В 1920-е и в последующие годы, когда страна формально освободилась от английского протектората и уже под эгидой монархической власти начала функционировать Royal Archaeological Society, внимание археологов отвлекали Долина Царей, Фаюмский оазис, Оксиринх и гробницы в Нубии. А в годы Второй Мировой войны, когда в июле-октябре 1942 года боевые действия велись вблизи Эль Аламейна, всего в ста километрах от Александрии, тем более трудно было ожидать в городе каких-либо археологических сенсаций. Они последовали лишь после революции 1952 года, свергнувшей монархию.
Революционные власти выслали из страны много лет работавших там европейских учёных. Иные уехали сами, опасаясь беспорядков. Вакуум тут же заполнили выходцы из социалистических государств, причём, если среди инженеров преобладали граждане СССР и ГДР (правительства этих стран не очень охотно выпускали склонных к диссидентству гуманитариев даже к дружественным арабским соседям), археологические изыскания возглавили венгры и поляки.
С 1959 года функционирует египетский филиал Польского центра средиземноморской археологии, и целых полвека польские археологические экспедиции осуществляют раскопки в районе Ком эль-Дикка, где теперь открыт самый посещаемый туристами Open Air Museum. Результаты, полученные многолетними трудами таких авторитетов польской археологической науки, как Казимир Михаловский, Мечислав Родзиевич, Гржегорш Майчерек (прославившийся, также, раскопками в Пальмире) и других, оказались совершенно неожиданными.
Согласно реконструкции Махмуда Бея ал-Фалаки тут должен был находиться Паней – святилище Пана, описанное Страбоном (XVII, 1, 10, C795). Вместо этого археологи (а до них расчищавшие там площадку строители) наткнулись на хорошо сохранившуюся постройку римского времени, которую первоначально отождествили с театром, но потом, ввиду малых размеров и особенностей конструкции, сочли, что это Одеон, то есть камерный открытый зал для пения, прямо связанный с мусическими агонами. Радиоуглеродный анализ не мог дать абсолютно точной датировки, но, скорее всего, это был период правления Адриана. К нему же (117–138 гг. от Р. Х.) относится строительство рядом расположенных римских бань и роскошной виллы, по изображениям мозаичных полов именованной виллой Птиц. Возможно, возведение Одеона стало одним из тех благодеяний, которые римский правитель оказывал Александрии и её Мусею, стремясь возродить прежнюю насыщенность интеллектуальной и творческой жизни города, а вилла могла служить временной резиденцией императора. В начале ХХI века Одеон, отреставрированный архитектором Войцехом Колатаем, снова принял поклонников музыки и пения, став местом проведения концертов.
Одновременно, не прерывая работ на Ком эль-Дикка, М. Родзиевич обнаружил возле мечети Эль Каед Ибрагим (там, где в феврале 2011 года многотысячные толпы александрийцев собрались на митинг, требуя ухода Хосни Мубарака) фундаменты храма Посейдона. Позже находят своды храма Цезаря. Эти постройки, как и Одеон, сохранили следы многочисленных изменений христианской эпохи. Одеон, перекрытый кирпичным куполом, стал христианским храмом, хотя внутри перекрытого пространства остались каменные скамьи. Та же судьба ждала Цезарей, превратившийся в кафедральный собор. На территории Серапея воздвигается церковь Иоанна Крестителя. На исходе столетия стало ясно, что город перестраивался, весьма затратно и капитально, вплоть до кануна арабского вторжения; целые кварталы меняли свой облик, что серьёзно понижало шансы найти в первоначальном виде постройки, перечисленные Страбоном. И ещё римские руины на время укрепили исследователей в их мнении, что Александрия имела обычный для греко-римского Средиземноморья облик.
