– Вы его знаете?

– Нет.

– Тогда зачем суётесь не в своё дело?

– Я просто хочу помочь!

– А кто понесёт ответственность?

– Ноль, три, ноль! – вдруг выпаливает Финн.

Он вспомнил телефон и быстро-быстро затараторил, пока цифры опять не выветрились:

– Ноль, три, ноль, четыре, девять, один, один, девять, четыре, девять!

Проводник набирает номер своим толстым указательным пальцем и вглядывается в экран телефона через очки.

– Ноль, три, ноль…

Финн кивает:

– Четыре, девять, один, один, девять, четыре, девять.

Проводник нажимает кнопку «Вызов» и подносит телефон к уху.

– Алло!

И, заткнув второе ухо, чтобы лучше слышать, произносит как можно громче:

– Алло! Кто говорит? Герр Ларифари?

У Финна камень упал с сердца. Это, наверно, Мухтар! Мамин новый друг, который частенько у них остаётся. Правда, фамилия у него не Ларифари, а Эльфадиль.

Проводник переходит почти что на крик:

– Ну вот, герр Ларифари, со мной тут мальчик, зовут…

И он вопросительно смотрит на Финна.

– Финн, – бормочет Финн.

– Ага, зовут, значит, Финн, я бы хотел поговорить с матерью…

Тут он делает небольшую паузу и ещё больше хмурится.

– Её нет? На каких ещё занятиях?

Ой, ну конечно! У мамы сейчас йога. Финн совсем про это забыл. Она прямо оттуда поедет за ним на вокзал.

Проводник слушает дальше, и его физиономия всё больше вытягивается.

– Так вы не отец? Значит, у вас нет родительских прав!

Тут до Финна доносится голос Мухтара. Он тоже повысил голос. Но проводник его перебивает:

– Слушайте, герр Ларифари или как вас там, вы не отец, и по закону никаких прав у вас нет! По крайней мере, по нашему немецкому закону.

Теперь Мухтар говорит по-настоящему громко. Настолько громко, что Финн прекрасно слышит слова «чинуша» и «бюрократ несчастный». Мухтар всегда использует изысканные выражения, даже когда волнуется. Лицо у проводника делается красным, и он начинает орать:

– Какое право вы имеете меня оскорблять?! Жалуйтесь кому хотите, а со мной не смейте!

Он отрывает трубку от уха и с такой силой нажимает толстым указательным пальцем на красную кнопку, будто хочет продырявить телефон.

– Какая наглость! – говорит он, качая головой. И сразу же набирает другой номер. – Я звоню в полицию. Пусть сами разбираются.

Ну и хорошо, думает Финн. Он ведь даже просил вызвать полицию. Может, они ещё успеют выследить Хакмака!

Проводник глядит на часы.

– Они могут забрать тебя прямо тут, в Ораниенбурге.

Почему это в Ораниенбурге? Финн ничего не понимает.

– Но мне нужно в Берлин! Меня там мама будет ждать!

Ему становится совсем невмоготу. Женщина с седыми волосами злится не на шутку:

– Да вы с ума сошли! Разве можно вышвыривать ребёнка из поезда? Я же сказала, я заплачу за билет!

Но проводник стоит на своём.

– То, что у него нет билета, – ещё не самое страшное. Гораздо хуже, что я тут за него отвечаю. И если с ним что-то случится, у меня будут ОЧЕНЬ серьёзные проблемы.

– А что может случиться? Пока все проблемы только из-за вас, больше никаких проблем я не вижу!

Но проводник её не слушает и снова кому-то звонит.

– Говорит Пауцке, проводник. Региональный экспресс 4363. У меня тут мальчик, около десяти лет, без билета, один, без взрослых, едет в Берлин…

Он делает короткую паузу и поворачивается к Финну.

– Как ещё раз твоя фамилия?

– Лизь, – говорит Финн упавшим голосом. – Финн Лизь.

Проводник вопросительно глядит на него:

– Лизь – как слизь?

Ну конечно! Как же без этого! И Финн обречённо кивает.

– Да, Лизь – как слизь, – повторяет проводник. Он явно доволен. – Вот и ладушки. Я, значит, сниму его с поезда в Ораниенбурге. Если заберёте его прямо на перроне, то мы вовремя отправимся.

– Следующая станция – Ораниенбург. Выход справа.

За окном тянутся дома, заводские здания, заправки… Финн ничего не понимает. Проводник стоит с ним в дверях и крепко держит за рукав. Как будто Финн преступник. Хотя настоящий преступник вовсе не он, а Хакмак!

Вдруг Финну что-то приходит на ум.

– Я сейчас! – кричит он, вырывается и бежит по лестнице на второй этаж. Лезет там под сиденье, и – есть! Вот она, банка! А на ней – отпечатки пальцев этого Хакмака! По ним полиция его точно найдёт!

При виде Финна, который салфеткой держит банку и засовывает её осторожно в карман, проводник только качает головой.

– Быстрей давай! – фырчит он, хватает Финна за плечи и тащит к выходу.

На перроне в Ораниенбурге поезд встречают двое полицейских: женщина и мужчина. Проводник торопливо подводит к ним Финна.

– Вот этот, – бурчит он.

Женщина высоченная, и всё у неё какое-то вытянутое, даже лицо. Мужчина, наоборот, маленький и кругленький, не выше Финна. Выглядит он так же чудно́, как комиссар, которого показывают по телевизору. Про него ещё Мухтар говорит, что он никудышный актёр. Потому что Мухтар сам актёр. Один раз он тоже снимался в детективе. Играл беженца из Африки. Сначала этого беженца хотели выкинуть из страны, но потом оставили в покое, потому что за него вступился комиссар. Мухтар бы с удовольствием сыграл и комиссара, но его приглашают только на роли беженцев или отрицательных персонажей.

Проводник передаёт Финна полицейским и возвращается в поезд.

Ну а дылда смотрит на Финна и спрашивает со смешком:

– Чё, удрал небось?

Финн качает головой. Он рассказывает обо всём, что случилось, показывает раздавленную пивную банку с отпечатками пальцев. Объясняет, что мама будет его ждать на вокзале, и ему обязательно нужно в Берлин, и поскорее.

Но полицейские пропускают всё это мимо ушей. Толстяк нервно глядит на банку и произносит неожиданно писклявым голосом:

– Опять эти с поезда нам свинью подложили!

«Визжит, как поросёнок», – думает Финн. Интересно, а что за свинью подложили им «эти с поезда».

– Ничё, разберёмся как-нить, – дылда кивает Финну, как будто хочет его утешить. – Тока прокатимся в отделение.

Полицейские ведут Финна через здание вокзала к полицейской машине.

Дылда открывает заднюю дверь, и Финн усаживается на сиденье. Толстяк втискивается на место водителя, и они трогаются.

Финн смотрит в окно. Закатное солнце подсвечивает проплывающие мимо дома. Он ещё ни разу не был в Ораниенбурге и ни разу не ездил в полицейской машине. Жаль, что толстяк не включил сирену с мигалкой.

Дылда на переднем сиденье разворачивает бутерброды.

– Бутеры хошь? – спрашивает она Финна. – У мя ещё пахта[6] есть.

И она протягивает ему пластиковый стаканчик. Финн энергично мотает головой. Он терпеть не может пахту, хотя только один раз пробовал. Это было у папы. Сначала он зажал себе нос и только потом глотнул, но всё равно ему очень не понравилось.

Дылда открывает запечатанный стаканчик и пьёт. Толстяк ведёт машину. В полицейской рации слышится треск. Потом раздаётся голос:

– Пятьдесят первый-первый, Эйнштейн. Можете остановить семь машин?

– Эйнштейн, пятьдесят первый-первый, – говорит другой голос. – Диктуйте.

Финн задумывается: что это значит? Может, кто-то кого-то убил? Или ограбил банк? Но полицейские не обращают на рацию никакого внимания. Дылда жуёт бутерброд, а толстяк жалуется на судьбу.

– Вот я и грю, это ни фига не случайно. Стока совпадений. Чисто статистика, – пищит он.

– У всех быват… – говорит дылда с набитым ртом.

– Не-е-е-е, у мя не как у всех, – перебивает толстяк. – Сначала будильник к чертям, потом шнурок на фиг, потом толчок засорился – и всё в один день!