Он задержал на Мелли пристальный взгляд, повернулся и вышел.

Как только дверь закрылась за ним, Мелли выронила осколок. Она сильно порезала себе ладонь, но даже не почувствовала этого. Прижимая к груди правую руку, она встала с сундука и вернулась в постель. Забившись под одеяло, она наконец отпустила натянувшуюся в ней тугую струну и расплакалась навзрыд.

Она устала быть сильной, устала полагаться только на себя, она не могла больше ждать. Где Таул? Почему он не приходит спасать ее?

Госпожа Тугосумка в те ночи, когда ямы бывали закрыты, тоже, как правило, запиралась рано. Нет боев — нет и зрителей, а нет зрителей — нет и дохода. Отчаянных бойцов не остановили бы ни слякоть, ни дождь, ни снег, да вот беда — факелы в такую погоду гаснут, а бой в темноте для кровожадных бренцев не бой.

Однако теперь, даже в такую сырую ночь, дела Тугосумки шли как никогда бойко. Завтра поутру большая партия новобранцев уйдет на четырехдневные учения к северу от города — вот они и ищут утех перед уходом.

Много с них, конечно, не выручишь — да и с кого в эти дни выручишь много? — но и ведерко медяков все же лучше, чем ничего. Со дней победы над Высоким Градом жить стало чуть полегче, но и теперь на девках много не наживешь. Приходится хвататься за все, что подвернется.

В дверь громко постучали. Тугосумка, как раз втиравшая крысиное масло в свою морщинистую шею, послала Франни посмотреть, кто там.

— Двое господ хотят видеть вас, — вернувшись, доложила та. Тугосумка тщательно закупорила склянку с маслом — в такой холод оно быстро замерзало, если плотно его не закрыть.

— Каковы они с виду?

— Один вроде простоват, а другой прямо красавчик, и высокие такие оба.

Тугосумка высунула свою причесанную и напудренную голову в зал. Вместе с девушками там болталось с полдюжины черношлемников. Опытный глаз хозяйки сразу заметил, что из этих ничего уже не выдоишь: они до того упились, что не могут больше ни пить, ни есть, ни заниматься любовью. Так что новые гости будут как раз кстати. Накинув свою вторую по нарядности шаль, Тугосумка направилась к двери.

— Что ж вы, господа, стоите на холоде? Милости просим. — Она протянула руку для поцелуя, но ни один из мужчин ее не взял. — У нас тут жаркий огонь, крепкий эль и лучшие в городе девушки.

Тут простак в шляпе ринулся вперед, зажал Тугосумке рот и выволок ее на улицу. Она и звука издать не успела. Второй захлопнул дверь, и Тугосумку втащили в боковой переулок.

Первая ее мысль была о башмаках: они шелковые — слякоть их сразу погубит. Вторая — о коже лица: мороз ее сушит. И лишь потом она впала в панику. Ее того и гляди ограбят, изнасилуют, убьют или изувечат!

Человек в шляпе вытащил нож, приставил его к свеженамазанному горлу Тугосумки и сказал:

— Если крикнешь — тебе конец.

Тугосумка усердно закивала, не сводя глаз с двери в дом. Должна же Франки заметить, что ее нет!

— А теперь, — сказал злодей в шляпе, убрав ладонь от ее рта, — расскажи мне все, что ты знаешь о Меллиандре.

Слух у Тугосумки был не столь остер, как у сестры, но она явственно слышала вопли внутри дома. Вопли и грохот переворачиваемой мебели.

— Что вы делаете! — вскричала она. Нож придвинулся ближе.

— Ты не ответила на мой вопрос.

Огни в доме начали гаснуть, а из-под ставен повалил дым. У Тугосумки подкосились ноги. Ее заведение под угрозой! Сильная рука поддержала ее, не дав упасть. Тугосумка даже в своем помраченном состоянии оценила эту силу и попробовала противопоставить ей женскую слабость.

— Вы только скажите, сударь, что именно желаете знать, и я с радостью вам помогу. — За умильными словами последовала обольстительная, как она надеялась, улыбка.

— Слушай меня внимательно, женщина. Я хочу знать, где Баралис держит госпожу Меллиандру. Мне отлично известно, что всем во дворце верховодит твоя сестра, и если ты сей же миг не выложишь мне все, что знаешь, то мой парень там, внутри, перестанет выкуривать твоих гостей и просто подожжет заведение. Поняла?

