— Одумайся… — Ульпин тяжело дышал.

— Нет, — твёрдо произнёс Эстос.

Он успел почувствовать, как вокруг отца собирается магия, как будто из воздуха вытягиваются невидимые нити. Эстос попытался выставить защиту, хотя и понимал, что не успеет. Он был намного слабее отца, а значит — медленнее. Медленнее открывалось второе сердце, медленнее сотворялось колдовство.

Глвав 14. Шрамы

Эстоса сшибло с ног — точно ударила в спину невидимая исполинская рука. А потом она накрыла его и придавила.

Он лежал на полу, распластавшись, и сверху на него давила ужасающая тяжесть. Ему казалось, что рёбра сейчас хрустнут… Дышать было почти невозможно, а уши заложило. Эстос понимал, что не умрёт — второе сердце сохранит ему жизнь, даже если грудная клетка будет поломана и расплющена, — но животный страх было не побороть. Он бился в голове, заглушал все мысли.

Из носа у Эстоса пошла кровь.

Отец заговорил, и Эстос слышал его словно через слои плотного войлока.

— Только в память о твоей матери я пощажу тебя за неповиновение. Твоя девка должна покинуть поместье, и вечером ты явишься ко мне и сообщишь, что сделал это. Это моё последнее слово.

По стуку шагов Эстос понял, что отец ушёл из зала. Он ушёл, но заклинание его осталось и продолжало давить.

В глазах начало темнеть, в груди и спине была такая боль, что невозможно было открыть второе сердце. А потом Эстос потерял сознание.

Когда он очнулся, от заклинания оставался лишь малозаметный, едва ощутимый след, но всё тело болело, как будто его пережевала и выплюнула какая-то гигантская тварь.

Эстос толкнулся руками от пола и с трудом сумел встать на колени.

Он начал медленно, размеренно дышать.

Он полуползком добрался до кресла, и, оперевшись на него, поднялся на ноги. В голове начало проясняться, боль тоже постепенно уходила, оставляя после себя тупую звенящую пустоту. Эстос с трудом мог вспомнить, что вообще произошло.

Чуть пошатываясь, он пошёл к дверям. Стража всё ещё стояла возле них.

— Который час? — спросил Эстос.

— Недавно звонили третий утренний…

Не так уж много времени прошло.

Отец… Ему надо поговорить с отцом во что бы то ни стало! Даже если тот снова сделает то же самое или даже худшее. Или нет? Что если гнев отца обрушится ещё и на Кейлинн? Её такое заклинание может убить.

Хотя… Хотя отец был прав. Убить Кейлинн не так-то просто.

Эстос понимал, что если он закроет проход в свои покои, то никто, даже сам Ульпин Вилвир, не сможет прорваться через преграду, чтобы схватить Кейлинн. Но что дальше? Долго ли они просидят внутри? Через несколько дней им всё равно понадобятся вода и пища.

А все прочие заклинания, что были известны Эстосу, были всё равно что искорки по сравнению с пламенем, которое мог зажечь первый господин и другие колдуны Соколиного дома.

Бежать вместе с ней.

Эстос не видел другого выхода. Они и без того уже думали о том, чтобы покинуть Карталь.

Соколиный дом сочтёт это предательством. Но, Эстос думал, его сил и умений хватит, чтобы покинуть земли, где колдуны Карталя имели влияние, и оказаться вне их досягаемости.

Он никогда не помышлял о таком. Даже крошечная мысль о предательстве не прокрадывалась в его сердце, ни на секунду. Но отец не оставил ему выбора. Или нет: заставил выбирать между долгом и тем, что дороже всего на свете.

Альда сначала ходила по главной комнате своих маленьких покоев туда-сюда, а потом приказала себе успокоиться. Её столько лет учили сохранять хладнокровие и твёрдость мысли, а она так разволновалась всего лишь из-за того, что Эстоса не вовремя позвали к первому господину… Она ещё успеет ему всё рассказать. Немного раньше или немного позже, но он всё равно узнает про татуировку.

Она разволновалась, потому что если оказалась права, то Эстос…

То Эстос — это Гаэлар Алмос, когда-то второй господин Изумрудного дома, сын принцессы Матьясы, внук последнего короля, погибший в пустыне вместе со своими родителями.

