Малек — так звали этого араба — оказался в Каире, когда одному английскому путешественнику понадо­бился проводник, который мог бы подняться вместе с ним вверх по Нилу и довести его до берегов Белой реки. Малек предложил свои услуги, хотя дорогу после Фил он знал ничуть не лучше того, кто взял его в провожатые. Но араб ничего не боится, ибо впереди всякого челове­ческого знания его вера ставит могущество Аллаха. И в самом деле, когда они добрались до Эфиопии, он честно признался путешественнику, что считает благоразумным взять себе в качестве помощников кого-нибудь из мест­ных уроженцев. Англичанин тотчас догадался, что Малек сильно преувеличил свои географические познания, но, поскольку на протяжении всего путешествия тот проявил себя услужливым проводником и преданным слугой, он решил оставить его в качестве посредника между ним и новыми попутчиками. Так что Малек сопровождал евро­пейца вплоть до Лунных гор. Там англичанин решил про­должить свое путешествие по Абиссинии, но Малек, поступая к нему в услужение, брался сопровождать его только до берегов Бахр-эль-Абьяда, или Белой реки, и потому он заявил теперь путешественнику, что желает вернуться к своему племени. Желание было настолько законным, что оспаривать его не приходилось.

Англичанин заплатил вдвое больше, чем обещал, и простился с Малеком, который купил себе верблюда и двинулся в обратный путь, не придерживаясь, по примеру всех арабов, никакой дороги и ориентируясь по звездам. Так он достиг Кордофана, то ночуя под откры­тым небом вместе со своим дромадером и испытывая, как и он, голод и жажду, то прося гостеприимства в каких-нибудь убогих негритянских хижинах, где, к его великому удивлению, никогда не было никого, кроме стариков, стоящих уже на пороге смерти, и детей, не вышедших еще из колыбели. На северной границе этого государства, в двух днях пути от Обейда, его столицы, если так можно назвать скопление жалких лачуг, Малека приютили в хижине, где жили только старый негр и ребе­нок. Оба они плакали: ребенок звал мать, а старик — дочь. Старый негр счел Малека арабом из Нижнего Египта и поведал ему свою историю. Из этого рассказа тот почерпнул несколько явно не лишенных интереса подробностей, касающихся населения внутренних обла­стей Африки, о котором все еще так мало известно.

Из года в год Нил выходит из берегов, неся плодоро­дие Египту, и, хотя Господь сотворил это чудо для всех людей, пользу из него извлекает один лишь паша. Уро­жай с этих плодородных берегов, от Дамьетты до Эле- фантины, принадлежит ему. Но дальше живут независи­мые племена кочевников, все богатство которых, как это было у древних царей-пастухов, заключено в их стадах. Ближайшими из этих кочевников были негры Дарфура и Кордофана, и паша, обратив на них взор, не раз вспоми­нал о необходимости напомнить им, что они входят в состав его державы, и обложить их данью людьми вместо налога урожаем и деньгами, которые ему платят его под­данные из Дельты и Нижнего Египта. Когда паша при­нимает одно из таких решений, а это происходит каждые три-четыре года, он направляет в Кордофан кавалерий­ский полк и несколько пехотных рот, и там начинается охота, подобная той, какую индийские цари устраивают на слонов, львов и тигров.

Солдаты образуют огромное кольцо, которое посте­пенно сжимается и центром которого служит заранее выбранная точка, обычно какая-либо гора. Женщины, дети, старики, мужчины, скот — все отступают перед этим окружающим их губительным кольцом, и в конце концов, словно те дикие звери из Кабула и Декана, какие, независимо от их породы, оказываются согнаны в какой-нибудь лес или прижаты к какой-нибудь реке, все эти различные племена оказываются оттеснены к подо­шве, склонам или вершине горы, которую они покры­вают живым пестрым ковром и оглашают криками на двадцати разных наречиях. И тогда разыгрывается одна из тех душераздирающих сцен, о каких не могут иметь никакого представления в Европе и какие можно найти в Библии, где рассказано о том, как Навузардан, воена­чальник Навуходоносора, увел пленных евреев в Вави­лон. Каждый из попавших в окружение ведет себя соот­ветственно своему характеру. Те, кто еще рассчитывает защищать свою жизнь, борются и оказываются убитыми; те, кто теряет надежду, бросаются с утеса в какую-нибудь пропасть; слабые телом и духом прячутся, как рептилии, в глубоких пещерах, откуда их быстро выкуривают. Нако­нец все, кто годится для продажи, все, кто может стать слугой или солдатом, рабыней или наложницей, схва­чены, рассортированы, связаны попарно, как вьючные животные, и, как стадо, согнаны на берег Нила, чтобы затем заполнить собой базары Каира, Суэца и Алексан­дрии или увеличить численность войска вице-короля. Таким образом, на свободе остаются лишь ни на что не годные старики и дети, которые лет через пять на что- нибудь сгодятся. Все поколение, стоящее между ними, исчезает в один день, как в те времена, когда Иегова, дабы наказать гонителей своего народа, истреблял всех египетских первенцев, начиная от первенца фараона, который сидит на престоле своем, до первенца рабыни, которая крутит жернова мельницы.