Свет из соседнего дома упал на лицо говорившего, и Тугосумка узнала в нем Таула, герцогского бойца. Однако голос у него сильно изменился и звучал куда более грозно против прежнего.

Второй стоял на углу, наблюдая за фасадом ее дома. Оттуда выскакивали люди, крича что-то о дыме и призраках.

Тугосумка была прежде всего здравомыслящей женщиной. Она не собиралась дать перерезать себе горло ради того, чтобы героически сохранить тайны своей сестры. Если этот человек хочет, чтобы она говорила, она молчать не станет.

— Ну что ж, я, по правде сказать, и впрямь слышала кое-что, — сказала она, дразняще сложив губы. Тугосумка гордилась тем, что может обворожить кого угодно, хотя бы и с ножом у горла.

— Что ты слышала?

— Лорд Баралис приставил мою сестру смотреть за этой сучонкой. Сперва ее держали в одной из северных башен, но там случился пожар, и ее перевели в каморку в закоулке близ крыла вельмож. Много чести для нее, вот что я скажу.

Таул отвел нож от ее горла и сделал несколько глубоких вдохов.

— С тех пор ее никуда не переводили?

— Не знаю. Вот уж две недели, как я не виделась с сестрой. Даже странно — уж раз-то в неделю она всегда ко мне заглядывала, чтобы... — Тугосумка осеклась. Незачем ему знать, что Грил шарит в покоях убитых вельмож и носит ей вещи на продажу. — ...чтобы принести мне разных объедков для моих кур.

— Что такого могло случиться во дворце за эти две недели, чтобы помешать ей прийти?

Тугосумка поправила волосы.

— Кто его знает. Но сестра в последний раз говорила, что та сучка должна вот-вот родить.

Лицо Таула под полями шляпы отвердело.

— Ладно, ступай. Возвращайся к себе. Но если ты хотя бы заикнешься о нашем разговоре, то я вернусь и сам подожгу твой дом — безо всякого предупреждения. Прочь с моих глаз.

Никогда еще госпожа Тугосумка не совершала столь быстрых движений. Уронив в грязь свою вторую лучшую шаль и подобрав юбки выше колен, она пронеслась мимо Таулова спутника и единым духом взлетела на крыльцо. Из дома все еще валил дым, и Тугосумка, стиснув зубы и уповая на противодымные свойства крысиного масла, отважно ринулась внутрь.

По дороге к окну она столкнулась с маленьким демоном в маске. Черный с головы до пят, ростом ей по плечо, он держал в одной руке туго набитый мешок, а в другой — пучок дымящегося камыша. Он приветственно вскинул свой факел. Тугосумка втянула в себя воздух, а вместе с ним и дым и кулем повалилась на пол.

— Видел бы ты, как они разбегались, Берлин. Стоило бесстрашным черношлемникам только глянуть на меня, как они пустились наутек. Подумали, верно, что я сам ангел смерти. — Хват припал к своему элю, роняя на пол хлопья сажи. — Хуже всего, конечно, было затыкать трубу. Крыша там скользкая, точно язык жестянщика, — чуть я с нее не свалился. Но дело того стоило. Дым повалил так, что я, когда втиснулся в заднее окошко, собственных рук не видел. Даже камыш не понадобился.

— Нечего было лезть им на глаза, — недовольно заметил Таул, опиравшийся на перевернутый красильный чан. — Я не велел тебе показываться в зале.

— Надо же мне было хоть чем-то поживиться, Таул. Это только честно: в прошлый раз та любительница крыс лишила меня всех моих сбережений. — Улыбка Хвата взывала о прощении.

Но Таул не улыбнулся в ответ — после разговора с Тугосумкой он сделался мрачен.

Они сидели вокруг отжимного пресса в заброшенной красильне. Как и было договорено, они встретились с остальными у «Полного ведра». Андрис со своими людьми прошел через ворота успешно, и они стали рыскать по городу в поисках надежного убежища. Попутно им удалось разжиться элем, свежей едой, сеном и свечами, и все попировали на славу впервые за много дней. Огонь развести они не отважились, и в мастерской стоял жестокий холод, но две свечи на гранитной плите придавали помещению уют, а брага в животах грела не хуже очага.