— Прости, но я лгала тебе. Мне пришлось… — Альда зажмурила глаза от стыда. Она лгала множество раз, но только с Эстосом это было так невыносимо трудно. Ложь ему ощущалась как настоящее предательство. — Я должна была признаться давно, но я боялась, что ты возненавидишь меня. Я и сейчас боюсь, но я должна. Почти всё, что ты знаешь обо мне, — это ложь. Меня зовут не Кейлинн, и я даже не секковийка.

— Я знаю, — спокойно ответил Эстос.

— Знаешь? — Альда вскинула голову.

— Когда мы с тобой в постели, у тебя пропадает акцент. Ты говоришь, как уроженка Карталя.

Альда ахнула. Она не замечала этого.

Она настолько забывалась, когда была с Эстосом, что… Глупая влюблённая девчонка!

— Но ты никогда мне не говорил… И ты, получается, давно знал! — она, и правда, не понимала, как он мог промолчать, если догадался об обмане.

— Я подумал, что у тебя должны быть на это причины. Ты пыталась от кого-то скрыться — а я мог тебе помочь, укрыть в Соколином доме, где никто не смог бы тебя найти.

— А ты не думал, что я скрываюсь потому, что совершила ужасное преступление?

— Я давно не слышал, чтобы разыскивали юную девушку, виновную в страшном преступлении.

— Ты сумасшедший! — прошептала Альда, глядя на Эстоса неверящим взглядом. — Как ты мог?! Ты понятия не имеешь, кто я такая и что совершила… А что, если…

— Да, я не знаю. Но я верил — и верю, — что ты не желаешь зла мне, именно мне. Я оказался прав: ты спасла мне жизнь.

— Ты не должен был мне верить! — у Альды подступили к глазам слёзы. Она готова была разрыдаться от злости и от стыда, а ещё от любви к Эстосу Вилвиру. — Не должен! Ты не понимаешь… не понимаешь…

Альда вскочила на ноги. Эстос лишь улыбнулся в ответ:

— Так что ты хотела мне сказать?

Он ждал её рассказа, точно подарка. Он даже представить себе не мог, какой окажется правда!

Альда набрала побольше воздуха в лёгкие. Открыться Эстосу было едва ли не так же страшно, как стоять перед колдуном и чувствовать, как раскрывается его второе сердце, готовое выпустить пламя.

— Я ни от кого не скрывалась. На самом деле я…

Она замолчала. У неё не было сил произнести это. Она, пока ждала Эстоса, придумала, как и в каком порядке всё ему расскажет, и она начала, но когда дело дошло до главного… Переломить себя оказалось невероятно трудно.

— Не так важно, кто я, — произнесла наконец она. — Есть вещи важнее. Шармы под твоими татуировками — это никакое не отсечение. Это другой ритуал. Тебя обманули. Обманывали с детства… Не мне упрекать кого бы то ни было в этом, потому что я тоже лгала, и много, но они не просто солгали… Они скрывали, в чём причина твоей болезни. Смотрели, как ты мучаешься…

— Они? — переспросил Эстос, поднимаясь с кресла. — Они… Целители и мой отец, ты хочешь сказать? Мой отец?!

На его губах больше не было улыбки. Только неверие и злость.

— Я не знаю кто, — тихо ответила Альда.

— Что ещё за другой ритуал? Какой? Ты говорила утром про назначенных… Это из-за него? В этом всё дело?

Голос Эстоса оставался странно спокойным. Точно так же он говорил про то, что собирается покончить с собой, чтобы не мучиться от безумной боли. С пугающим ледяным ожесточением.

— Да, — ответила Альда, — это ритуал назначенных. Я знаю этот рисунок. Если ты не веришь мне, Двор Жизни и Двор Смерти подтвердят. Их жрецы знают, у них есть книги…

— Я верю тебе, — резко сказал Эстос и отвернулся от Альды, точно видеть её было выше его сил.

Альда не решалась подойти к Эстосу, как не решалась с ним заговорить. Он несколько раз прошёл от кресла к постели и обратно с потерянным выражением лица. Кулаки его беспрестанно сжимались и разжимались, и он что-то тихо говорил сквозь зубы. Казалось, он едва сдерживает гнев, но Альда понимала, что он всего лишь пытается понять, сопоставить всё то, что уже было ему известно.

— Я верю тебе, — Эстос наконец подошёл к ней и взял за руки. — Верю, потому что ритуал назначенных объясняет многие вещи, которым до этого дня не было объяснения. Например, почему рядом с тобой моя боль проходит…Ты нечто большее. Я всегда это знал.

