– Не знала, что вас настолько можно лишить самообладания, – довольно улыбнувшись, заметила она.

– Уходи, Элеонора! – устало приказал король.

– Что вывело вас из себя, мой король? – издевательским тоном без малейшего намека на жалость поинтересовалась гостья.

Вдруг она заметила портрет Луизы возле короля.

– Милая девочка обманула ваши ожидания, сир? – приподняв одну бровь, усмехнулась Элеонора.

– УБИРАЙСЯ ВОН! – яростно испепеляя взглядом незваную гостью, взревел король.

Гостья, испытывая удовольствие от страданий короля, в ответ лишь рассмеялась:

– Как приятно наблюдать вас в прекрасном расположении духа!

Король тут же вскочил на ноги и, с силой схватив под локоть гостью, вытолкал ее в коридор.

– УБИРАЙСЯ и не смей приходить сюда! – с холодной яростью взревел он.

– Осторожней, ваше величество! – с удовольствием предостерегла Элеонора.

– Чтоб я не видел твоего лица до полной луны! – грозно прорычал король.

– Ты же сам знаешь, только это приводит меня сюда! Если бы не проклятое пророчество и Совет, ноги бы моей не было здесь! Неволя – вот что держит! – ледяным тоном ответила она.

Затем, желая выжать больше боли из короля, Элеонора кивнула напоследок в сторону девушки на холсте и язвительно добавила:

– Полагаю, ее тоже.

– УБИРАЙСЯ НЕМЕДЛЯ! – неистово взревел король, дотащил ее под локоть до конца коридора и бесцеремонно вытолкнул за дверь.

– Я тоже благоволю вам, мой сир! – рассмеялась в ответ захлопнутой двери Элеонора, изящно поднялась с ковра и, довольно ухмыляясь сама себе, направилась восвояси.

Август 1573 года.

Италия, родная Италия! Пропитанная морской солью и зноем земля… Вот и снова судьба привела меня к твоим берегам.

Я вышел на палубу своей каравеллы "Летиции", копии судна, завещанного мне отцом и погибшего при пожаре в июне 1483 года.

Меня зовут Левино Алигьери. Сын итальянского купца и его служанки Летиции, незаконнорожденный ребенок, не претендовавший на многочисленные богатства своего отца, изгнанный своим происхождением из родного дома и общества в целом. Я проделал путь от берегов Амальтии и нашел свою судьбу в Арфлюрере, познал преданность дружеских уз, любил… В общем-то, именно любовь не давала покоя моему уже остывшему сердцу многие годы спустя, когда в 1483 году пожар в Арфлюрере забрал жизнь моей любимой… миледи Винтерхерт, Луизы, единственной познанной мной женщины, единственной, показавшей мне страсть любви, воспламенившей мое сердце и вырвавшей его из груди.

Она не была ангелом, скорее демоном, посланным соблазнить и уничтожить мою душу, не сумевшим убить, но оставившим неистребимый след в моей судьбе и сердце, неискоренимо вросшим в мою память. Ее последние слова – "Мы ещё встретимся…" – не давали мне покоя девяносто лет. Все эти годы я жил с надеждой, что вновь увижу ее. Я верил, что слова ее были обещанием. Я искал ее в каждой незнакомке. Моя душа жаждала встречи, мое сердце требовало, нет не исцеления, оно требовало новых мук, томления, страсти. Я не находил покоя, порой раздражаясь сам на себя от того, что не могу забыть ее, не могу не искать. Я изъездил много стран, проплыл сотни миль, видел множество городов, культур, людей, но нигде мое сердце не находило успокоения. Конечно, с того времени много изменилось, изменился я, ушла юношеская наивность. На смену ей пришло понимание, что я не могу бесконечно скитаться по миру, нужно было найти свое место в жизни, познать себя, свои возможности. Многое из увиденного за девяносто лет сильно расширило мой кругозор, помогло понять, что мир, в котором мы живём, гораздо шире, что все мы разные, но вместе мы и составляем этот бесконечно-пестрый и такой прекрасный в своем разнообразии мир. Я изучал культуры, языки, науки и искусства, но больше всего мне в душу запала алхимия. Я увлекся ей ещё больше, с тех пор как покинул Арфлюрер.

