Мы отыскали решетки, целый ряд окон с железными прутьями. Мы звали Дака через них. Ответа не было.

Это неправда, это неправда, этого не может быть…

В конце ряда зарешеченных окон виднелась единственная дверь, которая открывалась как шлюзовые ворота. Стена утеса была испещрена следами мусорных отходов под ней. Снаружи у двери нет ручки, поэтому Аэла вонзила когти в старое дерево и дернула. Дверь с тихим хрустом отвалилась от стены. Мы заглянули в темный коридор, где пахло плесенью и человеческими отходами.

Это неправда, это неправда, это не может быть правдой…

Я буду повторять эту мантру, чтобы оградить себя, защитить себя от разочарования, которое ждет в конце этого коридора, когда я узнаю, что Грифф, вероятно, ошибся.

Я соскользнула со спины Аэлы и зашла в вонючий коридор, не веря.

Не веря, пока двигалась вперед, зовя Дака. Жизнь научила меня, что называть имена мертвых, пробуждаться от снов, в которых они были живы, и по-прежнему надеяться приводит только к еще большей боли в сердце.

Я не верила, пока не услышала в ответ дрожащий голос Дака.

ЛИ

Я вошел на застекленную террасу Обители с сумкой для сбора браслетов и обнаружил испуганные лица, обращенные ко мне из каждого угла комнаты.

Стражники все еще в торжественных доспехах, в которых они собирались присутствовать на Народном собрании сегодня утром; питианцы схватили, судя по всему, и согнали их сюда прямо перед началом собрания. Кроме горстки наездников, восстанавливающихся после последнего воздушного боя в лазарете, и тех немногих, у кого были важные задания, которые освободили их от сегодняшних обязанностей, большинство корпуса находилось в этой комнате. Рок потел в углу рядом с Лотусом. Кор стоял, стиснув кулаки.

Один только Пауэр вел себя непринужденно: скрестив ноги, он сидит рядом с Дарием и несколькими другими патрицианскими всадниками. Его волнение выдавали лишь пальцы, которыми он барабанил по рукаву мундира.

Дверь за мной не захлопнулась: Эдмунд Грейхизер стоял на пороге и наблюдал за происходящим.

Я чувствовал, как потеют мои пальцы на сумке.

– Я собираю браслеты.

Я заметил, как выражение их лиц сменилось от облегчения при виде меня к чему-то другому. Взгляды стали колючими. Лица омрачила тень сомнения. Я почувствовал, как мой собственный серебряно-золотой браслет, все еще сжимавший запястье, притягивает их взгляды.

– Это шутка? – поинтересовался Кор.

На секунду мне показалось, что у меня пересохло во рту.

– Дак в плену на Новом Питосе.

Так сказал мне Иксион, когда приземлился в Орлином гнезде и удивил людей хлебом.

– Никаких разговоров! – рявкнул Эдмунд.

Но этого оказалось достаточно. Глаза Кора расширились. Он перевел взгляд с Грэйхизера, ожидающего позади нас, на меня и сумку и снял браслет.

– Верно, – сказал он, его губы сжались в линию, и он опустил свой браслет в сумку.

Кажется, проходит бесконечно много времени, пока все они передают свои браслеты, и после этого мне трудно вспомнить, какие у них были выражения лиц. Я не мог вспомнить, было ли это потому, что я избегал их взгляда или они избегали моего. Когда все было готово, я передал сумку Эдмунду Грэйхизеру.

– Спасибо, полубрат, – весело произнес он.

Драконий язык многим Стражникам давался с трудом, но слово полубрат достаточно просто образуется. Я заметил, как Рок озадаченно нахмурился, услышав это.

Эдмунд остался стоять в дверях, предотвращая дальнейший разговор.

В следующее мгновение раздался тяжелый удар, от которого зазвенели стекла, и мы все задрали головы. Сквозь покрытое рябью стекло мы смогли различить очертания второго грозовика, приземлившегося во внутреннем дворе. Эдмунд вышел наружу, закрыв за собой дверь, чтобы посоветоваться с новоприбывшим. А я тут же оборачиваюсь к корпусу.

– Антигона, Крисса и все остальные, отсутствующие в этой комнате, патрулируют город.

Дейдре выглядела озадаченной:

– Но мне казалось, что Крисса…

На задании в Деймосе, соседнем демократическом государстве. Брайс пихнул ее локтем, и глаза Дейдре расширились.

