Между тем Коловрат, посмотрев на начавшее стремительно сереть небо, глухо пробормотал:

— К дождю…

После чего уже громче добавил:

— Эх, плохо, если дороги раскиснут! Сильно замедлимся… Да и как ночевать без шатров, под открытым небом и дождем — сколько воев потеряем хворыми?

Зябко передернув плечами, тут же представив обрисованные Евпатием перспективы, я сердито ответил:

— Что нам остается? Не хуже тебя понимаю… Но до Чернигова — меньше пятой части проделанного пути! Значит, на стоянках будем городить навесы, и кучками под них забиваться. Какая-никакая, но защита от дождя. А костер рядом разводить… В пути же плащами укрываться. Дружинные все же не дети — сдюжат.

Боярин как-то рассеянно кивнул в ответ, после чего вдруг едва слышно спросил:

— Как сны твои, Егор? Не видел ли ничего нового о татарах? А о Михаиле Всеволодовиче? И о Мстиславе Глебовиче да Чернигове?!

Я отрицательно мотнул головой, после чего ответил, не сдержав прорвавшегося в голос огорчения:

— После Булгара снов не вижу вообще, никаких. Видать, теперь уже сами должны справиться…

Евпатий Львович согласно склонил голову — но я успел разглядеть в его глазах отголосок собственного разочарования. Волнуется за семью, оставшуюся в Рязани Коловрат — да разве сам я не волнуюсь?! Коли гонец от Юрия Игваревича придет — ни на секунды не задержусь в землях северян! Каким бы это не стало предательством по отношению к Мстиславу… В конце концов, ему ратников отбиться должно хватить. А вот рязанцам против татар будет нужен на стены каждый ратник…

От тяжелых, неприятных размышлений меня отвлек запыхавшийся Первак, коего я взял к себе в качестве ординарца:

— Евпатий Львович, Егор Никитович — гонец к вам! Воевод видит желает, говорит, что пришел от князя Даниила Мстиславовича Волынского!

В гриднице терема, выделенного нам с Коловратом на постой, сидит за широким, сбитым из крепких досок столом сильной осунувшийся дружинник с запавшими от усталости глазами. При нашем появлении он даже не повел головы в сторону, жадно поглощая моченые яблоки из полной кадки. И только когда Евпатий, сурово сдвинув брови, предупреждающе хмыкнул (получилось больше похоже на рык!), незнакомец выпрямился — и тут же его пошатнуло:

— Простите бояре, три дня в седле провел, двух коней загнал… Если бы не княжье серебро, то и вовсе до вас бы не добрался. Так хоть удалось поменять лошадей…

Ну, судя по внешнему виду гонца — и жутко запыленному плащу гридя, сейчас свернутому и стыдливо задвинутому на другой конец лавки, он явно не лукавит.

— С чем же ты пожаловал, гонец князя Даниила Романовича Волынского? Что нам господин твой передать хочет — поясной поклон?! Или же пугать будешь вашим «несметным» воинством и убеждать, чтобы разворачивали мы коней по добру по здорову?! Пока клочки по закоулочкам не полетели?

Не удержавшись от подколки, я послал волынскому дружиннику насмешливую ухмылку — но после его ответа она сама собой сползла с моих губ:

— Зря зубоскалишь, боярин. Рать у твоих ворогов действительно несметная. Потому как Михаил Всеволодович привел на Русь поганых… Татар царя Батыя. И нет их тьме числа… На каждого русича в нашем войске по три агарянина приходятся, не меньше.

Первым от страшной новости в себя пришел Коловрат:

— Врешь!!! Ежели бы татары сюда шли, так уже по всей земле северян слух бы разошелся о поганых!

Невесело усмехнувшись, гонец в бессилии опустился на лавку:

— Некому его распускать. Поганые, разделив силы надвое, сюда изгоном идут, прихватив также всех конных княжеских гридей. А впереди себя татары пустили сотни мелких разъездов, в основном половцев. Всех, кого встретят — рубят без жалости, хоть стариков, хоть баб, хоть деток… Они вас перехватить желают, ратную помощь из Рязани да Владимира. В этом замысел царя Батыя: выманить рати базилевса Юрия на помощь Чернигову, по одиночке разбить их, чтобы Рязань и Владимир защищать уже некому было.