Он не погиб. Каким-то чудом он спасся. Но как он оказался третьим господином Соколиного дома? Как? Почему?

Конечно, у Альды было объяснение. Если бы у неё была такая возможность, она обязательно порасспрашивала бы прислугу о том, что происходило в поместье более двадцати лет назад. Долго ли гостила здесь принцесса Матьяса, часто ли виделась с первым господином?

Неужели первый господин пал столь низко, что обесчестил сестру своей жены до свадьбы? И знал ли он, что она уже носит ребёнка, когда вывел к жениху? И если он захотел забрать сына себе, то почему ждал более десяти лет?

Безумная история… Эстос ни за что не поверит.

Он может поверить в самые невероятные вещи, но не в то, что он — сын Ульпина Вилвира от принцессы Матьясы.

Но ведь Ульпин столько лет хранил её серёжку, держал её в своей комнате рядом с величайшими сокровищами. Чем не доказательство их любовной связи?

Теперь Альда понимала, почему первый господин Изумрудного дома так легко согласился на брак своего первенца с девушкой из простонародья. Это был не его сын, ему было всё равно, как сложится его судьба… Вполне возможно, он вообще не собирался делать его наследником дома. Арбэт Алмос знал!

А самым простым и очевидным доказательством её правоты было то, что рядом с ней проходили боли Эстоса.

Священные знаки на руках связывали его с нареченной, так что само существование вдали от неё становилось мукой. Судя по тому, что Эстос рассказывал о своих первых годах в Соколином доме, первый господин пытался остановить разрушительное действие нарушенного обета. Но ритуал отсечения от прошлого и все прочие лишь отсрочили наступление мук на несколько лет. Обет наречённых был превыше всего. Не было в мире силы, что могла бы поспорить с велением богов, и поэтому Эстос медленно и мучительно умирал. Даже не зная, почему…

Теперь Альда понимала всё, не было лишь объяснения тому, как Гаэлар выжил и оказался в Соколином доме.

Мог ли быть так, что…

Альда, кружившая по комнате, замерла, когда услышала, что открылась дверь.

— Тебя не было так долго, и я уже… — Альда замолчала на полуслове, когда увидела Эстоса.

Тот был бледен, на одежде были пятна крови, волосы в беспорядке…

— Что случилось? — произнесла она, внутренне каменея.

Даже понимая, что произошло нечто плохое, она почти не испытывала страха. В ней просыпалась убийца. Альда из дома Льессумов, уже не Кейлинн, говорила со своим возлюбленным.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эстос опустился в кресло и потянулся в стоявшему на столе кубку, наполовину пустому. Альда взяла кувшин, налила в кубок ещё вина, дождалась, когда Эстос выпьет, переведёт дух, а потом спросила:

— Это твоя кровь или чужая?

— Моя. Пошла носом. Мы с отцом поспорили, и он… — Эстос усмехнулся. — Он показал мне некоторые свои умения.

— Из-за чего вы спорили?

— Не спрашивай… Я скажу потом, когда будет ясность. Отец ещё может поменять решение.

Он говорил это так, будто ничего серьёзного не случилось, но Альда чувствовала ложь. Даже когда Эстос говорил о собственной болезни и близкой смерти, его голос звучал ровнее и спокойнее. Его явно встревожил разговор с отцом — не просто встревожил, задел за живое.

Она решила не пытать Эстоса и не мучить ещё больше. Да и сам он, видимо, не желая расспросов заговорил о другом:

— Скажи лучше, что случилось утром? Что не так с моей татуировкой? И почему ты спрашивала о назначенных?

— Это не так просто объяснить, — покачала головой Альда. — Ты… Я боюсь, что ты просто не поверишь мне.

Она взяла ладонь Эстоса в свою и сжала. Не отпуская его руки, она опустилась на пол возле кресла Эстоса, как должна была делать настоящая наложница, но чего Альда не делала ни разу до этого дня.

— Кейлинн… — Эстос склонился к ней. — Что с тобой?

Альда сильнее стиснула пальцы Эстоса. Она должна начать со своей главной лжи. Только так, рассказанная Альдой Льессум, а не наёмницей-секковийкой, её история будет иметь смысл и вес.