СВИДЕТЕЛЬ. — Я приходил к ним лишь по просьбе их руководителей, с целью примирить обе стороны; к тому же вовсе не я, а один из них внес предложение вернуть награды, которыми удостоило их Учредительное собрание.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Поскольку те, кто внес это предложение, были признаны вашими шпионами, славные победители Бастилии поступили с ними по справедливости, изгнав их из своих рядов.
СВИДЕТЕЛЬ. — И они чрезвычайно ошиблись в этом отношении.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Не способствовали ли вы поездке в Сен-Клу в апреле и, вместе с Лафайетом, не добивались ли вы от департамента приказа развернуть красный флаг?
СВИДЕТЕЛЬ. — Нет.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Были ли вы осведомлены о том, что бывший король укрывал во дворце значительное число непокорных священников?
СВИДЕТЕЛЬ. — Да, и я даже отправился во главе муниципалитета к королю, чтобы призвать его выпроводить неприсягнувших священников.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Можете вы назвать имена завсегдатаев дворца, известных под именем рыцарей кинжала?
СВИДЕТЕЛЬ. — Я не знаю никого из них.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Не состояли ли вы во время пересмотра конституции тысяча семьсот девяносто первого года в сговоре с Ламетами, Барнавом, Демёнье, Шапелье и другими известными ее правщиками, которые объединились, а лучше сказать, продались королевскому двору для того, чтобы отнять у народа его законные права и оставить ему лишь видимость свободы?
СВИДЕТЕЛЬ. — Лафайет заключил мир с Ламетами, но я не смог поладить с ними и не имел к ним отношения.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Судя по всему, вы были очень тесно связаны с Лафайетом и ваши взгляды во многом совпадали?
СВИДЕТЕЛЬ. — Я никогда не имел с ним иной близости, кроме той, что была связана с его должностью; впрочем, в то время я придерживался в отношении него того же мнения, что и весь Париж.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Вы говорите, что никогда ни на каких тайных сборищах не присутствовали; но как же получилось, что в тот момент, когда вы явились в Учредительное собрание, Шарль Ламет извлек готовый ответ, который он вам дал, из ящика своего письменного стола? Это доказывает существование преступного сговора.
СВИДЕТЕЛЬ. — Учредительное собрание вызвало к себе, посредством указа, законные конституционные власти; я явился туда вместе с членами департамента и общественными обвинителями. Я всего лишь получил приказы Собрания и не брал слова; речь о произошедших событиях произнес председатель департамента.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Не получили ли вы заодно приказ Антуанетты осуществить массовое убийство лучших патриотов?
СВИДЕТЕЛЬ. — Нет, я прибыл на Марсово поле лишь после того, как появился указ общего совета Коммуны.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Патриоты собрались на Марсовом поле с разрешения муниципалитета; они передали свою декларацию секретарю муниципалитета и получили расписку: как вы могли развернуть против них этот дьявольский красный флаг?
СВИДЕТЕЛЬ. — Муниципалитет решился на это лишь потому, что утром его уведомили об убийстве двух человек на Марсовом поле; поступавшие оттуда одно за другим донесения становились с каждым часом все тревожнее; совет был обманут и решился использовать вооруженную силу.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — А не был ли, напротив, народ обманут муниципалитетом? Не муниципалитет ли спровоцировал скопление людей на Марсовом поле, с целью завлечь туда лучших патриотов и перебить их там?
СВИДЕТЕЛЬ. — Разумеется, нет.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Что вы сделали с мертвецами, то есть с убитыми патриотами?
СВИДЕТЕЛЬ. — После того как муниципалитет составил протокол, убитых перевезли во двор военного госпиталя в Гро-Кайу, где большей частью они были опознаны.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Сколько их насчитывалось?
СВИДЕТЕЛЬ. — Число погибших было установлено, а затем обнародовано посредством протокола, который по приказу муниципалитета расклеили в то время по городу; их было двенадцать или тринадцать.
ПРИСЯЖНЫЙ. — Сообщаю трибуналу, что в тот день я вместе с отцом оказался на Марсовом поле в ту минуту, когда там началась бойня, и видел, как на берегу реки, где мы стояли, было убито семнадцать или восемнадцать человек обоего пола; мы избежали смерти лишь потому, что по шею зашли в воду.
Свидетель хранит молчание.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, обращаясь к обвиняемой. — Сколько могло насчитываться священников, которых вы укрывали во дворце?
