Аш продолжала смотреть на юг. Если она и найдет там что-нибудь, то не сможет определить, кому это принадлежало, притом это небезопасно. Тупиковые ворота находятся слишком близко от Крепости Масок. Через них ходят только пастухи с овечьими стадами, охотники, идущие в Облачную Обитель, или знахари, собирающие горные травы. Ее сразу заметят, как только она подойдет к воротам.

Несмотря на все это, Аш по-прежнему шла на юг. Пять дней прошло с ее побега — достаточно, чтобы Рубаки притомились и ослабили бдительность. Они ведут свои розыски по всему городу. Не могут же они выставить стражу на каждом углу и каждой рыночной площади. «Я только подойду поближе и посмотрю», — сказала себе Аш. Теперь полночь, и она доберется туда до рассвета. Надо только держаться подальше от крепости и сторожевых башен, тогда все будет в порядке.

Аш незаметно для себя прибавила шаг. Она шла, опустив голову и придерживая рукой капюшон, чтобы избежать чужих взглядов. Дойдя до городка из гнилых кольев, лосиных костей и натянутых на них шкур, притулившегося у западной городской стены, она свернула в обход. Запах оленьего жира, навозного дыма и тысяч немытых тел мог отпугнуть любого. Даже с безопасного расстояния Аш видела черный круг земли, оттаявший от тепла и отбросов.

Чем дальше она продвигалась на юг, тем чище становился город. Узкие улочки уступили место широким проездам и гладко вымощенным площадям. Ярко освещенные таверны и веселые дома сменились каменными особняками с наглухо закрытыми ставнями и бронзовыми дверьми. Все меньше уличных женщин грелось около угольных жаровен, все меньше пьяниц мочилось у стен. Даже снег под ногами стал светлее — не совсем белым, но хотя бы серым.

Целых пять минут Аш шла мимо неосвещенного Суда Четырех, где разбирались все преступления, кроме измены. Его построил десятый правитель Левик Криф, прозванный Полукоролем, и его эмблема — полумесяц, сияющий над острым пиком Смертельной горы, — украшала каждый карниз и выступ здания. Убедившись, что за ней никто не следит, Аш прислонилась спиной к черному от сажи камню. Она начинала уставать, и гвоздики ее «шлюхиных сапог» больно впивались в пятки. Аш проклинала перекупщицу, продавшую ей эту обувку, а заодно и всех на свете шлюх. Она уже начинала сомневаться в правильности этой своей прогулки к Тупиковым воротам.

Впереди лежало большое открытое пространство, огороженное поставленными торчком камнями и известное как Кольцо Страха. Шесть деревянных Т-образных виселиц в его середине чернели на фоне неба. В городе Венисе правосудие вершилось быстро: приговоренных мужчин и женщин прямо из здания суда вели в каменный круг и казнили на виду у всего города. Не через повешение — палачи судей-баронов были мастерами ножа, а не веревки. Их вздергивали на виселицу уже мертвыми на поживу воронам.

Пять виселиц пустовали, и только на одной, как пустой мешок, болталось чье-то маленькое тело. Налетел ветер, и оно закачалось на поскрипывающей веревке.

Аш попятилась прочь вдоль стены, потеряв вдруг всякую уверенность. Ее побег был ошибкой. Ей некуда идти, не от кого ждать помощи, у нее нет никаких планов, кроме необходимости выжить. Скоро у нее выйдут все деньги... что тогда? Она ничего не умеет делать, ее приметы известны всему городу, и многие гвардейцы знают ее в лицо. Откинув капюшон, Аш уставилась на виселицы. Голова у нее горела, и только что обрезанные волосы кололи кожу. Аш скучала по уютным стенам своей комнаты, по болтовне Каты, горячим ваннам, вкусной еде и одежде без грубых швов — по всей прошлой жизни.

Она решительно оттолкнулась от стены. Она сделала свой выбор пять дней назад, и сдаваться только из-за того, что она устала, и у нее болят ноги, и ей не нравится то, что она видит впереди, было бы глупо. Она дойдет до Тупиковых ворот, как решила, и увидит место, где ее сперва бросили, а потом нашли.

Карр! Карр!

