После целого дня упорной физической работы мы шли на ужин. Как старшим руководителям, повариха тетя Дуся накрывала нам отдельный стол, после того как первокурсники закончат и удалятся. И меню соответствовало нашему статусу! Тут была и жареная с картошечкой молодая баранина, и огромная сковорода яичницы из двух десятков яиц (на четверых), и нежнейшая овечья брынза, и много других местных деликатесов. Повариха каждый раз приносила из дому «своего» вина и обижалась когда мы, утомленные дневным приёмом жидкостей, не в полную меру отдавали должное её отличному напитку.

Для меня, правда, работа на зерновом складе быстро закончилась. Техника безопасности подвела, вернее пренебрежение безопасностью. Нам привезли мешков пять элитного зерна. Какой-то новый сорт пшеницы из НИИ растениеводства. Его надо было протравить отдельно и в этих же мешках с маркировкой погрузить в машину. Сеять его должны были на отдельной, экспериментальной делянке. Мы решили подхалтурить. Не пропускали зерно через аппарат, а просто насыпали сверху порошка и сколько можно глубже перемешали его с зерном. Мешал я. Голыми руками. К вечеру руки начало щипать, я промывал их водой, но ничего не помогало. Тыльные поверхности кистей покраснели и «горели огнем». Вечером я еще кое-как поел и лег спать, а наутро уже не мог шевелить руками, вся верхняя часть кистей, включая пальцы, превратилась в сплошной волдырь, надувшийся, с жидкостью под тонким слоем отставшей кожи! В поселковом медпункте мне выписали больничный и расписались в собственном бессилии. Друзья проводили меня на ближайшую ж/д станцию и отправили в Измаил. Маме случился вот такой «сюрприз». Доктор в поликлинике определил химический ожег и намазал волдырь синькой, похвалив меня за то, что я не проткнул вздувшуюся кожу. Я еще раза три посетил поликлинику для помазания синькой, волдырь стал сдуваться, и через две недели кожа сошла, обнажив новую светлую, без загара, шкурку. Потом еще года три эти места не загорали. Вернулся в колхоз я к закрытию сезона. Успел пару дней развлечься, поработав грузчиком, и получил самую большую из всех зарплату. По больничному мне выплатили средний заработок на зерне, а вычитать за питание за это время было нечего. Так что пришлось по прибытию в институт угощать коллег.

Будни нашей дружной группы проходили спокойно и довольно разобщенно. Наш староста, Толик Бобынин, был уже человеком в возрасте, отслужившим армию и имевшем семью с двумя дочками. Не смотря на разницу в возрасте, он с пониманием относился к нашим взглядам на учебу. Прикрывал наши прогулы, проставляя в журналах посещений явку. На занятия приходило обычно не более половины группы. Преподаватели тоже не очень следили за посещаемостью, но были отдельные индивидуумы, что считали отсутствие на занятиях личным оскорблением. Так я получил единственную тройку в итоговых оценках на вкладыше к диплому. По гидравлике. Я посещал почти все лабораторные работы, мне нравились опыты, гидравлические законы и особенности работы гидравлических машин. Но вот лекции по теории я традиционно прогуливал. А преподаватель, увидев меня на консультациях перед экзаменом, заявил, что обладает отличной зрительной памятью и уверен в отсутствии моей физиономии на его лекциях. Он прямо заявил, что очень сильно сомневается в моём успехе на экзамене. Пришлось поднапрячься при подготовке в отпущенные на это три дня. Отвечал я хорошо. Уверен был, как минимум, в четверке, но… Доцент со злостью взял в руки зачетку и молча вывел «удовлетворительно», досадуя на мои знания, и что он вынужден отпустить меня без «хвоста».

