Гроб, в котором ее похоронили, стоил семь франков, как это удостоверяют реестры кладбища Мадлен.

LVII

Последние обитатели Тампля. — Четырехчасовой обыск. — Мелкая травля. — В перевязке отказано. — Травяное питье. — Бутылка с отваром. — Различия между днями больше нет. — Фальшивая монета. — Триктрак. — Постный стол принцессы Елизаветы. — Принцессу Елизавету и принцессу Марию Терезу разлучают. — 10 мая 1794 года. — Председатель трибунала допрашивает принцессу Елизавету. — Статьи обвинения. — 10 августа, бриллианты, переписка и т. п.

Все последнее время, оставив в стороне события, происходившие за стенами Тампля, мы следили за великими трагедиями, постигшими Людовика XVI и Марию Антуанетту; вернемся теперь в эту мрачную тюрьму и не будем покидать ее до тех пор, пока не закончим рассказ о ее именитых узниках.

После того как королеву препроводили из Тампля в Консьержери, а из Консьержери на эшафот, в Тампле остались только принцесса Елизавета, принцесса Мария Тереза и юный дофин.

Принцесса Елизавета и принцесса Мария Тереза жили вместе; юный дофин жил под их покоями, в комнате Симона.

Обе принцессы ничего не знали о трагедии 16 октября.

Однако каких-то украдкой уловленных слов, какого-то неясного гула, доносившегося с улицы, оказалось достаточно для того, чтобы случившееся стало понятно принцессе Елизавете, которая, впрочем, столь близкая к тому, чтобы в свой черед стать мученицей, уже обладала, быть может, провидением святой.

Так долго, как это было возможно, она скрывала правду от племянницы.

Новость о смерти герцога Орлеанского, которую принцессы узнали благодаря выкрикам газетных разносчиков, стала единственным достоверным известием, дошедшим до них за все время зимы.

Между тем смерть короля и королевы далеко не облегчила, как это можно было подумать, положение принцесс и юного принца.

Визиты муниципалов следовали один за другим, обыски становились все более грубыми и строгими; эти обыски устраивались три раза в день ежедневно, и один из них, который проводили пьяные муниципалы, длился с четырех часов пополудни до половины девятого вечера.

На протяжении четырех часов обе принцессы, одна из которых еще сохранила свою красоту, а другая уже расцвела, служили мишенью для самого грубого злословия, самых непристойных прикосновений.

Несмотря на строгость и продолжительность этого обыска, муниципалам удалось обнаружить лишь игральные карты с изображением королей и королев, что, правда, было страшным преступлением, и книгу с оттиснутым на ее переплете гербом.

Хотите узнать, ознакомившись с выписками из протоколов совещаний общего совета Коммуны, до чего доходила эта мелочная травля несчастных женщин?

Достаточно будет прочитать лишь следующие выписки:

«Заседание 24 плювиоза II года.

Полицейский администратор, состоявший вчера на дежурстве, передает на хранение золотой наперсток, который вручила ему Елизавета, дабы получить другой из того материала, какой будет угоден совету, ибо, по ее замечанию, тот, что она ему вручила, продырявлен.

Совет одобряет гражданина полицейского администратора за передачу им на хранение вышеназванной ценности и постановляет, что Елизавете будет предоставлен другой наперсток, медный или костяной, а золотой наперсток будет продан в пользу неимущих».

«Заседание 8 жерминаля II года.

Секретарь уведомляет совет о том, что во исполнение одного из предыдущих постановлений он купил два костяных наперстка для узниц Тампля; он добавляет, что завтра отнесет на Монетный двор золотой наперсток, дабы вырученные за него деньги раздать в соответствии с решением совета.

Общий совет одобряет заявление секретаря».

У принцессы Елизаветы последние три года была фонтанель на руке, но, несмотря на просьбы узницы, несмотря на свидетельства врачей, удостоверявших, что эта фонтанель необходима для ее здоровья, узнице долгое время отказывали в том, что было нужно для ухода за ранкой.

В конце концов один из муниципалов, возмущенный подобной бесчеловечностью, послал купить якобы для него и за его собственные деньги мазь, необходимую для этой перевязки, в соседней аптеке.

Что же касается принцессы Марии Терезы, привыкшей пить по утрам травяные настои, то ей пришлось обходиться без них, ибо такие издержки были сочтены излишними.

Но это еще не все; принцесса Мария Тереза ежедневно пила по два отвара; то была последняя роскошь, которую полагали возможным предоставить именитой узнице; однако в итоге было решено, что подобные излишества разорят Республику, и на своем заседании 19 плювиоза II года Коммуна приняла следующее постановление:

«Совет Тампля сообщает, что гражданин Ланглуа принес бутылку объемом около четверти пинты, запечатанную штемпелем из нескольких букв, разобрать которые не удалось, и снабженную этикеткой со словами: "Отвар для Марии Терезы".

Будучи спрошен, по чьему приказу он принес этот отвар, вышеназванный Ланглуа заявил, что на протяжении четырех или пяти месяцев он приносил его постоянно и беспрепятственно.

Совет Тампля, принимая во внимание, что ни один медицинский служащий не прописывал вышеупомянутый отвар, а дочь Капета и ее тетка пользуются отменным здоровьем, как это и удостоверяет в настоящее время совет;

принимая во внимание, что употребление этого отвара сохранилось лишь в силу привычки и никакой нужды в нем нет и что в то же самое время интересы Республики, равно как и долг магистратов требуют остановить всякого рода злоупотребления сразу же, как только о них становится известно, постановляет:

начиная с сего дня употребление любого лекарства кем бы то ни было из заключенных прекращается до тех пор, пока он не обратится с этим вопросом в общий совет Коммуны, дабы тот вполне определенно установил, как надлежит поступать.

Общий совет одобряет постановление совета Тампля целиком и полностью».

Одна из самых больших горестей несчастных принцесс заключалась в том, что они не имели возможности точным образом следовать заповедям Церкви; так, в постные дни они подвергались всякого рода оскорблениям и грубостям.

В частности, насмехаясь над ними, им говорили, что со времени провозглашения всеобщего равенства никакого различия между днями больше нет.

Кстати говоря, недели были упразднены, и вместо них ввели декады.

Но, невзирая на все эти основательные доводы, в одну из пятниц принцесса Елизавета стала настойчиво требовать рыбы или яиц.

— А для чего тебе рыба и яйца? — спросил ее муниципал.

— Чтобы поститься, — ответила принцесса Елизавета.

— А почему ты хочешь поститься?

— Потому что это одна из заповедей нашей святой Церкви.

— Выходит, гражданка, — воскликнул муниципал, испытывая глубокую жалость к невежеству и суеверию узницы, — ты не знаешь, что происходит: глупцов, которые в такое верят, больше нет!

Принцесса Елизавета смирилась и, начиная с этого времени, ничего больше не требовала.

Однажды муниципалы явились к узницам, чтобы провести у них обыск еще более строгий, чем все предыдущие.

Симон обвинил принцесс в том, что они изготовляют фальшивую монету: он будто бы слышал звук чеканочного пресса.

Это дорого им обошлось: они лишились возможности играть в триктрак, то есть лишились последнего остававшегося у них развлечения.

Девятнадцатого января 1794 года принцессы услышали сильный шум, доносившийся из комнаты дофина; это заставило их предположить, что его увозят из Тампля.

Предположение перешло в уверенность, когда, поглядев в замочную скважину, они увидели, что мимо их двери проносят большое количество узлов с вещами.

Начиная с этого времени они полагали, что дофин уехал, в то время как его всего лишь переселили.