Евпатий недоверчиво вскинулся, сжав руки в кулаки от негодования:

— Сам? Сам привел татар в свой дом?! Да нешто ему все равно на людей своих, от сабель поганых гибнущих?!

Гонец только пожал плечами, устало поведя головой:

— Так сколько раз половцев князья в свои же княжества приводили? У меня вон дядька по матери в Киеве сгинул, когда град половцы грабили — князь Рюрик с собой поганых привел… И им же его отдал после штурма, на откуп. А было то всего тридцать пять лет назад.

Сделав секундную паузу, гонец горько усмехнулся, в то же время с жадностью и вожделением посмотрев на недоеденное яблоко, но стоически удержал себя в руках и продолжил:

— Что же касается людишек… Жалко их ему. Наверняка жалко. Но сейчас идти против поганых, коих он же сам и позвал на помощь, Михаилу не с руки. Да и сил просто не хватит! И потом, татары рубят только встречных на дороге, кто прячется в весях да городках, покуда не трогают… До поры. А вот как татары вас разобьют, так он в Чернигов посланников своих отправит, и предупредит, что земли всех удельных князей и родичей Мстислава Глебовича, кто сейчас же час не переметнется под его руку, отдаст на «прокорм», то есть разорение поганым. И самих черниговцев предупредит — чтобы открывали ворота, коли желают уцелеть…

Немного помолчав, гонец добавил:

— Михаил, быть может, пощадил бы и Глебовича, двоюродного своего брата. Но тот первым принял руку базилевса, первым стал собирать дружины для похода в Булгар. Поганые о том ведают и требуют его голову.

Новости, мягко говоря, меня шокировали. Показалось даже, что от всего услышанного гридница будто бы поплыла, зашаталась, как палуба ладьи… Чувствуя, что на самом деле это просто ноги стали ватными, я неуклюже сел на лавку, жестом указав гонцу на моченые яблоки:

— Да ты ешь, ешь… Сейчас кликнем, тебе и каши приготовят, и меда хмельного… Как тебя звать-то?

Благодарно кивнувший дружинник уже потянулся к яблоку:

— Яромиром нарекли, боярин.

— А в крещении?

— В крещении я Александр.

Ненадолго в гриднице повисла напряженная тишина, разбавляемая лишь раздражающе бодрым хрустом яблок. Прервал ее Коловрат, опустившийся на лавку рядом со мной:

— А что же Александр, твой князь решил предупредить нас? Разве не союзник он Михаила Всеволодовича? И как ты миновал татарские разъезды, коли они всех перехватывают?!

Гонец начал ответ со второго вопроса:

— Даниил Романович отправил меня с разъездом дружинников, вроде как поганым в помощь. Те и не тронули нас, хотя раза три до сечи дело едва ли не дошло… Но у них дозоры более трех десятков всадников не превышают, и нас две дюжины было. Захотели бы — перебили, обложив, словно псы медведя, словно волчья стая… Однако же обошлось. Потом, как удалились уже от агарян, мое сопровождение развернулось в обратную сторону, а я вот к вам поскакал, упредить…

Сделав небольшую паузу — вновь откусив яблоко и быстро прожевав — Яромир продолжил держать ответ:

— Мой же князь почитает татар своим врагом, помня Калку… На Волыни ее никто не забыл. И Михаил Всеволодович для него — тот же враг, силой и предательством забравший Галич... Но бывший Черниговский князь предупредил Даниила, что коли он не присоединится к его походу, то пропустит татар на Волынь. Так что…

В гриднице ненадолго повисла тягостная тишина. Описывать, что случилось бы в случае отказа Даниила Волынского, не пришлось — каждый додумал сам ту удручающую концовку вторжения поганых, что пришла на ум:

— Да и еще забыл сказать! Князь мой рассчитывал забрать себе хоть Галицкий полк, раз уж Михаил ему пообещал после похода вернуть Галич. Но Всеволодович твердо отказал. Выходит, что у Даниила Романовича сил — не много больше вашего. И если до сечи дело дойдет — вас он не поддержит, он с вами биться станет. Потому как нет у него иного выбра… Все, что он сумел сделать — это меня отправить к вам навстречу, предупредить, чтобы в ловушку татарскую не совались… Да знайте: поганые уж к Путивлю повернули, прознав, что вы порубежьем княжества идете… Так что уходите отсюда. Как можно скорее уходите!