— Ну?..

— А я уже всем нутром чувствую, что догадываюсь, и так мне от этого плохо становится… А он это тоже видит и спрашивает: небось не марки собирать пришел, да? И смеется, как гусь.

Палтыш оглянулся.

— А вот это — Шульгин. Эй, Шульгин!.. Давай сюда!

Подошел Шульгин.

— Уникальный человечище, — отрекомендовал его Палтыш. — Пророк!

Шульгин поежился, втянул голову и с печальной улыбкой застыл, обхватив себя за локти. Что-то навсегда ущербное сквозило в этом человеке.

— Василий… Вася… — требовательно обратился к нему Палтыш. — Расскажи! Расскажи, что происходит? Почему здесь эти люди?

Шульгин вздрогнул, ожил и печально огляделся по сторонам.

— Ищут они, — с грустью сказал он. — Душу свою они потеряли и ищут.

— Кто? Кто ищет? — восхищался Палтыш. — Вот эти?

— Нет, вон те… — пророк мотнул головой в сторону колючей проволоки.

— А! Молодец!.. А вот эти? Кто они?

— Слепни…

Шульгин вскрикнул и потряс головой, как будто стряхивая с себя какую-то нечисть.

— А-а! Да нет, не так! Жало высунули! Невинную кровь пролить хотят!..

Пауза.

— А эти — агнцы, — кратко заключил он.

— Вот видишь, — сказал Палтыш. — Ему бы у нас работать. Только нельзя. Сумасшедших не принимают.

— Слушай, — сказал Андрей. — Ты ведь так ничего и не объяснил.

— Ну неужели не ясно?

Палтыш повернулся к Андрею и на миг забыл о пророке. Тот неприкаянно побрел куда-то в сторону.

— Боятся они! Вот тех, что за проволокой, и боятся! Ну, вспомни: категория “Е”. Они же светятся по ночам! Ну и поползли разные слухи, сам понимаешь. Хлеба, опять же, в городе не хватает…

— А “загрязненные” здесь при чем? Они же и так сидят, как в концлагере.

— Да в том-то и дело, что не при чем! Но страх-то свой надо на ком-нибудь выместить?

— А что же делать?

— Ты сейчас куда?

— К Глейзеру.

— И я с тобой. Пошли!

Палтыш догнал и потащил пророка к желтому зданию.

— Сейчас мы определимся. Надо же ему сказать, что снаружи творится. Про этих с…

“Пожалуй, верно, — подумал Андрей. — Про монтировки как раз Глейзер может и не знать. Нехорошо все складывается, — он едва поспевал за Палтышем. — Похоже, здесь кто-то приложил руку, кто-то это все организовывает, и Красный Крест специально привлекли…”

— Это прямо жуть! — то и дело оборачиваясь, говорил Палтыш. — Апокалипсис! Четыре всадника! Начало конца!

Кровь стыла в жилах от этих рассуждений.

Они остановились перед цепью автоматчиков. Андрей полез за пропуском, и из сумки у него выскользнул футляр с чертежами и с грохотом покатился по брусчатке. В ту же секунду несколько автоматов нацелилось на холодный и черный цилиндр.

— Не стрелять! — заорал Андрей. — Не стрелять! Четвертый отдел!

Наконец дула медленно, как бы нехотя, опустились, а рядом с Андреем оказался весьма предупредительного вида лейтенант.

— Почему так поздно?

Андрей шагнул на полосу отчуждения и поднял футляр.

— Почему так поздно?! — повторил лейтенант.

Андрей растерялся.

— В каком смысле?

— Вы принесли? — спросил лейтенант, протягивая руку открытой ладонью вверх.

— Да-да. Если вы имеете…

— Да-да. Разумеется! Вы отнесете сами?

Это было уже слишком.

— Ну, разумеется, я отнесу сам! — наконец он пришел в себя.

— Я бы настоятельно рекомендовал вам поручить это кому-либо из моих людей.

Что-то здесь было не так.

— Это кто? — спросил лейтенант, глядя Андрею за спину.

Андрей оглянулся. Палтыш с шипением оттаскивал пророка от полосы отчуждения.

— Это Шульгин. Под мою ответственность. И второй тоже со мной.

— Ясно. Запишем. Но им — нельзя.

— Почему?

— Поступил приказ.

Да, крепкий орешек.

— Он тоже в Четвертом, — сообщил Андрей, уже понимая, что это бесполезно.

— Без разницы, — холодно отпарировал лейтенант. — Только по спецпропуску. Ваш, я надеюсь, у вас с собой?..