Но было в моей жизни место и мирским проявлениям, тому, чем я сам не гордился, но поделать ничего не мог. Я посещал многочисленные бордели каждый раз, когда наш корабль причаливал в порт очередного города, подсознательно ища ее в дешёвых жрицах любви, вымещая злость и неудовлетворённость на портовых девицах.

Друзья, путешествующие со мной, видели мои страдания. Поль – в прошлом граф Франсуа Мельен – считал, что должно пройти время, прежде чем боль утихнет. Он и его жена Хельга ждали, пока я успокоюсь, но я не находил покоя. В первое время они и не подозревали, что миледи так задела мое сердце, считая мои терзания болью разочарования от первой любви. Но прошли годы, а я так и не смирился.

Каждый раз, глядя в бескрайний горизонт спокойного до умиротворения океана, я думал о ней. Я вспоминал, что было, вновь переживая каждый момент нашей встречи, и мучительно сожалел, что не смог ей помочь, не смог спасти от нее же самой. Именно поэтому я больше любил непогоду, бросающую наш корабль из стороны в сторону. Сражаясь с жестокостью стихии, я забывал о ней. Хоть на несколько часов, но мне становилось легче.

Друзья страшились такого буйства природы, особенно Хельга. Хотя в последний раз (это было три дня назад) мне показалось, они нехотя, но позволили мне войти в шторм и покорить его.

– Погода портится! – воодушевлённо заметил я тогда, глядя на сгущающиеся на горизонте облака. – Мы успеваем избежать, пройдя по кромке шторма, – с надеждой на обратное заметил я.

В иной раз, я попросил бы не обходить шторм, но в последнее время стал замечать нечто, чего не было раньше. Что-то изменилось в поведении друзей, в их отношении ко мне. Порой я ловил на себе их взгляды и видел в них задумчивый оттенок грусти. Затем они быстро отводили глаза, встряхивая с себя печаль, и вновь напускали чрезмерную бодрость и энтузиазм. Особенно в последние дни они позволяли мне больше причуд, не сдерживая, даже наоборот, были готовы их поддержать.

Так Поль вопросительно взглянул на жену. Она ответила ему пониманием, едва кивнув в знак согласия.

– Лучше срезать путь, – ответил мне Поль, чем немного удивил, – так мы быстрее войдём в пролив.

В этот момент во мне основательно укрепилось подозрение, теплившееся раньше. Я понял, что время подходит, но для чего?

– "Уж не хотят ли мои друзья покинуть меня? Нет, мы не просто друзья, мы семья, а семья должна быть вместе!"

Так Я пытался гнать смутившую меня мысль прочь, но гнетущее чувство чего-то неизбежного не ушло. Грызущим червячком оно копошились во мне с того момента.

Мы направлялись в Средиземное море.

– Ты уверен, друг? – насторожился я. – Все хорошо? – поинтересовался я, переведя взгляд на Хельгу.

– Да, все в порядке, – Поль дружески похлопал меня по плечу. – Ты же любишь это!

Хельга согласно кивнула. Слышать подобное было странно от друзей.

Так мы направили каравеллу навстречу ненастью. Нет, не в эпицентр, но близко от него. Буря была сильной. Правда, бывали времена, мы переживали больше. Я вновь проверял на прочность свой корабль, и он не подводил меня. Как заботливые руки матери, он качал на волнах и хранил нас всех. Волны подымались до небес, мы проваливались на них, словно съезжая с крутой горы. Мачты стонали под воем ветра. Я перемещался так быстро по кораблю, что смертный взгляд не уловил бы этих движений. Поль был рядом, помогая во всем. Мы виртуозно управляли кораблём. Хельга находилась в трюме. Она считала это развлечением для мужчин и поднималась на омываемую водами палубу лишь, когда действительно была нужна. Обычно она закрывалась в незатопляемую каюту и просто читала или вышивала какой-нибудь узор на ткани, присоединяясь к нам, когда волны утихали, а на горизонте становилось чище.

– Мальчишки! – пожимая плечами, говорила она каждый раз, выйдя на палубу и видя нас абсолютно промокшими, потрепанными, но довольными собой. Правда последний раз она произнесла это с грустью.

Итак, шторм миновал, мы беспрепятственно вошли в пролив, все больше приближаясь к родным мне землям. Душа моя трепетала от смешанных чувств.