Соответственно вашему чину с вами обращаются или как со скотом, или как с важным вельможей.

Внешними признаками чина служат галун, медаль, крест и орденская звезда.

Каждое такое украшение соответствует определенному званию, каждое предназначается для определенного сана.

Орденскую звезду в России носят только генералы.

Перед моим отъездом из Москвы мне сказали:

— Вы путешествуете по России, поэтому прицепите какой-нибудь знак отличия либо к петлице, либо на шею, либо на грудь, иначе вы не найдете ни куска хлеба на постоялом дворе, ни одной лошади на почтовых стан­циях, ни одного казака в станицах.

Совет этот заставил меня рассмеяться, но вскоре я убедился не только в его пользе, но и в необходимости ему следовать.

Стоило мне повесить на мой костюм русского опол­ченца орденскую звезду Карла III Испанского, как отно­шение ко мне коренным образом переменилось: теперь все спешили не просто удовлетворить мои желания, но предупредить их, а поскольку в России, за редким исклю­чением, одни лишь генералы могут носить какую-нибудь орденскую звезду, то меня называли генералом, не зная даже, какая на мне звезда.

Моя подорожная, составленная совершенно особен­ным образом, и открытый лист от князя Барятинского, разрешавший мне брать на всех военных постах надлежа­щий конвой, укрепляла всех, к кому я обращался, во мнении, что они имеют дело с военным начальством.

Правда, меня принимали за французского генерала, но поскольку русские в основном благожелательно отно­сятся к французам, то все шло просто замечательно.

На каждой почтовой станции ее военный начальник, почти всегда унтер-офицер, подходил ко мне, вытяги­вался в струнку, подносил руку к своей папахе и говорил: «Господин генерал, на станции все обстоит благопо­лучно» или: «На посту все в порядке».

На это я кратко отвечал по-русски: «Хорошо».

И казак уходил вполне довольный.

На всех станциях, где мне давали для сопровождения вооруженный конвой, я приподнимался в тарантасе или привставал в стременах, по-русски приветствуя казаков: «Здорово, ребята!»

И конвой хором отвечал: «Здравия желаем, ваше превосходительство!»

Благодаря этому казаки, вполне удовлетворенные своей судьбой, никогда не требуя вознаграждения и, после того как им пришлось проскакать во весь опор двадцать или двадцать пять верст, с признательностью принимая один или два рубля за порох, который они потратили, или на водку, которую им предстояло выпить, расставались с «моим превосходительством» настолько же довольные мной, насколько я оставался доволен ими.

Вот почему казак решил доложить генералу, что полицмейстер пришлет мебель, чтобы обставить квар­тиру.

И в самом деле, минут через десять на телеге привезли мебель, а вместе с ней пришел приказ открыть в доме столько комнат, сколько нам будет угодно занять.

До этого наш молодой хозяин, не слишком приветли­вый, как, помнится, я уже говорил, открыл нам лишь комнату с гитарой.

Увидев же мебель, присланную полицмейстером, и услышав пришедший вместе с ней приказ, хозяин совер­шенно изменил свое отношение к нам.

Мебель состояла из трех лавок, предназначенных слу­жить кроватями, из трех ковров, предназначенных слу­жить тюфяками, из трех стульев, о назначении которых мне нет нужды говорить, и из одного стола.

У нас недоставало лишь того, что можно было поста­вить на этот стол.

Мы послали нашего юного татарина купить яиц и курицу, а сами тем временем открыли нашу походную кухню и вытащили оттуда сковороду, кастрюлю, тарелки, вилки, ложки и ножи.

Из чайного сундучка были извлечены стаканы и ска­терть, которой каждый из нас вытирал губы и руки.

В нашем распоряжении имелись три скатерти, и без слов ясно, что мы не упускали случая их выстирать.

Наш посланец возвратился с купленными яйцами, но ему не удалось отыскать курицу, и он предложил нам вза­мен нее то, что на Кавказе можно найти повсюду, — пре­восходного барана.

Я согласился, ибо для меня это была возможность отведать шашлык.

