Казалось, город вполне приготовлялся к встрече холеры, казалось, все предупредительные мероприятия приняты. Но холера разыгралась и финансовый подсчет ее был следующий:

Просматривая статьи расхода, мы видим, что город во время эпидемии 1892 года старался лишь лечить — между тем при холере важно не только лечить, но и кормить население. Лечения при холере, не существует, оно паллиативно, а важно предохранить население, сделать его невосприимчивым к эпидемии. Этою мыслью и руководилось городское управление в 1905 году^[78], когда призрак холеры снова угрожал городу Оренбургу. В этом году с ранней весны начали функционировать лечебно питательные пункты, числом 6, открытые в тех местностях. где живет преимущественно беднейший класс населения. Эти лечебно питательные пункты состояли из чайной и амбулатории. В чайных население могло найти за дешевую плату чай, даром отварную воду и кипяток; амбулатории, находящиеся в ведении студентов старшего курса, оказывали бесплатную медицинскую помощь. Эти же студенты заведывали санитарными участками, в которых были заведены санитарные попечительства. Таким образом преследовались цели — прежде всего предохранить население, а затем сблизить его с врачебным надзором, приучить видеть во враче помощника, а не врага, чтобы в случае появления эпидемии население не пряталось от врача, а шло к нему. Все полицейские мероприятия, протоколы были тщательно устраняемы — единственным верным способом действия признавалось убеждение, пример, внушение. Среди населения раздавались в громадном количестве популярные брошюрки и листки, устраивались чтения, лекции; к делу была призвана учащаяся молодежь, которая энергично работала, не покладывая рук. Функционировала между прочим «капля молока», бесплатное снабжение населения пастеризованным молоком было широко распространено.

Холеры в 1905 году не было, но можно с уверенностью сказать, что она никогда бы не приняла тех ужасающих размеров, как в 1892 году.

Кроме холерной эпидемии — Оренбург страдал от дифтерита, который с средины 70-х годов вплоть до 1895 года был бичом детей В 1895 году пришлось даже открыть временную дифтеритную больницу^[79], но все мероприятия, до применения антидифтеритной сыворотки, конечно, не приносили почти никакого результата. В настоящее время трудно себе представить, каким бичом детей был дифтерит. Читая отчеты, сообщения того времени, можно себе вообразить тот ужас, который охватывал обывателя при слове дифтерит и скарлатин — в то время так обозначали болезнь скарлатину, считая ее почему то мужского рода.

В 1878 году Оренбург подчистился, ожидая гостью из Ветлянки — но чума не появилась в городе. После голодных годов 1880 и 1891 — в городе развивалась эпидемия тифа, но она не принимала особенно жестоких размеров.

Обычною принадлежностью города — детский мор летом, этой болезнью Оренбург приближается к чисто русской деревне, где желудочно-кишечные расстройства летом уносят в могилу массу детей. Почти то же самое наблюдается и в Оренбурге. Так например, в 1904 году из 3291 человека, умерших в течение года, на долю детей от 1 месяца до 10 лет падает 2210 —  т. е. 97 % [мое прим. Вероятно, опечатка — 2210 составляет 67 % от 3291.] числа всех умерших, в возрасте 1 месяца до 1 года умирает 1064 ребенка, что составит 32,3 % общей смертности. Такой ужасающей детской смертности надо поискать Она ясно говорит, что население мало культурно, что заботы о детях почти не существует и действительно, — ни приютов яслей, ни капли молока ни других этим подобных учреждений в городе нет. Далее в смысле санитарном город является прямо таки отрицательною величиною. Разговор о канализации идет с 1891 года, разрабатывался он чуть ли не в тысячах комиссий делался ряд предложений устроить канализацию — и в результате в архиве городской управы ряд толстых дел по устройству канализации, а ассенизация города производится при помощи открытых бочек. Санитарные мероприятия предпринимаются только в моменты общественных бедствий постоянного санитарного надзора не существует, и население совершенно не понимает пользы и необходимости санитарии и гигиены. В этом смысле оно вполне невежественно.