— Про это я тебе не лгала, я, честно, не понимала, почему твоя боль уходит! И только утром, когда увидела те старые шрамы, я заподозрила, что… — Альда смотрела в его яркие глаза, и ей казалось, что она сейчас разрыдается. К горлу что-то неумолимо подступало.

— Я умирал из-за того, что нарушил клятву?

— Клятву, о которой даже не помнил, — подтвердила Альда.

— А ты? — Эстос смотрел на неё так отчаянно, точно боялся услышать ответ. — Ты — моя нареченная?

— Я… Я до сих пор не знаю… — Альда сделала шаг назад. — Мой жених погиб десять лет назад. Его пепел хранится в главном святилище его дома… Но ты не можешь быть никем другим!

— Его дома?! Какого дома? — Эстос притянул её обратно к себе.

Альда сглотнула, готовясь ответить, но сбоку послушался шум. Она обернулась. На входе в комнату, согнувшись низком в поклоне, стоял Лигур. Его согнутая спина вздымалась, словно он только что бежал.

— Третий господин, прошу простить, но дело неотложное! — громко заговорил Лигур. — Первый господин скоро будет здесь! Вам нужно одеться, чтобы приветствовать вашего отца, как надлежит сыну!

— Мой отец? Идёт сюда?! — взгляд Эстоса заметался по комнате. — Это точно?

— Слуги видели, как паланкин пронесли по Мосту розовых бутонов…

— Скажи моему отцу, что я не могу приветствовать его у входа, потому что болен и сильно ослаб, — велел Эстос. — Проводи его сразу сюда. И позаботься обо всём остальном…

Лигур побледнел — Эстос просил его солгать самому первому господину, — но, тем не менее, послушно склонился и вышел.

Когда он ушёл, Эстос бросился к кровати и откинул покрывало. Альда начала закрывать занавеси на окнах: она знала, что когда Эстос бывал болен, то с трудом переносил яркий свет, и поэтому в комнате всегда было темно.

— Что-то ещё? — спросила Альда, когда Эстос улёгся и закопался поглубже под одеяла.

Она знала, что первые господа великих домов почти никогда не навещали своих детей и прочих родственников в их покоях, только жён, когда решили провести с ними ночь. Это дети должны были являться к ним по первому зову. То, что Ульпин Вилвир решил прийти к сыну, было дурным знаком.

И так некстати! Она не успела рассказать Эстосу и половины того, что знала…

Она поправила одеяла на постели, посильнее смяла подушки. Эстос в этой время, прикрыв глаза, творил заклинания.

Холода, как в прошлый раз не было. Вместо этого появилось ощущение, что в воздухе натягиваются невидимые нити, а потом рвутся… Альда не увидела, не поняла, а просто всей кожей почувствовала, что колдовская преграда вокруг покоев перестала быть цельной, — Эстос открыл в ней проход. Такой, через который мог пройти любой.

Почти сразу же в дверь потянулись слуги. Они торопливо расставляли по покоям курильницы и лампы, вносили всё новые кушанья, напитки и закуски, которые вскоре перестали умещаться на узком столе.

Эстос схватил Альду за руку:

— Тебе нужно уйти… Только не в свои покои. Спрячься где-нибудь, чтобы слуги не знали! — шептал он быстро и торопливо. — Нельзя, чтобы он тебя нашёл! Я боюсь, он что-то задумал… Не дожидаясь…

— О чём ты? — во все глаза смотрела на него Альда. — Что он хо…

— Я расскажу потом, но сейчас тебе надо прятаться. Он обещал мне время, но… Отец уже идёт, а ты… — Эстос стискивал её пальцы до боли. — Я должен был…

— Хорошо, хорошо… — согласилась Альда, понимая, что сейчас не время выяснять причины. Эстос не попросил бы её об этом просто так, из прихоти. — Я проберусь в маленькое святилище, где…

— Нет! Я придумал! Слуги все ушли?

Альда привстала и откинула край синего полога, чтобы осмотреть покои.

— Никого нет. Значит, первый господин уже почти здесь! — Альда поднялась на ноги. — Мне надо бежать!

— Видишь полку со свечами? Подойди к ней, быстрее!

Альда знала эту полку — она рассматривала выстроенные на ней разноцветные колдовские свечи. Эстос говорил её никогда их не зажигать, а лучше даже в руки не брать.