Я поручил ему разделать свинью.

По-видимому, это ничуть его не смутило: он нагреб во дворе кучу соломы, осторожно положил на нее свинью, покрыл ее соломой и опалил.

Затем, когда свинья была опалена, он выскоблил ее кинжалом, распорол и выпотрошил.

Однако просить его сделать кровяную колбасу или сальтисон было бы чрезмерным требованием с нашей стороны.

И потому, когда свинья была выпотрошена, вычищена, вымыта и подвешена за ноги, ничего не оставалось, как признать, что Василий сделал, причем весьма толково, все, что он мог с ней сделать.

Впрочем, вслед за тем развлечением, какое доставил нам Василий опаливанием и потрошением свиньи, нас ожидало еще одно довольно любопытное зрелище.

До нас донесся барабанный бой.

Пренебрегать развлечениями не следовало, поскольку в Поти развлечения бывают чрезвычайно редко.

Мы перешли с балкона, обращенного в сторону двора, на балкон, обращенный в сторону улицы.

Бедолага, под барабанный бой провозглашавший в Поти официальные известия, останавливался не то чтобы на каждом перекрестке — в Поти нет перекрестков, и не то чтобы на каждом уличном углу — в Поти улиц не больше, чем перекрестков, а перед каждым домом: их было здесь пятнадцать и шестнадцать, и потому его обход длился недолго; остановившись, он отбивал барабанную дробь и читал объявление, которое жители дома, привле­ченные этим шумом и вышедшие на порог, слушали довольно равнодушно.

Тем не менее это объявление не лишено было для них интереса, поскольку оно должно было в высшей степени льстить их гордости.

Это был императорский указ, провозглашавший, что с 1 января 1859 года Поти становится городом.

Двумя годами раньше подобным же указом Поти был объявлен портом. Мы уже видели, каким портом явля­ется Поти, несмотря на указ его величества императора.

Посмотрим через два года, каким городом станет Поти.

Но любопытно было вовсе не само это выспренное объявление: любопытен был тот, кто его читал.

Пока он шел по грязи, из которой состоит почва в Поти, все еще было терпимо: ступая по разбросанным там и сям камням, положенным бревнам и естественным бугоркам, он все же умудрялся, после бесконечных пет­ляний, добраться до того места, где ему предстояло читать объявление.

Но во время чтения этого объявления он постепенно погружался в грязь и в конце концов скрылся бы в ней полностью, если бы этому не мешал его барабан, удер­живавший его на поверхности.

Тогда к нему подходили и с помощью рук, палок и веревок вытаскивали его из этого тесного плена.

После чего он снова пускался в путь, чтобы прочитать это объявление где-нибудь дальше.

С этого времени мы успокоились. Коль скоро Поти стал городом, у нас было право требовать от Поти все то, что требуют от города.

Прежде всего мы потребовали растительного масла и уксуса.

Раздобыть их оказалось трудно, но в конце концов нам удалось отыскать банку английских пикулей и бутылку луккского оливкового масла.

Однако перец был продуктом еще более редким и доставил нам еще больше хлопот; наконец я сумел обна­ружить в банке у аптекаря какие-то шарики, напомина­вшие по виду перец в зернах.

Я надкусил такой шарик. Ошибки не было: это в самом деле оказался перец.

Над головой у нас носились тучи диких голубей, а кру­гом слышалось пение множества дроздов.

Я вручил Муане и Григорию ружье, велев им взять лодку и поехать охотиться на остров.

Муане взял в одну руку свой альбом, в другую — ружье и ушел вместе с Григорием.

У меня возникло странное желание: отпраздновать провозглашение Поти городом, устроив князю Нижа- радзе и моему турецкому торговцу самый изысканный обед, какой когда-либо готовили в Поти.

Благодаря той охоте, какую я устроил утром, мне уда­лось добавить ко вчерашнему барану, от которого оста­лась филейная часть, свинью, застреленную мной с бал­кона нашей гостиницы.

Помимо этого, я очень рассчитывал на дюжину дроз­дов и пару-тройку диких уток, которых должны были добыть Муане и Григорий.

Ну а если хорошенько поискать, то можно было бы еще найти пару цыплят и яйца.

Кроме того, переворачивая нашу походную кухню, я заметил нечто вроде двойного дна, куда чья-то дружеская рука засунула, когда мы уезжали из Москвы, две или три банки с консервами.

