— Это понятно и даже логично, — в очередной раз проявила инициативу Ки, отчего не только я, но и Яся удивилась, ведь раньше она редко так поступала, — правда, появляется еще больше вопросов, но пока их опустим. Вернемся к спорам, ты сказал, что они способны выживать при перезагрузке, формируя защитное поле, это допустимо и логично. Но тогда возникает закономерный вопрос — если они часть этого мира, часть его устройства, тогда почему они защищаются? Коль устройство способно оперировать материей, то ему их и воссоздать не представляется труда, ведь они так же материальны, зачем тратить энергию на защиту и создавать проблемы для формирования новой материи на кластере?

— Удивлён, — с какой-то протяжной интонацией отреагировал Тойл на сказанное Ки, — я не мог даже подумать, что имея такой ограниченный объём информации, можно сложить все и задаться таким вопросом.

— Ки тебя еще удивит, — вклинилась неугомонная Яся.

— Предчувствую, но, пожалуй, отвечу для начала коротко. Мы с высокой долей вероятности предполагаем, что так называемые споры не имеют никакого отношения к этому месту.

После того, как Тойл закончил предложение, в воздухе повисла тишина, если не считать шороха листьев от легкого ветра да треска каких-то пичуг в кустах. Ки, как и все, не спешила задать очередной вопрос, обдумывая услышанное, а я, как и предположительно Яся, просто потерялись от крушения основных постулатов.

— Что из себя представляют споры? — неожиданно для всех прозвучал вопрос Ки, но задав его, она сразу же выдала версию. — Это либо мельчайшие автономные машины, но тогда их бы переработали, как и прочую материю. Так что выходит, что споры все же имеют биологическое происхождение?

— И да, и нет, — ответил Тойл, — дело в том, что уровень технологий, при котором возможно создание чего-то подобного спорам, лежит за той же гранью, что и технология, способная реализовать это место, гораздо выше, чем мы можем заглянуть даже на уровне теорий. Споры — это по всем критериям биологическая жизнь, но основанная на совершенно иных принципах, чем что-либо, виденное нами ранее. По функционалу же они близки к тому, что в ваших мирах называют наномашинами, ну, или как-то так.

— Чаще упоминается понятие, “нанороботы”, “наноботы” или “наниты”, но я встречала это лишь в теоретических выкладках или художественных произведениях, наши технологии также не были близки к уровню, позволяющему создавать нечто подобное, — прокомментировала Ки.

— Фантастика, — добавила Яся, озвучив то, что и так было понятно.

— То есть ты хочешь сказать, что они сюда попали с загрузкой одного из кластеров? — спросил я.

— Ну вот, Шустряк, — как-то на выдохе, по-отечески, продолжил Тойл, — и после этого ты считаешь, что ты не про нашу честь, и напарница вон твоя мало говорит, а если говорит, то в точку.

— Это ты про Ясю? — поддел я его.

— И про неё тоже, ну, а если серьезно, то версия со случайным попаданием спор в этот мир основная, она объясняет множество странностей. К примеру, до сих пор непонятен принцип, по которому происходит отбор тех, кто мутирует и тех, кто нет. Поначалу наши ученые склонялись к версии, что споры были созданы в военных целях, выделяющих своих по каким-то критериям, но тогда их работа крайне глупа. Было бы понятно, если бы чужих просто убивало, даже в нашей ветви реальностей такой способ ведения войны применялся, — Тойл при этом как-то запнулся, но все же продолжил. — А какой смысл в мутантах, которые растут и развиваются, ладно бы еще своих не трогали, так тут наоборот, и неиммунным, и иммунным отдан полный пищевой приоритет. Даже больше того, многие исследования указывают, что от объёма потреблённых тканей без мутаций зависит скорость развития самих мутантов.

— То есть, чем больше они едят нас, тем быстрее растут? — спросила Яся.