Накопленный к началу 1970-х годов материал позволил оксфордскому профессору Питеру Маршаллу Фрейзеру, сопоставив новые данные с прежними письменными источниками, написать обобщающий трёхтомный труд, показывающий древнюю Александрию во всех проявлениях её повседневной жизни. Рассказать, насколько позволяли данные, не только об истории и архитектуре, но и о промышленности, торговле и морских портах, о быте царской семьи, аристократии, интеллектуальной элиты и рядовых горожан (включая еврейскую диаспору), о религиозных и светских праздниках[55]. Два тома из трёх, при этом, представляют собой примечания и указатели источников, многие из которых процитированы, что делает книгу ценнейшим справочником (ссылки занимают более тысячи страниц).
Библиотека и Мусей рассматриваются в одной главе[56], на общем культурном фоне птолемеевской столицы, как результат переходящего от одного правителя к другому царского патронажа. Не простого меценатства, но дела государственной важности, требовавшего больших казённых расходов. Благодаря постоянной царской заботе в Александрии на века был обеспечен расцвет науки, литературы и образования. По сравнению с другими эллинистическими монархиями эта забота приняла невиданный размах, по причине не столько характера властителей Египта, сколько в силу благоприятных политических и экономических обстоятельств: Птолемеи опередили других монархов, занятых междоусобными войнами, поскольку имели монополию на производство папирусных свитков и баснословные доходы от вывоза из страны хлеба.
Основание Мусея и Библиотеки, приписывается Птолемею I Сотеру, бывшему, вместе с Александром Македонским, учеником Аристотеля, и естественно, взявшему в качестве примера организацию школы перипатетиков. Последующая история освещена очень кратко, хотя автор «заглядывает» и в римское время. Интересен анализ существовавших в Римской державе учреждений, подражавших птолемеевским (imitated elsewhere)[57]. Затем следуют большие главы, посвященные литературе, науке, образованию, философии.
Фрейзер говорит и о культуре массовых зрелищ, связанных с религиозными церемониями и организуемых, по заказу царей, служителями Мусея. Охватываемое Мусеем пространство, таким образом, переходит границы священного участка и распространяется на всю городскую среду. Восстанавливая облик города, Фрейзер учитывает все прежние реконструкции, при этом он склонен видеть Мусей ближе к морю и рядом с Библиотекой. Его собственная реконструкция, базирующаяся на результатах раскопок, которые были получены к началу 1970-х, сохраняла актуальность в течение двух десятилетий, после чего новые археологические открытия заставили ещё раз пересмотреть сложившиеся представления.
После двух арабо-израильских войн, Шестидневной (1967) и Судного Дня (1973), Египет, покрыв себя в глазах арабских радикалов позором Кемп-Дэвидских соглашений, сделал резкий поворот от социализма к капитализму, и хотя польские археологи продолжали работать в стране, ведущая роль переходит к западным специалистам.
С самого начала 1990-х Александрия начала стремительно преображаться, застраиваясь стеклобетонными офисами, гостиницами и банками. Для их возведения стали сноситься трущобы, и археологам было разрешено работать на строительных площадках в течение пары недель между расчисткой места для строительства и закладкой фундамента.
Даже в такой спешке удалось немало сделать. Например, продолжить изучение Цезарея, дойдя, к сожалению, лишь до слоев, относящихся к IV веку от Р. Х. А непосредственно на месте строительства здания Новой Библиотеки найти фрагменты мозаичных полов птолемеевских дворцов.
Но основное внимание в эти годы было уделено изысканиям на дне Александрийской бухты.
Там пытались работать в 1930-е и в 1960-е годы, но результаты оказались малы ввиду тогдашнего несовершенства используемого водолазного снаряжения, первых аквалангов и аппаратуры для подводных съемок. В отличие от прозрачных вод остального побережья, вдоль которого город протянулся уже на сорок километров и где много прекрасных песчаных пляжей, воды бухты, опоясанной ещё при Птолемеях дамбами (главная, ведущая на Фарос, теперь стала перешейком почти километровой ширины), сильно замутнены, а дно покрыто илистыми отложениями. Порт переместился на Запад, за перешеек, поэтому бухта почти пуста; остались лишь рыбный рынок, да стоянка для прогулочных катеров и яхт возле турецкого форта Каит-Бей. Там, где в древности возвышался Александрийский Маяк.
