— Чего два?

— Яйца, конесно!

За моей спиной раздаётся взрыв хохота. Я сама закусываю губы изнутри, так как знаю, что Бобби терпеть не может, когда над ним смеются, но щёки уже сами по себе начинают надуваться от сдерживания неуправляемого смеха.

— Ты забыл добавить, что делал это при всех, — вставляет миссис Крюгер свои пять центов.

Бобби начинает сопеть, раздувая свои маленькие ноздри, но не от реплики воспитателя, а от того, что заметил Макса, стоящего за моей спиной. Своим гоготом он привлёк его внимание. Роберт же в это время невозмутимо переодевается в уличную одежду.

— Кто это? Твой зених?

У меня слова застревают в горле от внезапно образовавшегося кома, препятствующего вдоху и выдоху. Кем его представить? Другом? Боссом? Мой спутник выручает меня:

— Привет, дружище, я — Макс, — присев на корточки, он с дружелюбной улыбкой на лице протягивает ему руку. — Мне нравится твой подход к делу. Я бы поступил так же, — и подмигивает.

Естественно, увидев соратника в лице взрослого мужчины, Бобби в одночасье воодушевляется и вкладывает свою ручонку в его ладонь. Миссис Крюгер глубоко вздыхает, недовольная тем, что мы поощряем рукоприкладство и эксгибиционизм. Нет уж, пусть воспитанием занимаются родители.

Пока дети переодеваются, отхожу к полке с поделками, не переставая думать о том, что Кроу проигнорировал вопрос ребёнка. С другой стороны, лучше так, чем услышать ответ: «Нет». Или ещё хуже: «Конечно, нет». Пока рассматриваю странное существо, похожее на броненосца, за мной бесшумно встаёт Макс. Мне не нужно было слышать его шаги, чтобы догадаться о его приближении. Я почувствовала его обжигающее дыхание на своём затылке. По спине сверху вниз волнующей дорожкой пробегает озноб. Пока я запрещаю своему разуму не реагировать на его присутствие, моё тело живёт собственной жизнью.

— Есть идеи, кто это? — спрашивает вполголоса, случайно задевая губами моё ухо.

— Хм, сверху нечто похожее на чешую. Я бы сказала, броненосец, но лебединая шея сбивает с толку, — непринуждённо отвечаю на вопрос, никак не показывая свои истинные эмоции.

— Это голубь.

Я оборачиваюсь и упираюсь взглядом в его губы. Они так близко. До одури хочется снова ощутить их на себе. Почему у нас всё так… неопределённо?

— У него четыре ноги, Макс, — хмурю брови, по которым он шустро проводит своим большим пальцем, как бы разглаживая. Зачем он мучает меня?

— А надпись на стенде видела?

Отворачиваюсь от него и поднимаю взгляд наверх, чтобы только убедиться в его словах. Надпись гласит: «Лепим голубь мира». Прикрываю рот ладонью, чтобы приглушить своё хихиканье. И снова смотрю на монстра в своих руках. Боже, дети — это чудо природы какое-то.

— Понлавилось? Я лепил! — я догадалась, что лепил Роберт, потому что все поделки подписаны. Именно поэтому мой взгляд и зацепился за это пластилиновое создание.

— Это просто…вау, Роберт! У меня нет слов! — склоняюсь к гордому мальчишке, чтобы задать мучающий меня вопрос: — А почему у него четыре ноги?

— Стобы мог стоять! — даёт вполне разумный ответ, от которого у меня губы сами собой растягиваются от умиления.

Когда-нибудь у меня будет такой же смышлёный малыш.

Глава 24.2 Цветы жизни

— Тебе не кажется странным, что их зовут одинаково? — спрашивает Макс, понизив голос, пока дети резвятся на батуте.

Да, этот непредсказуемый мужчина привёз нас в развлекательный центр угостить мороженым. В итоге мы находимся здесь уже больше двух часов, давая мальчишкам возможность вдоволь наиграться, чтобы они потом уснули мертвецким сном. А самое удивительное, к ним периодически присоединялся Макс, подменяя меня, потому что мне было стыдно вылезать из-за стола в своём прикиде. Мы заняли столик неподалёку, чтобы не выпускать ребят из своего поля зрения.

— Я задавала Мел этот вопрос. Она убеждена, что Бобби — это Бобби, а Роберт — это Роберт. Ей глубоко плевать, если кто-то называет своих Робертов уменьшительно-ласкательным «Бобби».