Половина нашей группы была из областных сел. Ребята часто ездили домой подкормиться, отдохнуть день-другой и привезти с собой гуманитарную помощь от родителей. У многих дома подвалы были загружены вином собственного приготовления, так что ребята не забывали захватить с собой пару канистр. Вот тогда группа собиралась почти в полном составе. Не говоря уже о праздниках. Помню, Новый год отмечали на даче. Дачу снимали наши ребята в районе Аркадия, на конечной остановке пятого трамвая. Тогда летние дачи часто сдавались хозяевами на зиму студентам. Собралось человек 25. Пели, танцевали, пили вино из привезенного старостой 80 литрового бочонка. Часов в десять на шум подтянулся местный участковый милиционер в звании старшины, в шинели, перепоясанный портупеей с пистолетом в кобуре. После трех-четырех стаканов домашнего красного он заволновался о сохранности своего табельного оружия. Для его спокойствия староста забрал «Макарова», вынул обойму и положил в ящик комода. Утром опохмелившийся старшина пришел в кое-какое вразумительное состояние и проверил кобуру. Он и так плоховато выглядел после новогодней ночи, а тут сквозь бледность на его лице начала проступать серость. Бедный милиционер уже начал прощаться с карьерой и видел себя уволенным из органов за утрату табельного оружия с «Волчьим билетом». Началось расследование и поиски. С трудом складывая обрывки воспоминаний каждого из участников банкета, выяснили, что с пистолетом бегали наши дамы, дурачась и пугая кавалеров. Оружие нашли под подушкой у Катюши, а патроны прибрала от греха подальше жена старосты Оксана. Старшина поклялся нам всем в вечной любви, отнес оружие в сейф и вернулся поправлять подорванное стрессом здоровье.

Наша группа была во главе факультетской художественной самодеятельности. В институте было 12 факультетов и все выставляли на ежегодный смотр талантов лучшие кадры. Институтское жюри просматривало все 12 концертов, а шли они часа по три, и в конце «смотрового» месяца определяло победителей. Наш Мехфак постоянно был в числе первых, что наполняло гордостью руководство и помогало участвующим в самодеятельности двигаться к заветному диплому. Я был солистом (запевалой) в хоре и в эстрадном разделе пел песни под гитару. Музыкальными руководителями нашей самодеятельности были студентки Одесской консерватории. Они в порядке шефства подбирали репертуар, дирижировали хором, аккомпанировали певцам и танцорам.

Особенно нам нравилось выезжать с концертами в трудовые коллективы. Одна поездка запомнилась особо. Дело было 9 Мая. Я прогуливался возле институтской столовой в надежде стрельнуть у кого-нибудь 32 копейки на стандартный обед (Полборща с головизной, котлета, якобы из мяса, с гороховым пюре, компот и 2 кусочка хлеба). Обед был довольно сытным, особенно если в первом блюде попадется кусок небритой хрюшкиной щеки. Здесь меня и поймал зам. Декана, куратор нашей группы и отвечающий на факультете за художественную самодеятельность, Николай Григорьевич Грищук.

– Володя! Как хорошо, что я тебя встретил! Надо срочно собрать ребят на небольшой концерт посвященный Дню Победы!

– Николай Григорьевич! Да я с утра ничего не ел…

– Давай, Володя, быстро! Там и поедим и еще кое-что.

– А куда едем?

– Да тут недалеко, километров 15, винодельческий совхоз. Они и грузовик за нами прислали, в переулке стоит.

Через 20 минут мы уже запрыгивали в кузов галантно подсаживая трех девчат из танцевального ансамбля. Набралось нас человек десять. Как только приехали, сразу попали в клуб, где закончилась торжественная часть и публика жаждала искусства. Первым номером вышли мы с Витей Власовым. Оба с гитарами, и начав с «На безымянной высоте», продолжили песнями Войны – «В землянке», «Темная ночь», «В лесу прифронтовом» и т. д. Затем отрывки из поэмы «Василий Теркин» прочел наш мастер художественного слова, выступили танцоры и акробаты. Вторым отделением шла современная эстрадная музыка. Модный тогда японский шлягер «У моря, у синего моря…» мы повторяли на бис раза три. Наконец, концерт закончился, парторг совхоза вручил нашему руководителю благодарственную грамоту и пригласил артистов на праздничный ужин в столовую.

Вот это была награда студентам! После нашей столовки, да такие деликатесы! Жареные поросята, куры, утки, запеченные целиком карпы из совхозного пруда, салаты и винегреты! Председатель извинился, что магазинной выпивки мало. Мы спросили про вино.