ОБВИНЯЕМАЯ. — Подле нас находились лишь те священники, что служили мессу.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Это были присягнувшие священники?
ОБВИНЯЕМАЯ. — В этом вопросе закон разрешал королю привлекать того, кого он хотел.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Каковы были темы ваших бесед на пути из Варенна, когда вы возвращались оттуда с Барнавом и Петионом?
ОБВИНЯЕМАЯ. — Разговоры шли о вещах, не имеющих никакого значения.
Продолжается заслушивание свидетелей.
ЖАН БАТИСТ БЕГЕН, по прозвищу ПЕРСЕВАЛЬ, бывший служащий охотничьего ведомства, ныне зарегистрированный как работник по производству оружия, показывает, что 1 октября 1789 года, находясь в Версале, он знал о происходившем там первом банкете телохранителей, но не присутствовал на нем; 5-го числа того же месяца он, будучи адъютантом бывшего графа д'Эстена, известил его, что в Париже происходят волнения; однако д'Эстен не принял это во внимание; около полудня сборище значительно увеличилось, и он предупредил д'Эстена во второй раз, но тот даже не удостоил выслушать его.
Свидетель входит в подробности прибытия парижан в Версаль между одиннадцатью часами вечера и полуночью.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Носили ли вы в то время какие-нибудь орденские знаки?
СВИДЕТЕЛЬ. — Я носил ленту Лимбургского ордена; как и все, я купил орденский диплом за полторы тысячи ливров.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Не находились ли вы после оргии, устроенной телохранителями, в Мраморном дворе и не были ли вы там одним из тех, кто первым взобрался на балкон бывшего короля?
СВИДЕТЕЛЬ. — Я оказался на банкете телохранителей в момент его окончания и, когда они двинулись ко дворцу, сопровождал их.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, обращаясь к свидетелю Лекуантру. — Расскажите трибуналу то, что вам известно о настоящем свидетеле.
ЛЕКУАНТР. — Я знаю, что Персеваль взобрался на балкон покоев бывшего короля, что его примеру последовал гренадер Фландрского полка и что, вступив в покои Людовика Капета, Персеваль обнял в присутствии тирана, который там оказался, гренадера и сказал ему: «Нет больше Фландрского полка, все мы теперь королевские телохранители!» Драгун из полка егерей Трех епископств попытался взобраться туда после них и, не сумев сделать этого, хотел покончить с собой.
Дающий показания отмечает, что он не является очевидцем того, о чем рассказывает, а говорит со слов свидетеля Персеваля, который в тот день разоткровенничался с ним и, как впоследствии выяснилось, все изложил точно. И потому он призывает гражданина председателя спросить Персеваля, помнит ли тот, что делился с ним подробностями событий, о которых теперь идет речь.
ПЕРСЕВАЛЬ. — Я помню, что виделся с гражданином Лекуантром, и полагаю даже, что поделился с ним историей о балконе. Мне известно, что пятого октября и на другой день он стоял во главе национальной гвардии в отсутствие д'Эстена, который устранился.
Лекуантр поддерживает это показание, называя его искренним и правдивым.
Заслушивают другого свидетеля.
РЕН МИЙО, домашняя работница, показывает, что в 1788 году, находясь на службе в дворцовых кухнях Версаля, она как-то раз взяла на себя смелость спросить бывшего графа де Куаньи, явно пребывавшего в тот день в хорошем настроении: «А что, император так и будет продолжать воевать с турками? Но, видит Бог, это разорит Францию, ведь в этих целях королева передала своему брату кучу денег, и в настоящий момент общая сумма должна достигать по меньшей мере двухсот миллионов». — «Ты не ошибаешься, — ответил он. — Да, эта война уже стоит нам более двухсот миллионов, и это еще не конец».
«Мне помнится, — добавляет свидетельница, — что, оказавшись после двадцать третьего июня тысяча семьсот восемьдесят девятого года в каком-то месте, где находились телохранители д'Артуа и гусарские офицеры, я слышала как первые говорили по поводу задуманной бойни французских гвардейцев: "Необходимо, чтобы каждый был на своем посту и исполнял свой долг"; однако французские гвардейцы, вовремя узнав о том, что против них замышлялось, подняли тревогу; в итоге этот замысел был раскрыт и не смог осуществиться.