– О! – воскликнула она.

Что касается того, что на самом деле задумала Энни, кроме меня знает лишь Пауэр. Но когда я попытался прочитать по его лицу, как он распорядится этой информацией, его темные глаза показались совершенно непроницаемыми.

Дверь распахнулась. На пороге застыли Иксион и Эдмунд.

Иксион громко обращается к нам:

– Доброе утро, Стражники. Я Иксион сюр Нитер, ваш восстановленный повелитель, и я вовсе не так безжалостен, как кто-то может подумать. Не все из вас будут казнены. Вы даже не все осиротеете. Но! Я требую преданности. Для этого я буду проводить индивидуальные собеседования. Приступайте, Эдмунд.

Эдмунд, с веселой улыбкой на лице, держал в одной руке свиток, а в другой – пустой мешок из-под зерна.

– Дарий сюр Майра? – произнес он, как медсестра в приемном покое больницы.

Кажется, что комната затаила дыхание. Дарий не сводил глаз со своих рук. А рядом с ним Пауэр вообще ни на что не смотрел. Они – друзья детства.

– Напомню вам, что все выходы заблокированы драконами, – заявил Иксион. – Поэтому мы легко можем вас выкурить.

Пауэр поерзал в своем кресле. Дарий поднялся на ноги, его руки дрожали. Его лицо казалось особенно бледным под шапкой золотистых волос, его обычно гордая осанка исчезла, он слегка сжался, направляясь через террасу к Эдмунду и Иксиону.

– Благодарю за сотрудничество, – сказал Иксион.

Эдмунд натянул мешок на голову Дария.

Тот издал сдавленный возглас удивления. Дейдре вскочила. Эдмунд перетащил Дария через порог и захлопнул дверь.

Резкий звук эхом разнесся в мертвой тишине комнаты.

Эдмунд вернулся через четверть часа и назвал другое имя. Достал еще один мешок. После этого разговоров больше не было. Те, кого забирали, не возвращались. Брайса, аврелианского наездника Тридцать второго ордена, рвало в камин. Дейдре зарылась лицом в колени.

В комнате постепенно становилось все меньше людей. Пока не остались лишь члены Восьмого ордена – Рок, Кор, Пауэр и я – и одно лишь исключение – Лотус, который был рангом пониже.

– Где Крисса Уард? – спросил Эдмунд.

– В патруле.

Мы почти все произнесли это одновременно. Эдмунд вскинул бровь, и его губы скривились, когда он снова принялся просматривать свой список.

– Я так понимаю, Антигона тоже в патруле?

На этот раз группа молчала, лишь вяло кивая в ответ.

– Что ж, в подземелье у нас будет достаточно времени, чтобы прояснить эти вопросы, – произнес Эдмунд, закатывая глаза. – Кор Саттер?

Кор поднялся.

– Я хочу увидеть своего брата.

Эдмунд усмехнулся:

– Это будет зависеть от тебя.

Он протянул Кору мешок. Кор взглянул на него, и его лицо исказилось. Затем он сам надел мешок на голову и позволил вывести себя из комнаты.

Пауэр, уткнувшись подбородком в ладонь, тихонько фыркнул. Лотус вцепился в свои кудри, застыв рядом с Роком, который от ужаса был мертвенно бледен под россыпью веснушек. Я стоял, скрестив руки на груди, чувствуя, как отчаянно колотится сердце.

Дверь распахнулась, и Эдмунд снова сверился со списком.

– Персиваль Грэйлили?

В корпусе не было никого с таким именем, тем более в этой комнате. Фамилия Грэйлили – это приставка, использовавшаяся для полукровок из дома Небесных Рыб. Рок, нахмурившись, поднял голову. Лотус оставил в покое свои волосы и уставился на свои ладони. А затем обернулся к Пауэру.

Пауэр сидел не шелохнувшись.

– Персиваль, – повторил Эдмунд. – Персиваль Грэйлили, внебрачный сын триарха Кита Небесной Рыбы, воспитанник семьи Гесперидис. Летает на… здесь написано, на грозовике? – От удивления Эдмунд повысил голос.

Пауэр поморщился, закатывая глаза к потолку с видом великого недовольства, и наконец встал:

– Меня все зовут Пауэр.

Рок пристально смотрел на него: