Двадцать третьего февраля Парламент постановляет обратиться к королю с ремонстрациями по поводу этой грамоты.

Четвертого мая эти ремонстрации предъявлены королю, который отказывается принять их и приказывает зарегистрировать приказную грамоту от 22 февраля.

Седьмого мая Парламент постановляет, что он не может подчиниться воле короля, не нарушив при этом своего долга и своей присяги.

Парламент прекращает отправлять правосудие.

После этого президенты и докладчики по делам прошений отправлены в ссылку; четверо из них арестованы и препровождены в тюрьму.

Большая палата в полном составе переведена в Понтуаз.

Парламенты Экса, Тулузы и Руана следуют примеру Парижского парламента; в частности, парламент Руана подвергает судебному преследованию епископа Эврё. Эта судебная процедура представляется двору чересчур энергичной, и 1 августа решением государственного совета он отменяет ее; затем, дабы от нее не осталось и следа, по приказу короля в Руан отправляется маркиз де Фужьер: он приказывает предъявить ему парламентские реестры и в его присутствии вычеркнуть из них постановления и решения этого суда.

После этого парламент Руана постановляет обратиться с ремонстрациями к королю.

Парламент Ренна, не тревожась по поводу расправ, чинимых королевской властью, в свой черед вступает в борьбу: 19 августа 1754 года он за отказ совершить молебен за упокой души кюре из Карнака своим постановлением приговаривает к штрафу в шесть тысяч ливров, подлежащему безотлагательной выплате, епископа Ваннского и приказывает ему, под страхом считаться нарушителем законов королевства и зачинщиком церковного раскола, совершить этот молебен в течение недели.

Четвертого сентября король упраздняет королевскую палату, учрежденную им для отправления правосудия в отсутствие парламентских чинов, восстанавливает деятельность Парижского парламента, принимающего решение зарегистрировать указ от 2 сентября, который предписывает всем хранить полное молчание в отношении религиозных споров, и поручает Парламенту следить за исполнением этого указа. После чего он сам, вместо Парламента, становится судьей.

Второго января 1755 года за разрешение отказывать в причастии он отправляет в ссылку, в Мери-на-Сене, епископа Труа.

Пятнадцатого января за отказ в причастии г-же Перт постановлением Парламента взят под стражу кюре церкви святой Маргариты в Париже.

Восьмого мая того же года он приговорен к пожизненному изгнанию.

Восемнадцатого марта выходит постановление Парламента о том, что в решении Орлеанского капитула касательно отказа в причастии, сделанного сьеру Кунью, члену этого капитула, имеется правонарушение; одновременно генеральному прокурору предписано обжаловать как правонарушение любое принуждение к исполнению буллы «Unigenitus».

Четвертого апреля постановление государственного совета отменяет постановление Парламента ввиду того, что несколькими решениями короля булла «Unigenitus» объявлена законом Церкви и государства.

Двадцать третьего мая в монастыре августинцев открывается ассамблея духовенства; она предоставляет королю шестнадцать миллионов ливров и завершает свои заседания составлением циркулярного письма, обращенного к архиепископам и епископам Французского королевства и излагающего чувства участвовавших в этой ассамблее прелатов в отношении степени уважения, которое надлежит оказывать булле «Unigenitus».

Парижский парламент усматривает в этом нарушение декларации от 2 сентября, предписывавшей хранить молчание в отношении буллы, и направляет его величеству новые увещания, а парламенты Руана, Экса и Бордо издают приказы о запрете этого циркулярного письма как противного законам и обычаям королевства.

Семнадцатого ноября 1755 года на свет появляется граф Прованский, который впоследствии станет королем Людовиком XVIII.

Двенадцатого апреля 1756 года Парламент приказывает разорвать и сжечь рукой палача пасторский наказ епископа Труа в отношении церковного раскола.

Шестого июня этот прелат, в свой черед, оглашает пасторское послание, которым он осуждает и отменяет парламентское постановление, под страхом отлучения от Церкви запрещая читать его и хранить.

Однако король, в свой черед, отправляет его в ссылку вглубь Эльзаса, в аббатство Мюрбак.

Тринадцатого апреля появляется на свет герцог Бурбонский, который станет отцом герцога Энгиенского, расстрелянного во рву Венсенского замка, а сам умрет уже в наше время, повешенный на задвижке окна в своем замке Шантийи.

Двадцать первого августа король устраивает в Версале торжественное заседание Парламента со своим участием и повелевает там зарегистрировать три декларации:

первая касалась введения нового двадцатинного налога, подобного тому, что действовал с 1749 года;

вторая продлевала на десять лет дополнительный сбор в два су с каждого ливра десятины;

третья продлевала действие некоторых ввозных пошлин в Париж.

Семнадцатого декабря выходит постановление Парламента, содержащее запрет на распространение папского бреве от 16 октября.

Наконец, 23 декабря происходит торжественное заседание Парламента с участием короля, и на нем Людовик XV требует обнародовать и зарегистрировать в его присутствии следующее:

1° декларацию, которой он возобновлял порядок соблюдения молчания, предписанного в отношении буллы; приказывал, чтобы дела, касающиеся соборования и предсмертного причащения, выносились на решение королевских судей исключительно в качестве гражданских правонарушений, и сверх того освободил от судебного преследования всех, кто был виновен в таких проступках в прошлом;

2° указ, упразднявший две следственные палаты и должности президентов всех пяти следственных палат;

3° декларацию, содержащую положение о дисциплине Парламента.

В тот же день президенты и советники следственных палат и палат прошений, а также несколько советников Большой палаты, понимавших, что их общественное положение меняется тремя этими постановлениями, подали канцлеру заявления об отставке со своих должностей.

Упомянутые решения короля положили конец распрям, но не погасили ненависть. Все эти отказы в предсмертном причастии и погребении, все эти постановления Парламента, все эти контр-постановления государственного совета, ссылка парламентских советников и президентов, отсутствие судебного ведомства, все эти столь суровые и столь обременительные налоги вызывали нечто вроде штормовой ряби в народе, который, на протяжении шести лет не видя более своего короля и слыша о нем только от сборщиков налогов, судебных приставов и полицейских стражников, вначале разучился любить его, а затем постепенно научился ненавидеть его. И потому вот уже два или три года доклады начальника полиции выглядят мрачными и угрожающими; он не скрывает от короля угрозы, ежедневно звучащие в его адрес; он побуждает г-жу де Помпадур остерегаться какого-нибудь злодеяния. Маркиза, со своей стороны, получает письмо за письмом; почти все они полны оскорблений; некоторые указывают на готовящиеся заговоры; то это заговор против короля, то заговор против нее, то, наконец, заговор против герцога Бургундского, бедного ребенка, которому пророчат ту же смерть, от какой умер другой принц, чье имя он носит, и который вскоре действительно умрет.

В воздухе уже видится кинжал Макбета.

Пятого января 1757 года, около пяти часов вечера, Людовик XV, приехавший в полдень из Трианона, чтобы повидаться со своими дочерьми, принимает решение вернуться туда. Выйдя из своих покоев вместе с дофином и частью придворных, он направляется к лестнице, внизу которой его ожидает карета. Во дворе темно и холодно; все облачены в рединготы, а на короле их два, причем один из них на меху.

Внезапно, в ту минуту, когда он ставит ногу на покрытую бархатом подножку кареты, какой-то человек прорывается к нему, и король восклицает:

— Ах, меня страшно ударили кулаком!

Но затем, просунув руку под камзол и вытащив ее оттуда всю в крови, он кричит: