f) пригласить правление оренбургской железной дороги отделить свои склады также глухими брандмауерами и удалить от города далее по направлению рельсового пути громадные дровяные запасы, которые представляют опасность как городу, так и сооружениям железной дороги;
g) лицам, принадлежащим к домовладельцам Оторвановки, кои по скудности материальных средств своих даже при пособии со стороны комитета, небудут в состоянии возвести огнеупорные строения, предложить принять новый отвод усадеб в местности между Бердянской и Ново-Каргалинской дорогами, где для этой цели разбиты уже новые кварталы заключающие в себе более 500 дворовых полномерных мест на следующих основаниях:
1) места эти отводятся управою бесплатно по жребию;
2) получивший новый отвод сохраняет свои владельческие права на старое место в течение пяти лет, в продолжении какого срока может продать свое старое место или возвратиться на него вновь при возможности возвести несгораемую постройку В этом последнем случае новая усадьба поступает обратно в город; при продаже же нового отвода владелец уплачивает городу посаженные деньги;
3) не застроенная жилым строением новая усадьба ни в каком случае не может быть продана или отчуждена иным способом другому лицу, без ведения и согласия городского управления;
4) по истечении пятилетнего льготного срока остающиеся непроданными дворовые места старого поселения поступают бесплатно в пользу города взамен отведенных бесплатно новых мест.[44]
Сравнивая это думское постановление с журналом шестигласной думы 1864 года об образовании местности «Оторвановки» мы видим, что в 1864 году дума отвела в означенной местности 28 кварталов — 8 около степного прихода и 20 — за Караван-Сараем; из этих 28 кварталов два были оставлены под губернскую больницу. Таким образом, к заселению предназначалось 26 кварталов. Таким образом можно предположить, что четыре квартала образовались самовольным поселением без всяких разрешений.
Одно дело — составить обязательное постановление, и совершенно иное, бесконечно тяжелее — ввести это постановление в жизнь. Войти в жизнь оно может или когда сами жители сознают необходимость и пользу его, или когда наблюдение за исполнением этого постановления очень тщательное.
Ни того, ни другого условий не было в Оренбургской действительности. Постановление было вырвано насильно от думы; в первый раз дума даже отклонила его составление и только под давлением генерал-губернатора согласилась. Но если так относилась дума — гласные, выбранные из наиболее состоятельного и интеллигентного слоя жителей, то, очевидно, что большинство рядового обывателя прямо считало это обязательное постановление за новую тяготу, возлагаемую на него — несчастного обывателя — начальством.
О надзоре и говорить не приходится — у управы был всего лишь один архитектор и один чертежник, где же тут надзирать; едва едва возможно было исполнять чисто канцелярскую работу — утверждать представляемые чертежи построек.
Весьма понятно, что при таких условиях обязательное постановление Оренбургской думы осталось на бумаге. В Оторвановке появились те же самые постройки, которые были и до пожара. Все таки постановление существовало de jure до 1888 года, в этот год дума отменила его, признав его несостоятельность.
Вообще в этот пожарный год дума издала много обязательных постановлений по пожарной части, — но большинство их, как и должно было ожидать, остались на бумаге и в жизнь не вошли. Между прочим нельзя не отметить интересного совпадения. 22 февраля 1879 года дума выслушала устав вольно-пожарного общества и нашла необходимым учреждение этого общества, но общество еще не успело образоваться, а город погорел.
Помощь город Оренбург получил значительную и с различных сторон: тут были и Высочайше пожертвованные деньги и ассигновки со стороны министерства внутренних дел, пожертвования городских дум, например С.-Петербургской, приславшей 10 т. рублей, Бузулукской — 500 р., были пожертвования и частных лиц. Известный музыкант и композитор А. Рубинштейн дал концерт в пользу пострадавшего Оренбурга — сбор достиг 3381 р; наконец, была объявлена всероссийская подписка в пользу погоревшего Оренбурга. Сочувствие и участие было высказано повсеместное.