Когда во время нашего пребывания в Астрахани мы посетили одно бедное армянское семейство, то хозяева, при всей их бедности, предложили нам стакан кизляр­ского вина и кусок отменного шашлыка.

Вино показалось мне хорошим, шашлык же я нашел отменным.

А так как я путешествую, чтобы набираться знаний, и, встречая где-либо хорошее блюдо, тотчас выведываю рецепт его приготовления, чтобы обогатить им кулинар­ную книгу, опубликовать которую рано или поздно вхо­дит в мои планы, то я спросил рецепт приготовления шашлыка.

Какой-нибудь эгоист приберег бы этот рецепт для себя, но, поскольку почти все, что у меня есть, обычно принадлежит целому свету и поскольку я бесконечно признателен тем, кто ждет, пока я дам, в то время как другие берут у меня сами, я хочу дать вам, дорогие чита­тели, рецепт приготовления шашлыка; испытайте его, и вы будете благодарны мне за этот подарок.

Возьмите кусок баранины (лучше филейную часть, если сумеете ее раздобыть), нарежьте его на кусочки раз­мером с грецкий орех, положите их в миску с нарублен­ным луком, полейте уксусом, щедро посыпьте солью и перцем и четверть часа маринуйте.

За это время приготовьте жаровню со слоем раскален­ных углей.

Кусочки баранины нанижите на железный или дере­вянный вертел и поворачивайте его над раскаленными углями до тех пор, пока мясо не изжарится.

Честно сказать, это лучшее из того, что я ел за все время моего путешествия.

Если же кусочки баранины удастся продержать в мари­наде целую ночь и если у вас будет возможность, снимая с вертела мясо, посыпать его сумахом, то шашлык будет совсем на славу.

Но когда вам надо спешить и когда у вас нет сумаха, вы вполне можете счесть эти два усовершенствования излишними.

Кстати, если у вас нет вертела и вы путешествуете в краях, где о нем не имеют понятия, то этот предмет кухон­ной утвари отлично заменяется ружейным шомполом.

На протяжении всего проделанного мною путешествия шомпол моего карабина постоянно служил мне вместо вертела, и я не заметил, чтобы это унизительное для него употребление повредило заряжанию оружия, приложе­нием к которому он служил.

В Мингрелии мне удалось научиться готовить шашлык другим способом, о чем я сообщу в свое время и в над­лежащем месте.

В то время как я жарил шашлык, а Муане и Калино, в ведении которых находились более простые хлопоты по хозяйству, накрывали на стол, от городничего, только что узнавшего о нашем прибытии, принесли сливочного масла, двух молодых цыплят и четыре бутылки старого вина.

Я велел поблагодарить городничего и известить его, что нанесу ему визит тотчас после обеда.

Масло и цыплята были отложены для завтрака на сле­дующий день.

Однако бутылка старого вина кончила за обедом свои дни, и я ничего не мог ей пожелать: благословение Господне было с нею.

По окончании обеда, выполняя данное мною обеща­ние, я взял с собой Калино в качестве переводчика и, оставив Муане, делавшего зарисовку семилетнего маль­чугана с его кинжалом или, лучше сказать, кинжала с его семилетним мальчуганом, отважился вступить в какое-то болото, где грязь была мне по колено.

Это был главная улица Кизляра.

Не сделав и десяти шагов, я вдруг почувствовал, что кто-то дернул меня за полу редингота (я называю так выбранное мною платье, не имея возможности дать ему более подходящее название).

Я обернулся.

Это был наш молодой хозяин: став чрезвычайно пред­упредительным, он на ломаном русском языке, смешивая его с татарским, сделал мне замечание, что я вышел из дома, не взяв с собой оружия.

Калино перевел мне его слова.

Я в самом деле вышел из дома, не взяв с собой ору­жия; было четыре часа дня и совершенно светло, поэтому мне и в голову не приходило, что я поступаю неосмотри­тельно.

Я хотел было идти дальше, не обращая внимания на советы молодого татарина, но он так упорствовал, что я, не видя никакой причины, которая заставила бы этого парнишку насмехаться над нами, уступил его настоя­ниям.