Такова в кратких чертах картина общего положения дела в Оренбурге, картина — надо сознаться, невеселая и будущим поколениям придется много работать, чтобы город Оренбург хотя несколько мог приблизиться к культурному городу.

XXVII.

Напротив больницы, пройдя тополевый сквер, помещается здание почтово телеграфной конторы^[80]. Здание занимает площадь 838,87 кв. саж. и выходит на три улицы. Земля, находящаяся под конторою, городская и уступлена почтово-телеграфному ведомству согласно думского постановления 15 декабря 1871 года, причем дума постановила назначить особую комиссию для наблюдения за постройкою. Постройка здания была закончена 14 декабря 1875 года, когда оно было освящено.

Первое время почтовая контора помещалась в центре города позади реального училища и театра, на том месте, где ныне находится сад дома Захо. Дом для почтовой конторы был выстроен чуть ли не во времена Неплюева и к 1835 году представлял из себя^[81] полную картину развалин: дом находится в самом возможном дурном состоянии —  так читаем в одном из рапортов того времени: все наружные стены имеют сквозные продольные трещины, числом 13 и столь значительные, что почти каждая из них начинается от крыши и проходит до окон нижнего этажа. Судя по трещинам, стены не имеют железных связей и опасаться можно что при обыкновенно значительном стечении людей к почте, внезапное падение стен может иметь самые гибельные последствия. Почмейстер указывает графу Перовскому на невозможность оставаться в подобном здании. Конечно началась бесконечная переписка, нельзя ли сделать ремонт, здание осматривали инженеры и наконец в 40-х годах, решено было вывести контору в частное помещение, а дом продать на слом. Казалось бы, что место, как городское, должно было поступить в собственность города, но и его, и здание приобрел помещик Звенигородский. Почтовая же контора в течение тридцати слишком лет кочевала по частным квартирам. Первое время, конечно, неудобства особого не было, почта приходила два раза в неделю, почта была только на Уфу, частной корреспонденции было очень мало — и можно было найти частное здание, достаточное по размерам. Но с конца 60-х годов прошлого столетия частные квартиры оказывались недостаточными и в результате была постройка существующего здания. В 1877 году последовало учреждение городской почты, а в 1878 году появились и первые почтовые ящики на улицах, постановка ящика было целым событием для той улицы, на которой ящик ставился.

В 1890 и 1891 годах многие из частных лиц обращались в думу с просьбами разрешить соединение их квартир с лавками или промышленными заведениями телефонами. Городская дума давала охотно подобные разрешения. В 1892 году оренбургский полицеймейстер обратился к думе^[82] с необходимостью устройства телефона между полицейскими и пожарными частями. Дума разрешила полицеймейстеру устроить за счет города телефон. Центральная станция помещалась в 3-ей полицейской части, аппараты были поставлены в караван-сарае, городской управе, квартире губернского прокурора, судебной палате и во всех полицейских и пожарных частях. При постройке телефона произошел обычный курьез — по предварительной смете постройка телефона должна была обойтись очень дешево — 1928 р. 25 к., начали строить, перерасход был сделан чуть-ли не вдвое. Такой телефон существовал до 1897 года, когда было приступлено к постройке правительственного телефона 28 марта 1898 года была произведена сдача городом своей центральной станции.

Говоря о площади между старою и новою слободкою, мы несколько раз упоминали о тополевых садиках. Один из них, находящийся перед Неплюевским корпусом разведен думою согласно постановления от 22 марта 1889 года и является для города памятью бывшего городского головы Степана Ивановича Назарова, настоявшего на необходимости реорганизации по переустройству городского водопровода. Водопровод был расширен и явилась возможность разрешить поливку садов — результатом чего и появился тополевый садик. Садик позади собора, а также позади Неплюевского корпуса возникли согласно думского определения 16 апреля 1892 года — главная цель при разведении их была дать работу нуждающемуся после голодовки 1891 года люду. Это был первый опыт общественных работ, устроенных городом.