Первым письмом, отправленным вскоре после августовского землетрясения, была депеша из канцелярии регента, в которой кратко указывалось, что из-за угрожающих предзнаменований и в качестве меры предосторожности губернаторы провинций больше не будут проинформированы о военных действиях за пределами их собственных территорий. Губернатор представил это послание на самое тщательное рассмотрение, хотя его существенная особенность, оставленная небрежным клерком и очевидная для всех, поразила его еще до того, как он прочитал текст. Важной особенностью была распределительная панель, напечатанная в виде деревянных блоков на листе бумаги, который случайно приклеился к пластине. Помимо имен главы кабинета министров и главы Военного министерства по связям, были указаны имена каждого губернатора провинции. Из последних была отмечена только его собственная.

Второе сообщение, полученное в середине сентября от главы отдела коммуникаций Военного министерства, информировало его о том, что назначен новый представитель, генерал-офицер, командующий силами, выделенными для обороны Ходзо. Военные качества этого нового представителя, которого губернатор знал всю свою жизнь, были таковы, что в другое время он бы сразу сделал вывод, что никакого врага не ожидается. Но это были не другие времена, как подтвердила третья депеша.

В третьей депеше просто сообщалось, что враг прибыл: китайцы вторглись с восемью армиями 7 октября. Губернатор будет проинформирован, если от него потребуется какое-либо особое задание.

И четвертое, полученное пять дней спустя и собственноручно написанное регентом, сообщало ему об этом задании. Это было тяжелое испытание, традиционное для губернаторов Ходзо; он должен встать между доблестными силами нового депона и китайским захватчиком; он должен стремиться к переговорам, чтобы в любом случае обеспечить безопасность уникального сокровища, находящегося в его ведении. Регент ожидал, что губернатор найдет китайцев достаточно готовыми к переговорам с ним; но не дал никаких оснований для такого предположения. Однако, не ставя точки над i или зачеркивая точки над "т", он приложил несколько свежих обрезков с ногтей Далай-ламы и настоятельно посоветовал губернатору хранить их при себе в ближайшие дни.

Губернатор, человек благоразумный, не отвергнуть обрезки. Он бережно положил их в свою шкатулку для талисманов; но в тот же день приступил к осуществлению некоторых других мер, которые, как он надеялся, окажутся столь же профилактическими для его жен и детей.

Меры, которые обдумывал губернатор, проистекали из его воспоминаний о 1904 году; в частности, те, которые касались людей, сопровождавших полковника Янгхасбанда в Лхасу. В то время у него сложилось мнение, что некоторые расовые особенности этих людей делают их практически непреодолимыми. Они обладали редким сочетанием, казалось бы, противоречивых качеств безжалостности и человечности, невообразимости и изобретательности. Кроме того, необычная объективность позволяла им осуществлять самые сложные планы.

У губернатора не было такого мнения о своем собственном народе. Жизнь, проведенная в осуждении их, дала ему совсем другое мнение. Он не думал, что во время опасности он доверит свою личную безопасность или безопасность своих близких таким людям. Он знал, каким людям он скорее доверил бы это.

Все это пришло губернатору в голову довольно рано летом; только позже, после неудачных поисков предателя в Ямдринге, он начал вынашивать эту идею.

Китайцы придут; он никогда не сомневался в этом после второго землетрясения. И когда они придут, они найдут в Ямдринге друга; того, кто знает цену сокровищу и, несомненно, точно знает, где оно находится.

Это сокровище нужно было спрятать. Это была отправная точка губернатора. Где ее следует спрятать? Спрятать ее в монастыре или закопать на территории вряд ли послужит этой цели. Ибо тот, кто знал, где она сейчас, также знал бы, где она будет спрятана.

Что тогда?

Затем сокровище должно быть вывезено из монастыря.

На это немедленно последовало возражение. Сокровище было личной собственностью настоятельницы. Это никогда не могло быть физически удалено с нее. Забрать сокровище действительно означало бы убрать и настоятельницу, что было совершенно неслыханно.

"Совершенно неслыханно", - повторил про себя губернатор, удивленный, однако, отсутствием выразительности.

Он послал за своим священником.

При каких обстоятельствах настоятельница могла покинуть монастырь?

Священник стал очень серьезным. История до сих пор не выявила обстоятельств, которые заставили настоятельницу покинуть монастырь.

При каких обстоятельствах настоятельница не могла покинуть монастырь?

Священник стал еще серьезнее, потому что у него не было идеи. Он посоветовался с Кангьюром. Он посоветовался с тенгьюром. Затем он ознакомился с основными комментариями к этим работам. Он вернулся к губернатору.

Не было установлено никакого конкретного запрета, ограничивающего передвижения Доброй Матери Ямдринга.

Однако, заверил он губернатора, такие движения были совершенно неслыханными.

Губернатор поблагодарил его. Он написал два письма, одно настоятелю Ямдринга, другое итс трулку.

Хьюстон собрал большую часть намерений губернатора, прежде чем он был достаточно пьян; и как раз в тот момент, когда комната начала танцевать перед его глазами, принял меры предосторожности, написав себе записку. Он сделал это на обратной стороне карты, которую дал ему губернатор.

Он должен был двигаться в направлении Чумби; это была долина, которая вела самым прямым путем в Сикким и Индию, и традиционная долина, в которую дворяне бежали в случае неприятностей. Китайцы знали бы об этом, поэтому скорость и секретность в вопросе маршрута были необходимы.

Он отправится в путешествие с настоятельницей, сокровищем, Маленькой дочерью, другими европейцами, тремя женами и детьми губернатора и небольшим эскортом. Губернатор не мог сказать ему, какое влияние он окажет на китайцев; возможно, даже на неделю. В данный момент считалось, что их правый фланг приближается к северному Ходзо. Как долго ей будет противостоять новый депон с его пятью двенадцатифунтовыми пушками, его коллекцией старинных пушек Льюиса и его стратегией 1911 года, было предметом для размышлений. Губернатор предпочитал больше полагаться на свои силы в качестве переговорщика, чтобы выиграть время; однако то, что это будет выиграно для Хьюстона и его партии, а не для него самого, не вызывало сомнений. У него не было никакой надежды на собственное личное выживание.

‘Выпей, трулку. Ее некому оставить.’

Хьюстон, уже пьяный, допил. Вся семья была пьяна. Носильщики, которые принесли его, были пьяны. Он мог слышать, как они ломают вещи в другой комнате. Три жены губернатора были пьяны; они сидели в мрачной шеренге, вне пределов слышимости двух мужчин, которые лежали на диванах лицом друг к другу, между ними стояла стопка бутылок.