— Да.

— Предъявите. И побыстрее. Нам нужно еще…

Андрей спиной ощутил: что-то происходит, что-то ужасное.

Снег вдруг повалил как из ведра, и вместе с этим, словно трава под ветром, толпа заколыхалась, уплотнилась и потекла. Андрея бросило на лейтенанта, прижало к нему и стало относить к грузовикам. Лейтенант матерно ругался. Солдаты с озверелыми лицами пятились, вытаращив глаза, отступая одной линией, нацелив в толпу дула автоматов. И тут появились ребята в черных пилотках — скорее всего, из похожей на бездну подворотни — стали дубинками оттеснять толпу. Андрей еще успел подумать, что уж теперь-то все будет в порядке, когда серой молнией сверкнула монтировка. Черная пилотка взорвалась красным. В толпе раздался характерный треск выстрела.

“Да что же это они делают? Кретины!”

На мгновение возникло затишье, словно толпа ожидала реакции с той стороны…

Андрей ухватился за лейтенанта, прошипел ему в лицо:

— Надо наехать на них грузовиками! Надо, чтобы они боялись!

Лейтенант кивнул. Он весь пожелтел.

Андрей протолкался к автоматчикам и выдернул из оцепления, одного за другим, шесть человек.

— Водить умеете? — спросил он всех разом.

В ответ посыпались "такточно", вздернулись подбородки.

— Будете делать как я!

Он набрал еще восемь человек.

— В кузов! — сказал он этим.

И уже ко всем:

— За мной! Если что — стрелять на поражение!

Они трусцой побежали по полосе отчуждения. На вышках в углах площади вспыхнули дополнительные прожектора, заработала сирена.

Андрей вскочил на подножку первого в ряду грузовика и посмотрел в сторону площади. Отсюда было видно, как сквозь притихшую толпу пробираются молодые люди крепкого телосложения. Они стекались к грузовикам, как капли дождевой воды на стекле. Андрей вспомнил о монтировках под одеждой. Если толпа, подогретая этими молодчиками, перевалит через оцепление… Он залез в кабину и завел мотор. Грузовик взревел. Андрей поддал газу и завертел баранкой, разворачивая машину. “Может быть, тогда не станут стрелять, — думал он. — Может быть, все обойдется… Господи! Хоть один раз в жизни сделать что-то правильно!..”

Люди отшатнулись. Машины теперь стояли к ним бортами.

Лейтенант успел перебраться на полосу отчуждения и что-то крикнул. Кроме тех солдат, что набрал Андрей, еще дюжина полезла на грузовики. И тут кто-то дико закричал, а затем закричали все, и этот общий крик, казалось, даже перекрыл вой сирены.

Лейтенант самолично вскарабкался на грузовик.

— Назад, уроды! Назад, мать вашу! — орал он.

Толпа напирала.

И тут, наконец, короткими очередями заработали автоматы на вышках. Андрей съежился и закрыл глаза, слушая эти звуки. Однако продолжалось это недолго. Выключили сирену, и под черным небом наступила гробовая тишина. Стало слышно, как вдалеке, грохоча гусеницами, ползут танки.

“Вот теперь, пожалуй, все, — подумал Андрей. — Вот теперь — все”.

* * *

Андрей выбрался из кабины и поспешил к Конторе.

Не оглядываясь, нырнул в подъезд, предъявил пропуск — дежурные поставили отметку. Спустился по широкой лестнице с красным ковром в пустой, просторный, прохладный, классически мраморный вестибюль. Повсюду на стенах горели светильники. Расписался в журнале, показал пропуск. Его пропустили. Спустился еще на один уровень — здесь, напротив лестницы, в затемненной нише коротал свой век роскошный фикус, отливал полированной поверхностью черный столик с телефоном. За столиком сидел солдат с мертвыми глазами. Была поднята трубка и что-то сказано совершенно бесцветным голосом. Очень тихо. Так, что нельзя расслышать.

У Андрея мороз прошел по коже. Он помотал головой, спешно спустился еще на два уровня.

И вдруг остановился.

Еще один столик с телефоном. Трубка снята. Беспокойные короткие гудки казались в этой тишине особенно громкими. Он медленно приблизился к столику и положил трубку на рычаг. “Что это? Изменение правил?.. Они же не должны покидать пост!” Он обдумывал, не подняться ли ему наверх, сообщить. “Каждый раз, когда сюда иду, какие-нибудь неприятности…”