Пожертвования принимались особым комитетом, образованным генерал-губернатором из лиц, высшей администрации и представителей города. Весь город был разделен на пять участков, которыми заведывали особые попечители и их помощники. Попечители должны были обследовать свой участок, осмотреть всех погорельцев, выяснить нужду в пособии каждого из них. Первое время главная забота заключалась в том, чтобы накормить и приютить погоревших. Для этого сперва была организована бесплатная раздача хлеба, который первое время доставлялся из Самары и окрестных деревень, затем была организована в обширных размерах хлебопекарня, помещавшаяся в видах безопасности от пожара за р. Уралом, а затем открыты 4 бесплатные столовые, которые функционировали до 15 июня. Далее надо было озаботиться дать кров — все свободные казенные помещения были приспособлены для размещения погорельцев, затем комитетом приобретались киргизские юрты, в которых также помещались лишившиеся крова.
Когда улеглось волнение от пяти пожаров, — комитет приступил к оказанию поддержки для постройки домов. На первых же порах комитету пришлось столкнуться с недостатком строительных материалов и с желанием заводчиков, как можно больше нажиться.
Благодаря мелководию — количество леса, долженствующего быть сплавленным в г. Оренбург по реке Сакмаре было гораздо меньше обыкновенного; прошлогодних запасов было очень мало — и все лесопромышленники, исключая г. Шотт, тотчас подняли цены. Еще более поусердствовали кирпичезаводчики — вместо 9—10 р. за тысячу кирпича, они тотчас назначили цену сперва 12 р., а затем постепенно повысили ее до 18—20 р. за тысячу. Пропорционально этим ценам поднимались цены и на рабочие руки- пильщики вдвоем зарабатывали в день до 7 р., возчики не хотели возить дешевле 70 к. за бревно.
Со всеми этими повышениями цен энергично боролся Оренбургский генерал-губернатор Н. А. Крыжановский. Он устроил удешевленную доставку леса из Самары и казенных лесничеств; он не однократно призывал к себе заводчиков, уговаривал их не возвышать так чрезмерно цены. Заводчики, конечно, пели обычные песни — благодаря пожара, все вздорожало и они не могли понизить цены. Но помня, что с ними разговаривает всесильный генерал губернатор, у которого, если верить рассказам обыватели, были даже «lettres de cachet» — соглашались на уменьшение цены Тогда генерал губернатор печатал в местной газете «Оренбургский Листок», который к слову сказать, очень удачно боролся с повышением цен, опубликовывая фамилии через чур зарвавшихся заводчиков, — и расклеивал на улицах объявления, вроде нижеследующего:
«Согласно распоряжения г. главного начальника края, в заседании комитета народной помощи приглашены были кирпичезаводчики для объяснения; по каким причинам ими назначается непомерно высокая цена за продаваемый ими кирпич (18 р. и более за тысячу). Приглашенные комитетом к понижению продажной цены на кирпич, кирпичезаводчики изъявили согласие продавать кирпич по 14 1/2 р. за тысячу и дали торжественное обещание не возвышать более цены на кирпич — о чем комитет доводит до сведения всех жителей».
Конечно «торжественное обещание» — само по себе, а продажа кирпича — сама по себе и, если кто хотел купить кирпич по 14 1/2 р.,то получал ответ — кирпича нет; а за 18 р. за тысячу кирпич находился. Одни братья Деевы не повышали цену — они продавали по 12 1/2 р. Не можем не отметить одного курьезного случая. — Значительный кирпичезаводчик распространился и в комитете народный помощи и на столбцах «Оренбургского листка» о недобросовестности повышать цену и наживать деньги, пользуясь несчастием ближнего, уверяя, конечно, что он сам торгует «божескими» ценами. И на столбцах того же самого «Оренбургского Листка» появилось письмо возмущенного обывателя, который при этом письме переслал счет «добросовестного» заводчика: — из этого счета было видно, что заводчик повысил цену до 18 р. тогда, когда большинство заводчиков продавало по 15 руб.
