Теперь все те, кому предстояло вместе испытать одну и ту же судьбу, оказались отрезанными от всего мира.

Женщины плакали, а мужчинам хотелось быть женщи­нами, чтобы тоже плакать.

Пока была видна земля, все взгляды были обращены к ней.

Около пяти часов вечера она исчезла из виду.

Увидеть ее снова нам предстояло лишь у мыса Горн, то есть на другом конце другого мира.

II. ИЗ ГАВРА В ВАЛЬПАРАИСО

Я уже говорил, что нас было сто пятьдесят пассажиров на корабле, из них пятнадцать женщин: две в капитан­ской каюте, остальные внизу.

Экипаж состоял из капитана, его старшего помощ­ника, первого помощника, восьми матросов и юнги.

На нижней палубе, отведенной пассажирам, не было никакого торгового груза: ее приспособили для пере­возки пассажиров, устроив на ней четыре ряда кают.

Мы разместились в них по двое; койки располагались одна над другой.

Моим соседом по каюте стал г-н де Мирандоль.

Женщин разделили; для них на левом борту, на корме, соорудили нечто вроде загона.

Наши полторы сотни пассажиров были отправлены тремя компаниями; ни одна из них не сдержала своих обязательств, хотя каждый пассажир аккуратно выплатил полагающуюся сумму.

В итоге, поскольку и для пассажиров места едва хва­тило, для чемоданов места не оказалось вовсе.

Так что все мы поставили свои чемоданы перед дверью каюты, и они служили в качестве сидений и туалетных столиков.

Прочий багаж, ставший излишеством, был спущен в трюм.

Все остальное пространство на судне занимали товары, принадлежавшие как судовладельцу, так и пассажирам.

В число этих товаров входили спиртные напитки и скобяные изделия.

Первый обед на борту состоялся в пять часов, как раз в то время, когда мы потеряли из виду землю. Никто еще не страдал морской болезнью, однако особого аппетита ни у кого не было.

Стол поставили на палубе, а точнее, палуба служила столом; места было мало, палуба была забита ящиками с серной кислотой и большими бочками с питьевой водой, которую предстояло выпить во время плавания, а также досками, которые были приготовлены для того, чтобы сразу же по прибытии соединить их нужным образом и соорудить дома.

Кроме того, мы везли с собой двенадцать уже готовых домиков, которые нужно было просто собрать, как соби­рают часы.

Их сделали в Гавре, и стоили они от ста до ста два­дцати пяти франков.

В первый день, как это бывает после выхода из порта, обед состоял из супа, порции вареного мяса, кружки вина и очень тонкого ломтика хлеба.

Последнее свидетельствовало о том, что хлеба на борту было не так уж много. И в самом деле, позднее нам его стали давать только по воскресеньям и четвергам. В остальные дни мы довольствовались сухарями.

На восемь человек полагалось одно большое жестяное блюдо, и каждый перекладывал оттуда еду в котелок, на­ходившийся, равно как и столовый прибор, в его личном пользовании.

Ели мы, сидя на корточках, как это принято у жителей Востока.

В тот же день, около восьми часов вечера, на нас обру­шился южный ветер. Он дул всю ночь, а на следующий день усилился настолько, что погнал нас к берегам Англии.

На борт нашего судна поднялся рыбак, лодка которого была наполнена рыбой. Началась торговля, а затем мы принялись писать письма.

Одна из важнейших потребностей человека, который удаляется от дома, пересекает огромное водное простран­ство и оказывается между небом и землей, — это сооб­щать о себе тем, кого он покинул.

Человек ощущает себя таким крошечным в этом бес­конечном пространстве, что, устанавливая посредством письма связь с землей, он убеждает себя сам, что не сбился с пути, и этим доставляет себе утешение.

Несчастны те, кто в подобных обстоятельствах не имеет кому писать!

Рыбак удалился, нагруженный письмами, словно почтальон.

Вечером следующего дня, не став причиной большой задержки или особых волнений, ветер изменил направ­ление. С этого времени он благоприятствовал нашему плаванию.

Капитан, который, как мы уже говорили, весьма эко­номил на хлебе, ибо запасы муки на судне были неве­лики, вначале обольщал нас надеждой, что мы сделаем остановку на Мадейре, чтобы запастись там картофелем, но, поскольку ветер был попутным, обратил теперь наше внимание на экономию времени, какую мы получим, если продолжим плыть, не сворачивая с прямого пути.

Ему было высказано несколько возражений, из кото­рых он мог понять, что мы не были обмануты насчет того, о какой экономии на самом деле шла речь; но у себя на борту капитан — король. И наш, явив собой подавляющее большинство голосов, решил, что мы про­следуем мимо Мадейры и что попутный ветер может заменить картофель.

Но, по правде сказать, было одно удовольствие видеть, как мы двигались вперед: «Кашалот», как уже говори­лось, был превосходным парусником, и даже в самую плохую погоду мы шли со скоростью шесть или семь узлов.

Когда мы находились на широте Сенегала, наш впе­редсмотрящий сообщил, что он видит корабль: это был американский фрегат, который нес в этих водах дозор­ную службу, надзирая за торговлей неграми; он устре­мился к нам, подняв свой флаг. Мы ответили тем же, обменялись друг с другом данными о своей долготе и широте, что служит у моряков приветствием и проща­нием, после чего наше судно продолжило свой путь, а фрегат возобновил свою дозорную службу.

Переданные нам сведения о долготе и широте не были для нас бесполезными, поскольку на нашем судне был очень плохой хронометр.

Мы так и не узнали название фрегата, оказавшего нам эту услугу. За исключением кроваво-красной полосы, указывавшей на местоположение его пушек, он был весь выкрашен в черный цвет, как корабль из «Красного кор­сара».

По мере того как мы приближались к тропику, стано­вились заметны все особые приметы экватора. Морская вода стала темно-синей; на больших отмелях мы рвали водоросли, именуемые тропическим виноградом. Из воды выпрыгивали летающие рыбы; косяками проплы­вали пеламиды и дорады; жара становилась удушающей, и в этом ошибиться было невозможно.

Началась ловля пеламид и дорад.

Ловля эта чрезвычайно несложная и легкая по сравне­нию с теми ухищрениями, какие пускают в ход опытные рыбаки на берегах Сены. Все происходит крайне просто. На бушприте подвешивают несколько веревок, на конце каждой из которых болтается подобие летающей рыбы; при килевой качке наживка то погружается в воду, то выныривает. Всякий раз, когда веревки появляются из-под воды, дорады и пеламиды принимают наживку за настоящую рыбу, выпрыгивают вслед за ней и остаются висеть на крючке.

Это настоящая манна небесная, которую на этой жар­кой широте Господь посылает бедным пассажирам.

Рыбу ловили все вместе.

Наконец, мы достигли линии экватора и пересекли ее. Само собой разумеется, что в связи с этим торжествен­ным событием состоялись все полагающиеся церемонии, в которых участвовали: Нептун, при всей своей старче­ской внешности чрезвычайно учтивый по отношению к дамам; Амфитрита, весьма заигрывавшая с мужчинами, а также тритоны, вылившие на нас бесчисленное количе­ство ведер воды.

Понятно, что как путешественник, уже преодолева­вший экватор, я мог смотреть этот спектакль с высоты галерки, то есть с марса.

Поскольку я упомянул наших женщин, вернемся к ним.

Ясно, что они отправились в это путешествие вовсе не затем, чтобы сделаться монахинями; из этого следует, что, как ни быстро шло судно, на нем, помимо лото, домино, трик-трака и экарте, играли в особую игру, кото­рую именовали женитьбой и две основные фазы которой заключались в том, чтобы жениться и развестись.

Так как на борту находилось тринадцать женщин и сто тридцать пять мужчин, то это была больше, чем игра, это было почти что учреждение, причем учреждение филан­тропическое.

Три дамы нашли себе пару еще до нашего отъезда. У них имелись настоящие мужья, а точнее, настоящие любовники, так что, если они теперь вступали в брак, это происходило in раrhbub^[25] и без пригласительных писем.