– Да… да… – закивал редактор. – Но стихи у него, я вам скажу… – и взгляд литератора сделался мечтательным.

– Он не поэт! – гневно повторил Иван Ильич, сверкнув глазами. И в черепе его загремели литавры, щедро поддержанные хаотичными воплями труб. – Лосев работал младшим научным сотрудником всю жизнь. Не нашел, видите ли, сил посвятить поэзии жизнь! – это «взвизгнул» едкий саксофон, перечеркнув секцию духовых.

– Да… да… – задумчиво согласился редактор.

– Любитель! – еще раз заклеймил Лосева поэт.

– Пожалуй.

– Графоман! – поставил жирную точку барабан, ухнув под темечком обличителя.

– О! – словно очнулся редактор. – Бог же с ним. Вас-то я пригласил по делу. Как настоящего профессионала.

– Конечно! – гордо поднял лицо поэт. – Я вас слушаю.

Из оборвавшейся тишины снова послышался звук, который шел кругом простой мелодии, пощипывая любопытство и раздражая память: «Откуда это?»

– На носу выборы, понимаете? – многозначительно воздел очи к небу редактор. – И красные, левые, если хотите, заполонили все избирательные списки, – взгляд его затуманился неподдельной скорбью.

Поэт закивал, соглашаясь. Мелодия настойчиво близилась к началу куплета, и он нервно ждал спасительного слова из памяти.

– Было бы здорово, – продолжил редактор, – если бы некто очень талантливый, известный напомнил в своих работах о репрессиях, концентрационных лагерях, сговоре с фашистами, – он вопросительно, со жгучей печалью посмотрел на поэта. – Надо открывать людям глаза.

– Мусорный ветер![1] – радостно выпалил Иван Ильич вслух и облегченно выдохнул.

Да, это она, мелодия из юности не давала покоя все I утро. Песенка, что начиналась нехитрой партией скрипки.

– Что? – удивился редактор.

– Да… извините… Я согласен, – поэт заулыбался, а подсознание уже угодливо подкидывало строки песни: «…плач природы, смех сатаны…».

Антон Эдуардович вздохнул сочувственно, рассматривая гостя подернутыми грустью глазками: «Гений, что с него взять? Юродивый».

– Однако обговорим детали… – продолжил он разговор.

Настоящий поэт, профессионал, Иван Ильич вышел из кабинета редактора окрыленным. Музы теребили его седые космы и сердце горело, рождая пламенные строки. В опьянении от внезапной удачи творец то и дело мысленно возвращался к прекрасным цифрам и озвученным всесильным редактором перспективам, открывающим заветные двери перед любым честным служителем муз.

Места, в которых мы живем, заслуживают самых громких эпитетов. Две красавицы реки встречаются здесь. И торжеством этого события наполнена вся природа. Кажется, сам воздух дрожит в напряжении от слияния мощных потоков, двух вселенных: река Белая становится частью Ангары. Величественное зрелище!

Белая… На своем пути тут и там вздымается она желтыми скалами берегов, высокими и живописными. Спокойно, с величавым достоинством подходит к владениям Ангары. И только перед самой встречей, словно осознав, кто перед ней, сраженная величием своей сестры, признав ее первенство, низко стелется заливными лугами.

Ангара же едва удостаивает небрежного взгляда встречную. Мимоходом, не задерживаясь, открывает объятия слева, обнимает пришелицу и увлекает за собой, уже навсегда прикрыв ее плащом из сердитых туч и холодных ветров, которых Белая до сих пор знавала немного.

И вокруг этого события раскинулись сосновые и лиственные леса, перелески, поля и луга, наполненные всеми прелестями сибирской флоры и фауны. Один багульник, цветущий по весне, стоил бы лавандовых полей Европы…

Какой небывалый вышел бы тут заповедный парк!

Кто из нас, читая книги, просматривая исторические и приключенческие фильмы, хотя бы раз не наполнялся самой белой завистью к монаршим особам или аристократам, которые для конных и пеших прогулок своих заводили гигантские парки невиданной красоты? Да… Бывало…

И вот – свершилось! Нам сказочно повезло. Места эти заповедные мы с женой объявили нашим личным парком. Для конных (читай: велосипедных) и пеших прогулок. Да! А почему бы и нет? С одной лишь оговоркой: поскольку мы сторонники абсолютизма просвещенного, то парком нашим личным смело могут пользоваться все желающие. Не возражаем.

А гуляем много. Прошвырнуться на пятнадцать километров пешком – обычное дело. А уж конно, пардон, на велосипеде – не менее пятидесяти! Без личного парка не обойтись. Никак.

Сколько же интересных встреч происходит здесь! Вот, например, эпизод первый. Мирно катим на велосипедах по лесной дороге. Ведем светскую беседу, как и положено господам на конной прогулке в своем парке. Останавливаемся полюбоваться окрестностями, ставим железных коней у дороги и делаем шаг к лесу, и в эту секунду, как нам показалось, с громом небесным выскакивает из-под самых ног заяц! И бросается в лес.

И всё. А вы думали, у нас с ним завяжется кровавая битва? Нет, мы еще долго стоим, глядя ему вслед, очарованные внезапным столкновением с дикой природой. Прямо тут, в «нашем парке». С ума сойти!

Эпизод второй. Шагаем по дороге, которая, уходя чуть в подъем, просматривается хорошо километра на два. Лес по обочинам либо вырублен, либо столь редкий, что обзор великолепен. Мы болтаем, не особо вглядываясь вперед. Но на одну деталь всегда обращаем внимание. Жена боится собак, поэтому мы (с некоторых пор оба) инстинктивно реагируем на этих зверьков, едва их приметив.

Гляжу – навстречу примерно в километре бежит по дороге собачонка. Ничего пока не говорю, очень надеюсь, что зверь, увидев нас, больших и страшных, сам с дороги уйдет. Идем мы, навстречу-животное. Расстояние сокращается. Жена пока его не замечает, увлеченно что-то мне рассказывает. Наблюдаю за собакой. Она бежит. Мы идем. Расстояние сократилось метров до трехсот. Пес почему-то не желает нас бояться. И бежит странно: голову опустил к земле, ступает вразвалочку. «Бог мой, – мелькает шальная мысль, – не бешеный ли?»

– Гляди, – говорю жене, – и на собачку показываю, – странный какой-то.

Мы тревожно останавливаемся. Пес бежит. И близко, уже метрах в ста, он вдруг поднимает голову, видит нас и, не выказав испуга, без резких движений, словно так и задумано, меняет курс, уходя в лес.

– Барсук! – радостно кричу я. – Представляешь? Это же барсук нам встретился, а никакая не собака!

Эпизод третий (самый обыденный). Автомобиль на лесной дороге. Мы только отъехали от поселка – километра три. Но вокруг уже лес. Хоть и не тайга, а деревья, кусты, трава – все как положено.

– Т-с-с… – жена вдруг машет мне рукой. – Стой!

Да, я притормаживаю. На обочине – лиса. Недалеко, метрах в пятидесяти. Лиса принюхивается, ждет чего-то пару секунд и быстро уходит. Именно уходит. Не убегает в испуге, не юркает трусливо, а гордо уходит. Красивая, с пушистым хвостом. Других, которых мы встречали, красивыми назвать трудно – собаки облезлые. А эта была ничего…

Эпизод четвертый. У самого устья Белой берег пологий и без леса. Прибрежные заливные луга плавно переходят в крестьянские поля. Травы и тут и там высокие, густые. Здесь, у слияния рек, облюбовали место перелетные птицы. Всяких полно: утки, цапли, журавли. И те, что помельче. А тут…

– Мать честная! – кричу я, завидев это чудо.

Метрах в двухстах по густой траве вышагивает творение. Именно вышагивает. Высокое. И клюв – большой и кривой, как турецкая сабля. Даже круче! Такого мы еще не видывали.

– Что еще за птица марабу? – останавливаю машину, и мы долго любуемся чудным гостем.

После в сети нашли ее и узнали, что зовется птица кроншнеп, редкая, пугливая, и встретить ее – большая удача. Таков «наш заповедный парк». К сожалению, не заповедный…

Там, где встретился нам барсук, леса почти нет. Поэтому и обзор хороший, и увидел я его издалека. А ведь зеленел здесь густой и прекрасный сосновый бор еще недавно. И даже помыслить нельзя было, что кому-то придет в голову рубить, потому что устье Белой и берег Ангары по всем статьям водоохранная зона должна быть. И любому ясно, что для сохранения рек лес необходим. Кроме того, это не какая-нибудь глухая тайга, где лес добывают.