Так вот, старик и ребенок, в чьей хижине остановился Малек, были соответственно отцом и сыном той, кото­рую они потеряли во время последней подобной экспе­диции: один остался без дочери, другой — без матери. Что же касается ее мужа, то он защищал свою семью до последней крайности и, видя, что ему не удастся ее спа­сти, бросился со скалы в пропасть; женщину увели в рабство, а старика и ребенка бросили как ненужную добычу.

И тогда старик отправился в путь; он преодолел гор­ную цепь, которая тянется от Дарфура до Красного моря, пересек Бахр-эль-Абьяд и пришел в Сеннар, на берег Голубой реки. Там в течение полугода он от зари до зари гнул спину, промывая речной песок в поисках содержа­щегося в нем золота; затем он выменял часть золота на страусовые перья и вернулся в Кордофан достаточно богатым, чтобы выкупить дочь. Но путешествие в Сеннар подорвало здоровье старика: ему уже недоставало сил на то, чтобы отправиться в Каир, и, когда Малек пришел просить у него гостеприимства, он лежал в хижине, опла­кивая свое бесполезное богатство. Старик рассказал гостю о своих несчастьях, и Малек сказал ему: «Мое племя живет на Синайском полуострове, а от Синая неделя пути до Каира; дай мне страусовые перья и золото, и я отправлюсь в Каир, чтобы выкупить твою дочь».

Когда мы встретили Малека, он как раз исполнял свя­той долг, взятый им на себя в благодарность за оказанное ему гостеприимство.

Караван рабов, захваченных таким образом в Кордо­фане и Дарфуре, движется по берегу Белой реки к месту ее впадения в Нил, а поскольку река, устремляясь на север, делает там изгиб в сто пятьдесят льё, то безжалост­ные пастухи этого человеческого стада считают ненуж­ным следовать дальше вдоль ее берегов. И тогда вся эта толпа, состоящая из всадников, пехотинцев и пленников, начинает готовиться к переходу длиной в семьдесят льё по пустыне, простирающейся от Хальфаи, где караван покидает реку, вплоть до Корти, где он вновь подходит к ней; люди берут недельный запас продовольствия, напол­няют бурдюки водой и устремляются через песчаное море, иссушаемое тропическим солнцем. Когда караван пускается в путь, уже ничто не может его остановить; его гонит вперед необходимость, ибо от него не отстают два демона пустыни — жажда и голод; он идет, пока длится день, идет, подобно волнам перед бурей. Больные падают, и никто не останавливается, чтобы поднять их; матери, не имеющие больше сил нести своих детей, ложатся рядом с ними на песок и остаются там навсегда; гиены и шакалы следуют позади каравана, как волки следовали за войском Аттилы; каждый вечер караван останавливается на месте какой-нибудь прежней лагерной стоянки, узна­ваемой по грудам костей, и каждое утро отправляется в путь, оставив там еще несколько трупов, что делает это скопление костей еще больше. Наконец через неделю пути, а вернее, бега вся эта обессиленная, задыхающаяся, уменьшившаяся на треть, а то и на половину толпа дости­гает Корти или Донголы, где она вновь встречается с Нилом и затем, не отступая более от его берегов, доходит до самого Каира. Но порой случается, что рядом с кара­ваном поднимается, словно великан, самум: он парит над ним, отряхая свои огненные крылья, и в итоге хозяева и невольники исчезают в нубийских песках, как некогда войско Камбиса исчезло в безлюдных пространствах цар­ства Амона. И напрасно ждет тогда паша своих солдат и пленников: время проходит, он интересуется, что с ними сталось, но слух о них затих, след их стерся, и они про­пали, как пропадает человек, под ногами которого вне­запно разверзлась земля.