью скользнула по лицу, похитив с него все яркие краски, делая выразительные черты более утонченными, но менее привлекательными.

— Папа планировал когда-нибудь написать книгу, в которой будут собраны увлекательные истории об уникальных вещах. Он не хотел создавать еще один учебник или справочник, каких много. Это книга должна была быть рассказана живыми людьми, посвятившими любимому делу всю свою жизнь. Книга об их романе с искусством. — Услышав легкий стук в дверь, Габриэлла взяла небольшую паузу и молча наблюдала, как Мария чинно подошла к столу и принялась расставлять элегантный кофейный сервиз. По комнате тут же поплыл терпкий аромат свежесваренного кофе, заряжавший бодростью одним своим запахом.

— Спасибо, Мария, доброй ночи, — поблагодарил её Самюэль и сделал большой глоток из изящной маленькой чашечки.

— Я закрою магазин и ключ оставлю в замке, а сама выйду через заднюю дверь, — предупредила она. — Доброй ночи, сэр, мисс.

— Мисс Хилл? — Самюэль Митчелл с вежливым интересом посмотрел на свою гостью, приглашая таким образом возобновить разговор.

— Он не успел исполнить свою мечту. Сердечный приступ. — Габриэлла на мгновение прикрыла глаза. Смерть отца стала для неё тяжелым потрясением и даже через столько лет отзывалась ноющей болью в области сердца.

— Соболезную, мисс Хилл.

— Спасибо, — вымученно улыбнувшись, ответила она, — и пожалуйста, называйте меня Габриэлла.

— Ну что же, Габриэлла, я считаю, что страсть — величайший двигатель человечества! Плохой или хороший, — с философской ноткой продолжил он, — это не имеет значения. Главное, чтобы жизнь человека не сводилась к банальному существованию для галочки или по инерции. Страсть была в вашем отце, и я вижу её в вас. Что вы хотите знать?

— Как можно больше, — тактично и спокойно произнесла она. Хотя в душе, не сдерживая эмоций, ликовала и даже пустилась в пляс от такой удачи. — Как начинался ваш путь на этой стезе, с каким трудностями или препятствиями вы, возможно, сталкивались, и, конечно же, что вы считаете жемчужиной своей коллекции?

Мистер Митчелл тонко улыбнулся, а Габриэлла, включив диктофон, поставила его на лакированную поверхность письменного стола и вся обратилась в слух.