— Пожалуйста, — прошептала Анна, не сводя с него взгляда. — Пожалуйста, я очень тебя прошу… останься.

Пальцы Анны дотронулись до щеки — тонкие, замерзшие. Но где-то там в глубине этого холода пульсировал огонь — струйки пламени текли к Дереку, пробиваясь сквозь ледяную толщу, и он вдруг сказал себе: да и бес с ней, с этой Ческой, меньше придется объяснять.

Но вслух все-таки произнес:

— Я быстро. Всего два часа, зайду и выйду.

Анна выскользнула из своего пальто и как-то вдруг оказалась совсем рядом — хрупкая ветка, которая хотела, чтобы ее сломали.

— Нет, пожалуйста, — выдохнула она, прильнув к Дереку и быстрыми движениями расстегивая пуговицы его пальто и распутывая шарф. — Обещаю, я больше никогда и ни о чем тебя не попрошу. Но останься со мной сегодня, — Анна всхлипнула и повторила: — Останься, пожалуйста.

Шарф слетел под ноги, и Анна почти содрала с Дерека пальто. У ее губ был вкус вишни и холод тоски, она целовалась так, словно мир вокруг них разрушался, и нужно было хоть что-то, чтобы устоять. Огонек лампы медленно потек по кругу, оживляя золото на книжных корешках, размазывая мир мягкой влажной кистью, и зима вдруг отступила. Вдруг стало легче дышать и больше не надо было спешить.

Пусть Ческа Кариди сегодня лежит в морге. Перед внутренним взглядом прокатился кровавый венок и растаял во тьме. Под ноги подвернулось что-то твердое, и Дерек с Анной практически рухнули на диван, не разрывая объятия. Анна рассмеялась, и в этом смехе было столько отчаяния и боли, что Дерека мазнуло холодом по спине.

— Думаешь, будет легче? — спросил он. На правой ключице Анны была родинка, и Дереку невольно подумалось, что сейчас девушка в его руках всеми силами хочет вытряхнуть из души воспоминания о том, как Джон прикасался к этой родинке губами.

— Я не знаю, — прошептала Анна так, словно готовилась разрыдаться и с трудом сдерживала слезы. — Но сегодня ты никуда не уйдешь. И не возьмешь никаких… трофеев. Кроме меня.

Ей было страшно. И Анне нечего было бросить в топку этого страха — только свое тело. Это было все, что она могла сейчас отдать.

— Ты меня потом возненавидишь, — сказал Дерек и улыбнулся, надеясь, что сейчас его улыбка не выглядит ни растерянной, ни пугающей. Он не знал, как поступить правильно здесь и теперь — приличные барышни из благородных семей никогда не будут вот так лежать под мужчиной, приличным барышням положено пугаться объятий и поцелуев до брака, да и в браке тоже. Но Анна шевельнулась, устраиваясь удобнее, и Дерек почувствовал, как там, под юбками, в таинственной глубине, плывет огонь.

Он отстранился, принялся развязывать шнурки на ее платье. Снег за окнами повалил еще гуще, и Дерек отстраненно подумал, что в этом есть определенная романтика — заниматься любовью с очаровательной девушкой во время снегопада, когда метель отрезает вас от мира, и огонек лампы разбрызгивает мягкое золото по коже.

— Я тебя возненавижу, если ты уйдешь, — призналась Анна, когда их одежда оказалась на полу. — Так что… ты останешься.

Она сместилась ниже — уверенно, почти дерзко. У нее были мягкие губы и сильные, и в то же время очень нежные пальцы — Дерек почувствовал, как каждое движение Анны превращает его в музыкальный инструмент, причудливое подобие флейты, и музыка, которая готовилась выплеснуться из него, была одновременно безумной и прекрасной.

Дерек освободился за несколько мгновений до того, как взрыв разметал бы его на кусочки. В голове шумело, взгляд Анны был затуманенным, направленным в себя. Она будто бы была далеко-далеко отсюда, не с Дереком, даже не собой, а кем-то другим — и он подумал, что сейчас может сделать лишь одно.

Не останавливаться.

Старый диван качался, словно маленький корабль на волнах. Сначала Анна закусывала губу, пытаясь сдержать стоны, и впивалась пальцами в плечо Дерека, оставляя синяки. Потом она уже не сдерживалась, и ее голос трепетал в ушах, словно хриплый колокольчик. И потом, когда все закончилось, и Анна, мокрая от пота, горячая и счастливая, устроилась в его объятиях, то Дерек подумал, что у него еще не было ничего похожего.

Слишком много отчаяния и надежды.

Слишком много искренности и горечи.

И еще ни одна девушка не видела в нем исцеления от тоски.

— Я знаю, что это не навсегда, — негромко и твердо сказала Анна. — Это не любовь, это просто так. Но обещай, что ты меня не бросишь. Что я уйду первая.

— Вот спасибо тебе, — шутливо возмутился Дерек и поцеловал ее в плечо, рядом с белым пятнышком от прививки против оспы. — Собралась разбить мне сердце и так легко говоришь об этом.

— Ты лекарство, — вздохнула Анна. — И я хочу излечиться, и не хочу тебе врать, что влюбилась по уши. Я от тебя ничего не прошу, но обещай.

Дерек вспомнил, что она уже обещала ничего не просить, если он останется. От Анны веяло печалью, но эта печаль больше не ранила.

— Я тебя не брошу, — твердо сказал Дерек и знал, что не нарушит клятву. Один из обитателей инквизиторского общежития в свое время говаривал за кружкой пенного, что он своему слову хозяин — сам дал, сам и назад заберет, если что, но Дерек не считал это ни порядочным, ни приличным.

— Обещай, — настойчиво повторила Анна. Где-то сейчас был Джон? Наверняка далеко от столицы, и поди знай, как его найти? Он убедился в том, что Анна жива, расправился с предательницей и был таков.

Дерек видел в этом определенный героизм. Джон был бомбой и уходил как можно дальше от Анны, чтобы ее не задело взрывом.

Он не был человеком, чтобы так рассуждать — и рассуждал. Гейб Коннор создал поистине потрясающее существо, и Дерек не переставал этому удивляться.

— Обещаю, — произнес он. — Ты уйдешь первая.

Анна вздохнула.

— Вот и хорошо. А теперь давай спать. И обнимай меня, пожалуйста, вот так всю ночь.

Наверно, раньше она так говорила с Джоном — и он охотно выполнял распоряжения своей госпожи. Анна снова вздохнула и, осторожно стянув с пальца тонкое серебряное кольцо, надела его на палец Дерека. Обмен кольцами в знак дружбы — милая хаомийская традиция, и этот обмен не связан с какими-то обязательствами, но Дереку сделалось не по себе, словно у них с Анной сейчас была настоящая помолвка.

— Теперь у тебя будет что-то на память обо мне, — сказала Анна и приказала: — Спи. И не вздумай меня жалеть. И кольцо не дари, тогда я тебя точно возненавижу.

— Хорошо, — негромко ответил Дерек. — Спокойной ночи, Анна. Сладких снов.

Анна не ответила, притворившись спящей. Дерек щелкнул пальцами, гася лампу, комната погрузилась во тьму, и, тая в этой тьме, он подумал, что ему бесконечно жаль эту гордую и несчастную девчонку, у которой не осталось ничего, кроме этой хрупкой гордости. Он натянул одеяло повыше, укутывая Анну, и вдруг почувствовал что-то влажное на руке, на которой лежала растрепанная девичья голова.

Анна плакала. Тихо, почти беззвучно.

Дерек решил, что не скажет ей ни слова. Просто поднял одеяло выше, обнял ее крепче и, поцеловав в висок, закрыл глаза.

Анна проснулась от того, что в дверь постучали. Было раннее утро, еще даже не развиднелось — Джон обнимал ее, как раньше, и она подумала: как же хорошо, что все кончилось. Потом она увидела книжные стопки в неверном свете огонька лампы, окончательно стряхнула с себя сон и поняла, что рядом с ней не Джон. Совсем не Джон.

Кукла ушла, окончательно бросив хозяйку. Вчера Анне было так больно, что она готова была на все, лишь бы хоть как-то утолить эту боль — и да, Дерек Тобби ей помог. Что ж, хорошо, пусть так будет и дальше — плакать больше не хотелось, и это вполне устраивало Анну.

Стук повторился. Дерек шевельнулся, что-то пробормотал и сел на диване — Анна натянула одеяло повыше и язвительно напомнила себе, что несколько опоздала со своей стыдливостью.

— Кто там? — спросил Дерек. Покосился на Анну и удивленно поднял бровь, словно не ожидал ее увидеть под одним одеялом с собой.