Я вскрыл их. В одной оказались овощи для приготов­ления супа жюльен, а в других — фасоль фляжоле и стручковая фасоль.

Я заранее составил обеденное меню, не учитывая тех изменений, какие могли внести в него Муане и Григо­рий, и основываясь на предположении, что Муане и Гри­горий вернутся назад с пустыми руками.

В этом случае жаркое из дичи вполне можно было бы заменить жарким из свинины.

Через два часа Муане и Григорий явились с двенадца­тью дроздами, двумя утками и тремя дикими голубями.

Василий, со своей стороны, раздобыл двух цыплят и две дюжины яиц.

Итак, у меня всего было вдоволь.

А теперь позвольте, дорогие читатели, немного побе­седовать с вами о кулинарии, в ожидании замечательного сочинения «Практическая поваренная книга», которое я для вас рано или поздно напишу.

Ведь вы тоже вполне можете оказаться на пустынном берегу, лишенными всего, и, если вас занесет в город, объявленный таковым русским императором, не так уж плохо поучиться немного у Робинзона Крузо образца 1859 года.

Вот меню праздничного обеда по случаю провозглаше­ния Поти городом.

СУП Жюльен.

ПЕРВОЕ БЛЮДО, ПОДАВАЕМОЕ ПОСЛЕ СУПА Капуста со свежей свининой.

ЛЕГКИЕ ГОРЯЧИЕ ЗАКУСКИ

Усовершенствованный шашлык. Свиные почки, обжаренные в вине. Цыплята по-провансальски.

ЖАРКОЕ

Две утки и двенадцать дроздов.

ЛЕГКИЕ БЛЮДА

Фасоль фляжоле по-английски. Взбитая яичница с почечным соком.

САЛАТ Стручковая фасоль.

ДЕСЕРТ

Сушеные орехи, чай, кофе, водка.

Первая подача: мингрельское вино. Вторая подача: кахетинское вино. Третья подача: гурийское вино.

Согласитесь, что у тех, кто голодал три дня, в пред­вкушении всего этого должны были потечь слюнки.

Ну а теперь перейдем к кулинарным приемам и под­робно расскажем, как готовятся некоторые из перечис­ленных нами блюд.

Прежде всего объясним, каким образом я рассчиты­вал, не имея говядины, сделать бульон, на основе кото­рого мне предстояло приготовить жюльен.

К тому времени, когда Муане и Григорий вернулись с охоты, подстрелив двух уток, двенадцать дроздов и трех диких голубей, у меня уже более двух часов варились баранья корейка и старая курица.

Пока ощипывали диких голубей, я взял ружье и под­стрелил ворона.

Не пренебрегайте, дорогой читатель, вороном как мясом для бульона: вам просто неизвестно, чем вы пре­небрегаете.

Поверьте охотнику: один ворон равноценен в супе двум фунтам говядины; нужно лишь, чтобы он был не ощипан, как голубь, а ободран, как кролик.

Я положил ворона и трех голубей в горшок и оставил их вариться на медленном огне.

Затем, когда бульон достиг двух третей нужной крепо­сти, я обложил дно кастрюли ломтями нашпигованной свинины и опустил туда отличную кочанную капусту, позаботившись, чтобы она была окружена этими лом­тями со всех сторон, а между медью кастрюли и капустой оставался промежуток сантиметров в десять.

Этот промежуток был сразу же заполнен бульоном, после чего Василий, поставленный с разливной ложкой в руке возле горшка и кастрюли, должен был, по мере того как бульон в кастрюле выкипал, возмещать его бульоном из горшка.

В отличие от содержимого горшка, которое следовало томить, капусту нужно было варить на сильном огне.

Василий исполнил поручение так, как будто он всю жизнь только этим и занимался.

Когда капуста сварилась, ее нужно было выложить на свиной жир, а бульоном из кастрюли увеличить крепость бульона в горшке.

В этом крепком бульоне Муане должен был разогреть консервированные овощи, предназначавшиеся для жюльена.

Теперь, когда вы знаете, дорогой читатель, как в подобных обстоятельствах вам следует варить суп и гото­вить блюдо, подаваемое после него, перейдем к усо­вершенствованному шашлыку.