— Забавная семейка. Я это понял ещё после того случая в «Komodo», — его губы изгибаются в весёлой усмешке.

— Это ты ещё не знаешь историю нашего знакомства, — хмыкаю.

Макс вопросительно приподнимает бровь, и я продолжаю:

— Когда я подрабатывала спасателем на пляже, ко мне подошла девушка и попросила присмотреть за её сыном, так как ей срочно нужно было отойти в туалет. Конечно, я согласилась. Особенно после слов мальчика о том, какая я «класивая».

— Это был Роберт? — догадывается Макс, улыбка которого становится всё шире по мере моего рассказа.

— Он самый, — немного расслабляюсь от чудных воспоминаний, а то последние полчаса я чувствую себя пленницей, привязанной к столбу: сижу так же прямо, и грудь будто перетянули верёвкой. Ноет нестерпимо.

— И вот, представь картину: он делает из меня песочную русалку, засыпая песком с головы до ног, и в какой-то момент я понимаю, что не чувствую на себе его ладошек. Вскакиваю от ужаса, потому что его рядом нет. Это же какие-то секунды! Я в панике начинаю высматривать его среди голопузов и нахожу, знаешь где?

— Я уже боюсь, — Макс улыбается во весь рот, готовый к продолжению.

— В океане! Конечно, там было мне по щиколотку, но это всё равно ни капли не смягчало весь масштаб ужаса, который мог произойти. Но даже это не самое страшное. — Отпиваю свой чай с лимоном и непроизвольно передёргиваю плечами от кислого вкуса. Не люблю чай, но мой визави настоял. Согреться мне нужно, видите-ли. Меня согрела бы твоя любовь, дурак.

— Давай уже, не томи, — усмехается, бросая на меня секси-взгляд исподлобья. Хотя сейчас все его взгляды мне кажутся сексуальными.

— Я схватила его и, несмотря на бурные протесты и вопли, понеслась обратно к спасательной вышке. А там…

— Мелисса с Робертом, — заканчивает за меня сообразительный Макс.

— Да! А я — с Бобби. Он всё это время резвился в воде со своей бабушкой. И я похитила его из-под её носа, — качаю головой, осуждая саму себя. — У неё сердце больное, а тут я: спасатель Малибу!

— А где Мел нашла Роберта?

— Так он сам к ней пошёл, когда увидел её, и сразу залез на руки. Она, наверное, отвернулась в этот момент. Сама не знаю, как я могла его не заметить. Но она своими глазами видела всю «спасательную операцию», потому что давилась от смеха, когда я подбежала к ней с её вторым сыном.

— Лили, ты — нечто! — Макс не на шутку развеселился, прикрывая глаза ладонью.

Я тоже улыбаюсь, но, по большей части, чтобы спрятать своё уныние. Мне всё сложнее строить из себя мисс Невозмутимость и делать вид, что я не уязвлена его отношением ко мне. Мои мысли всё время убегают к разговору с Джилл, и я пытаюсь отыскать в каждом его взгляде, каждом движении, каждом прикосновении хотя бы малейший намёк на то, что она права в своих предположениях. Недосказанность между нами витает в воздухе тягучим туманом, отделяющим нас друг от друга, не дающим как следует рассмотреть. Мы словно стоим по разные стороны непроглядной пропасти, соединённой шатким висячим мостом. И никто из нас не решается ступить на него, боясь обрушения.

Вроде бы сидим болтаем, как старые-добрые приятели, создавая иллюзию штиля, а внутри бушует ураган высшей категории. Его взгляды украдкой, когда он думает, что я увлечена разглядыванием обстановки, будто случайное касание руки лишь усугубляют мои мысленные метания. Интересно, он прикидывается так же, как и я? Со мной всё понятно, а он-то зачем это делает?

— Значит, с тех пор вы подружились? — голос Макса врывается в мои сумбурные думы.

— Не совсем. После этого они стали появляться на пляже практически ежедневно. Близнецы постоянно тусовались рядом со мной, чем была безумно довольна Мел. Она спокойно загорала на шезлонге, пока мы с детьми запускали фрисби. Думаю, будь её воля, она с удовольствием поселила бы меня с ними.

Конечно, я шучу. Просто Мелисса устала от материнских будней, а мне нравилось проводить время с мальчуганами. Даже моя спасательная команда закрывала глаза на то, что я периодически отлынивала от своих прямых обязанностей.