Тень ворона скользнула по лицу Аш, заставив ее содрогнуться. Большая птица, слетев с кровли Суда Четырех, устремилась в каменный круг, сложила крылья и поймала воздушный поток, вознесший ее почти по прямой рядом с занятой виселицей. Поравнявшись с лицом трупа, ворон клюнул его. Громко щелкнуло порванное сухожилие. Зажав в клюве лакомый кусок, ворон захлопал крыльями, сел на вершину виселицы, подкинул свою добычу в воздух и проглотил.

Мышцы его шеи заработали, проталкивая мясо. Он глядел на Аш и кивал, кудахча, как наседка.

Иди сюда, попробуй, как бы говорил он. Это вкусно.

Аш не хотелось идти, но она почти помимо воли сделала шаг, потом другой. Снег, вязкий от смолы и крови, лип к ногам. Луна заливала огромный круг жидким серебром. Ветер стих, и Аш впервые за ночь почувствовала, что ей хорошо. Ворон, черный, как задняя стенка очага, все так же ворковал и кудахтал.

Труп висел на веревке толщиной с мужское запястье. Просмоленная, она обвивала его между ног, вокруг шеи и под мышками. Аш не сразу поняла, что повешенный гол, — тело было измазано нечистотами или грязью. Воронье клевало его уже несколько дней, и кишки из живота вывалились наружу. Вместо глаз зияли дыры, губы отсутствовали, и сквозь изодранные десны виднелись корни зубов. Голова трупа была обрита.

Аш тихонько сглотнула. Теперь она разглядела, что это женщина, хотя у нее больше не было грудей, а грубый веревочный узел и запекшаяся кровь скрывали промежность. То, что осталось от талии и бедер, выдавало женское естество. Аш еще раз со страхом посмотрела в лицо повешенной.

Тогда она заметила зацепившуюся за веревку прядь волос — крутой темный локон.

«Обещайте, что возьмете меня с собой, когда уйдете отсюда».

Аш отступила назад. Нет...

Луна скрылась за облаком, и лицо трупа накрыла тень. Аш видела только изгиб щеки да исклеванный подбородок.

«Какая же ты злая, барышня!»

Аш затрясла головой. В животе заурчало, и она побоялась, что ее сейчас стошнит. То, что больше не было Катой, смотрело на нее пустыми глазами, раскачиваясь на веревке.

Ка-ата! Ката! Ката! Ворон с торжественным криком взвился в воздух и пропал в ночном небе.

Аш не знала, долго ли она стоит в кругу камней, глядя на труп Каты. Недостаточно долго, шепнул ей тихий голос. Вот если ты останешься здесь навсегда, это будет в самый раз. Когда на востоке проглянуло серое солнце и город зашевелился, Аш повернулась и побежала на север... покинув свою маленькую горничную в последний раз.

Они поднялись еще до рассвета и двинулись на юго-запад. Дул сильный ветер, вздымая старый подмерзший снег. Райф завязал свой лисий капюшон, прикрыв рот и глаза, — только нос торчал наружу. В оставленную щелку он видел достаточно, чтобы управлять конем. Ветер задувал с севера, ему в спину, словно гоня его прочь с клановых земель.

Ангус ехал впереди, прокладывая путь через овраги и замерзшие пруды, отыскивая заметенные снегом тропы. Оба путника молчали, сгорбившись в седлах, страдая от ярости ветра.

Правая рука Райфа распухла, кожа на пальцах начала облезать, а на стыке ладони с запястьем вздулся безобразный кровяной пузырь. Каждый раз, перехватывая поводья, Райф зажмуривал глаза от боли и кривил рот. Будешь теперь знать, как махать топором в такую стужу, говорил он себе.

После шести часов беспокойных сновидений он находил облегчение в метельной белизне тайги и монотонной езде. Он встал раньше Ангуса, растопил в жестяном котелке куропаточий жир и, следя за паром, принял единственное важное решение. Клан остался позади, и он, Райф, не может позволить себе помнить о нем, тосковать о нем и верить, что он туда еще вернется.

Он сам выбрал свою судьбу и теперь должен ей повиноваться. Клану он уже не принадлежит.

Он долго думал о том, не снять ли ему с шеи амулет и не швырнуть ли его в печку вместе с остатками еды или не зарыть ли в снег. Но каждый раз, берясь за шнурок, он слышал голос старого ведуна: «Это твое, Райф Севранс. Придет день, и ты порадуешься, что он с тобой».

И Райф сохранил амулет. Теперь он ехал, наглухо закупорив свои мысли, ощущая холод амулета на груди.