— Именно так, только не именно людей, любых немутировавших, — он поднял руку, быстро несколько раз ткнул в планшет, продолжив, — к примеру, чтобы едва обратившийся медляк превратился в прыгуна, заимевшего способность бегать на короткие дистанции, ему нужно употребить около полусотни килограммов немутировавших тканей. Это вполне реально выполнить за сутки после обращения, тем более что на таких стадиях у них еще нет чувства соперничества, да и что жрать, им нет разницы. Появляющаяся возможность коротких перебежек и прыжков уже большое подспорье в том, чтобы в следующий раз оказаться у кормушки первым. Для следующего этапа нужно значительно больше и на выходе получится бегун, есть большая вероятность, что мутант уже со своего кластера выйдет бегуном, но это лишь небольшой процент тех, кому повезло. Матерые твари, мало того, что первыми претендуют на лучшую пищу, так еще с голоду едят более слабых, причем предпочитая самых неразвитых. Нам даже приходилось наблюдать явление, которое назвали фермерством. Это когда развитая тварь со свитой, чтобы совершить длительный переход по медленным кластерам, в качестве еды с собой гнала стоящих на более низкой ступени развития. Еда сама идет, невкусная, но лучше, чем голод, ведь метаболизм у тварей к длительному отсутствию еды вообще не приспособлен. При долгом голодании твари впадают в некий анабиоз, сохраняя запасы полезных веществ, и выходят из него лишь при шансе поесть, но в местном регионе такое не встречается, — Тойл обвёл рукой, показывая на все, что нас окружал, — здесь очень много быстрых кластеров.

— Этот регион? — спросил я.

— Да, мы сейчас почти на его середине, судя по всему, ты доходил до каскада озёр, оно, хоть и выглядит, как одно, но по факту там целая их цепь с юга на север.

— Да, было такое, — подтвердил я.

— Вот считай, что если считать от восточной границы черноты возле Бастиона, то это почти половина гигантского овала, окруженного чернотой, а вот с юга на север он на треть больше. Про овал я так, образно, — внезапно поправился Тойл, — и чернота тоже не монолитна, есть на ней и обычные кластеры, и медленные, и даже переходы в другие регионы имеются.

— Пожалуй, я об этом чуть позже расспрошу, пока все же про тварей интересно.

— Хорошо, но больше рассказать особо нечего, есть ряд закономерностей и принципов, которые мы, в смысле, те, кто изучают этот мир, понимаем лучше обычных охотников на тварей, но и у нас есть масса вопросов. Даже тот банальный факт, что у мутантов появляются споровые мешки, которые и являются их энергетическими центрами, а ведь у обычного немутировавшего инфицированного ничего подобного нет. На этот счет есть лишь предположение — то, что развивается из спор, формирует свой аналог мозга по причине дисфункции его у мутанта, а то, что вы называете потрохами, не что иное, как его составные части. Но и тут, увы, множество вопросов, разве что мы знаем точно, что все те способности, которые у нас есть — это лишь эффекты, которые производят споры. Но порой то, что они делают, даже с теоретической точки зрения невозможно, а уж если подумать о том, откуда столь миниатюрные биологические роботы берут на это энергию, мозг сворачивается даже у самых выдающихся ученых.

— Хорошо, допустим, но я лично так и не смог услышать для себя хотя бы одного аргумента, точно указывающего на то, что споры не принадлежат этому миру?

— Ах, ну да, — с улыбкой, как будто что-то вспомнил, продолжил Тойл, — дело в том, что с нашим уровнем технологий мы вполне смогли разглядеть внутреннее устройство спор, и да, оно очень похоже на устройство обычных живых клеток, вот только имеет совершенно необычный вид.

— И как это противоречит тому, что споры являются частью СТИКСа?

— Ну, тут есть два серьезных аргумента, первый из которых заключается в том, что технологию СТИКСА мы даже близко не можем проанализировать. Хотя уже удалось обнаружить так называемые сегментные разделители, но ни подвергнуть их изучению на месте, ни взять часть на анализ не удалось. В то время, как споры мы можем разглядывать, анализировать, правда, толку от этого мало, ведь они выполняют строго определенную функцию, заключающуюся в ожидании возможности попадания в среду для своего дальнейшего развития или некого управляющего сигнала, чтобы выполнить задачу, создав эффект нужного дара. Как я уже и говорил, все дары — это эффекты, которые создают споры.