Затем допрашиваемый входит в подробности празднеств и буйных пиршеств, которые происходили в городе Версале с 1779 года до начала 1789 года и имели итогом чудовищное расточение финансов Франции.
Свидетель приводит подробности того, что происходило до и после Ассамблеи нотаблей вплоть до времени открытия Генеральных штатов, рассказывает о положении, в котором оказались великодушные обитатели Версаля, об их мучительной растерянности 23 июня 1789 года, когда канониры полка Нассау, чья артиллерия была размещена в конюшнях обвиняемой, отказались стрелять в народ.
Наконец, когда парижане стряхнули ярмо тирании, революционное движение пробудило энергию чистосердечных версальцев; у них родился замысел, весьма рискованный и смелый, вне всякого сомнения, освободиться от гнета деспота и его пособников.
Двадцать восьмого июля 1789 года граждане Версаля выразили желание сформировать национальную гвардию наподобие той, что создали их братья-парижане; тем не менее они решили посоветоваться с королем; посредником в переговорах был выбран бывший принц де Пуа; власти пытались всячески затянуть дело, но, поскольку формирование гвардии произошло, был создан и ее штаб: д’Эстена назначали главнокомандующим, Гуверне — заместителем главнокомандующего и т. д.
Далее свидетель входит в подробности событий, происходивших до и после прибытия Фландрского полка.
Двадцать девятого сентября обвиняемая вызвала к себе офицеров национальной гвардии и подарила им два знамени; было припасено и третье, предназначавшееся, как им объяснили, для батальона так называемой наемной гвардии, которой платили жалованье, чтобы облегчить бремя версальцев, как говорили власти, притворно жалея их и обхаживая, тогда как на самом деле питая к ним ненависть.
Двадцать девятого сентября национальная гвардия устроила банкет в честь своих славных братьев, солдат Фландрского полка; в те дни газетчики сообщили в своих отчетах, что на банкете граждан не произошло ничего противного принципам свободы, тогда как банкет, устроенный 1 октября королевскими телохранителями, имел лишь одну цель: настроить национальную гвардию против солдат Фландрского полка и полка егерей Трех Епископств.
Свидетель заявляет, что обвиняемая присутствовала на этом последнем банкете вместе со своим мужем и их встречали там шумными аплодисментами; что там играли арию «О Ричард, мой король!»; что там пили за здоровье короля, королевы и их сына, а вот тост за здоровье нации, который был предложен, отвергли; что после этого бурного пиршества все переместились во дворец, в бывший Мраморный двор, и там, желая дать королю подлинное представление о том, как они настроены защищать интересы его семьи, если для этого представится случай, некто Персеваль, адъютант д’Эстена, первым взобрался на балкон; после него то же самое проделал гренадер Фландрского полка; третий, драгун, попытавшись вскарабкаться на этот балкон и потерпев неудачу, хотел покончить с собой; что же касается названного Персеваля, то он сорвал с себя орденский крест, чтобы подарить его гренадеру, взобравшемуся, подобно ему, на балкон покоев бывшего короля.
По требованию общественного обвинителя трибунал приказывает вынести постановление о принудительном приводе Персеваля и д’Эстена.
Свидетель добавляет, что 3 октября того же года королевские телохранители устроили второй банкет. Во время него были нанесены чудовищные оскорбления национальной кокарде, которую топтали ногами и т. п.
Затем допрашиваемый входит в подробности того, что происходило в Версале 5 и 6 октября.
Мы считаем возможным не давать о них отчета, поскольку эти же самые факты уже опубликованы в сборнике показаний, полученных в бывшем Шатле в ходе расследования событий 5 и 6 октября и напечатанных по приказу Законодательного собрания.
Свидетель заявляет, что 5 октября, узнав о волнениях, начавшихся в Париже, д'Эстен отправился в муниципалитет Версаля, с целью добиться разрешения увезти бывшего короля, который находился тогда на охоте (и, видимо, ничего не знал о том, что происходило); одновременно д'Эстен дал обещание привезти его обратно, когда спокойствие будет восстановлено.
Свидетель оставляет на столе президиума документы, касающиеся фактов, изложенных в его показаниях; они будут приобщены к материалам судебного процесса.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ, обращаясь к обвиняемой. — У вас есть замечания по поводу показаний свидетеля?
ОБВИНЯЕМАЯ. — Я не имею никакого представления о большей части фактов, которые приводит свидетель. Это правда, что я подарила два знамени национальной гвардии Версаля; это правда, что во время банкета, устроенного телохранителями, мы обошли вокруг обеденного стола, но не более того.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Вы сознаетесь в том, что находились в зале бывших телохранителей и были там, когда оркестр играл арию «О Ричард, мой король!»?
ОБВИНЯЕМАЯ. — Я не помню этого.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Вы были в этом зале, когда там отвергли предложенный тост за здоровье нации?
ОБВИНЯЕМАЯ. — Думаю, что нет.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Общеизвестно, что по всей Франции ходили в то время слухи, будто вы лично посетили три полка, стоявшие тогда в Версале, и побуждали их защищать то, что вы называете прерогативами трона.
ОБВИНЯЕМАЯ. — Мне нечего ответить на этот вопрос.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Не устраивали ли вы накануне четырнадцатого июля тысяча семьсот восемьдесят девятого года ночные сборища, где присутствовала Полиньяк, и не обсуждали ли там средства переслать денежные суммы императору?
ОБВИНЯЕМАЯ. — Я никогда не присутствовала ни на каких сборищах.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Известно ли вам о достопамятном королевском заседании представителей народа, которое проводил Луи Капет?
ОБВИНЯЕМАЯ. — Да.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Правда ли, что это д'Эпремениль и Туре при участии Барантена составляли статьи, которые были там предложены?
ОБВИНЯЕМАЯ. — Мне совершенно неизвестно об этом факте.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Ваши ответы не являются достоверными, поскольку именно в ваших покоях были составлены эти статьи.
ОБВИНЯЕМАЯ. — Подобные дела решались в совете.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Не зачитывал ли вам муж свою речь за полчаса до того, как войти в зал представителей народа, и не побуждали ли вы его произнести эту речь, сохраняя твердость?
ОБВИНЯЕМАЯ. — Мой муж очень доверял мне, и именно это побудило его зачитать мне свою речь, однако я не позволила себе никаких замечаний.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Какие велись обсуждения по поводу того, чтобы окружить представителей народа штыками и убить половину из них, если такое было возможно?
ОБВИНЯЕМАЯ. — Я никогда не слышала разговоров о подобных делах.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Вам, несомненно, известно, что на Марсовом поле стояли войска; должно быть, вы знаете, с какой целью их туда стянули?
ОБВИНЯЕМАЯ. — Да, я знаю, что в то время они там стояли, но мне совершенно неизвестно, по какой причине их туда стянули.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Но разве, пользуясь таким доверием со стороны вашего мужа, вы не должны были знать эту причину?
ОБВИНЯЕМАЯ. — Это было сделано для восстановления общественного спокойствия.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — Но в то время в обществе царило спокойствие и слышался только один крик — призыв к свободе. Известно ли вам о замыслах бывшего графа д'Артуа взорвать зал Национального собрания? Не потому ли, что замыслы эти казались чрезмерно жестокими, его побудили отправиться в путешествие, опасаясь, что его присутствие и его легкомыслие могут навредить задуманному плану, который нужно было утаивать вплоть до момента, благоприятного с точки зрения предложивших его предателей?
ОБВИНЯЕМАЯ. — Я никогда не слышала, чтобы мой брат д'Артуа имел замыслы, о которых вы говорите. Он отправился путешествовать по своей собственной воле.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. — В какой период времени вы использовали огромные суммы, которые выдавали вам различные контролеры финансов?
ОБВИНЯЕМАЯ. — Мне никогда не выдавали огромных сумм; те суммы, что мне вручали, я использовала для того, чтобы платить людям, состоявшим у меня в услужении.
