Что же касается Кубани, которую мы оставим по пра­вую руку от себя, то она берет начало у Эльбруса, пере­секает Малую Абазу, охватывает всю Черкесию и ниже Тамани впадает в Черное море. Это Гипанис у Геродота и Страбона и Вардан у Птолемея. В тринадцатом веке татары, вторгшиеся в скифские земли, называли эту реку Кумань, или Кубань. Русские приняли это второе назва­ние, под которым она и известна теперь, хотя объяснить его происхождение не представляется возможным. На Кубани расположены казачьи поселения правой линии.

Если же говорить о происхождении названия «Кав­каз», то оно известно: Кавказ обязан своим именем убий­ству, совершенному одним из самых древних богов. Когда Сатурн, изувечивший своего отца и пожиравший соб­ственных детей, был разгромлен в битве титанов своим сыном Юпитером и бежал с поля боя, он встретил пастуха по имени Кавказ, пасшего свое стадо на горе Нифат, которая отделяет Армению от Ассирии и на которой, согласно Страбону, берет начало Тигр. Пастух имел нео­сторожность преградить путь беглецу. Сатурн убил его ударом серпа, и Юпитер, дабы увековечить память об этом убийстве, дал имя жертвы всей Кавказской горной цепи, лишь отрогами которой, на самом деле, являются горы Армении, Малой Азии, Крыма и Персии.

Едва лишь дав имя Кавказской горной цепи, Юпитер избрал Казбек, одну из самых высоких ее вершин, ору­дием пытки.

Скифский Фром-Тевт, он же греческий Прометей, был алмазными цепями прикован Вулканом к скалам Казбека за то, что он создал человека и усугубил собственное преступление, вдохнув в человека небесный огонь, похи­щенный и спрятаный им в полом тростнике.

Заметим попутно, что «Фром-Тевт» на скифском языке означает «благодетельное божество», так же как «Проме­тей» на греческом — «предвидящий бог».

И, как рассказывается в предании, Прометей, несо­мненно благодаря своему предвидению, наградил чело­века трусостью зайца, хитростью лисицы, коварством змеи, свирепостью тигра и силой льва.

Случайно или символично было то, что на заре рож­дающегося мира человек видел орудие пытки, на кото­ром истязали первого благодетеля человечества?

Через четыре тысячи лет кресту суждено было заме­нить скалу и Голгофе — затмить Мкинвари.

Мы уже говорили, что Мкинвари и Казбек — одна и та же гора.

Прометей обречен был провести там тридцать тысяч лет. И все эти тридцать тысяч лет стервятник, сын Тифона и Ехидны — ибо для столь длительного мщения был выбран палач-бог, — должен был ежедневно выклевывать его печень. Однако через тридцать тысяч лет Геркулес, сын Юпитера, убил стервятника и освободил Прометея.

В эти времена мрака и ломки всех устоев, когда Про­метея посещал Океан и убаюкивало пение океанид, а он проклинал эту грубую силу, принуждающую гения бес­престанно склоняться перед ней, безуспешно борясь со стервятником невежества, пожиравшим не печень его, но душу, на скалах Кавказа не было других обитателей, кроме дивов — племени гигантов, занимавших всю землю, откуда отступила вода.

На языках древних жителей Азии «див» означало одно­временно «остров» и «гигант» — отсюда Мальдивы, Лак­кадивы и Серендив.

И в самом деле, не был ли каждый из этих островов великаном, вышедшим из морской пучины?

Не были ли титаны, воевавшие с Юпитером, остро­вами Эгейского моря, ныне угасшими вулканами, а в прошлом — великанами, извергавшими пламя?

Некий из этих дивов, по имени Аржанг, построил на одной из вершин Кавказа дворец, где, как уверяют пре­дания, доныне сохранились изваяния царей того вре­мени.

Чужеземец по имени Хушанг, сидя на своем двенадца­тиногом морском коне, напал на дивов.

Скала, сброшенная с вершины Демавенда, раздавила Хушанга и его коня, в котором легко узнается корабль с его двенадцатью веслами.

Черкесы, один из самых воинственных народов Кав­каза, еще и сегодня именуют себя адыгами. Корень этого слова — «ада», что на татарском языке означает «остров».

Слово «ада» и слово «Адам», означающее «человек», отличаются друг от друга всего лишь на одну букву, и, тем не менее, следует согласиться, что вряд ли суще­ствует этимология более неясная, чем эта.

Зороастр поселяет на вершине Эльбруса злого духа Ахримана, которого у нас переименовали в Ари­мана.

«Он бросается с вершины Эльбруса, — говорит Зоро­астр, — и его тело, распростертое над бездной, подобно огненному мосту, переброшенному между двумя мирами».

И наконец, на Шат-Альбрусе гнездилась Анка — гигантский гриф, птица Рух из «Тысячи и одной ночи», своими расправленными крыльями затмевавшая солнеч­ный свет.

Оставим, однако, предания и, словно в начавшем рас­сеиваться тумане, попытаемся уяснить себе историю Кавказа.

Взгляните на безбрежное море, по которому плывет исполинский корабль. Это море — потоп, этот корабль — ковчег. За две тысячи триста сорок восемь лет до Рож­дества Христова ковчег пристает к вершине Арарата: семя будущего человечества спасено.

Спустя два века Хайк основывает армянское царство, а Таргамос — грузинское^[3].

Хотя исчисление дат и неясно, армяне и грузины утверждают, что Хайк и Таргамос были современниками Нимрода и Ассура.

Посмотрите, как проходят, словно почти бесформен­ные тени, Марпезия и ее амазонки. Эта воинственная царица покидает берега Термодона и дает свое имя одному из утесов Дарьяла. Иордан упоминает царицу, а Вергилий воспевает гору.

Но вот забрезжил рассвет. Появляется, в свой черед, Семирамида — дочь голубей. Она подчиняет себе Арме­нию, строит Артемизу, видит, как гибнет в битве ее воз­любленный, царь Ара Прекрасный, хоронит его возле Арарата и возвращается в Вавилон, чтобы умереть от руки собственного сына Ниния, этого Гамлета древно­сти, мстящего за смерть своего отца.

За тысячу двести девятнадцать лет до Рождества Хри­стова — даты начинают приобретать историческую цен­ность, — за тридцать пять лет до Троянской войны какое-то судно, дотоле невиданное в Колхиде, вошло в Фазис и бросило якорь под стенами столицы царя Эета, отца Медеи.

То был корабль «Арго», под началом Ясона отправи­вшийся из Полка в Фессалии за Золотым руном.

Не стоит пересказывать драматическую историю Медеи и Ясона: она известна всем.

За восемьсот лет до Рождества Христова, согласно Юстину, и за восемьсот двадцать лет, согласно Евсевию, пламя Сарданапалова костра освещает Восток. Вслед за гибелью сына Фула, когда в его державе начались раз­доры и из ее осколков три царя основали свои государ­ства, Паруйр положил начало независимости Армении.

Но вскоре Арцруниды, отпрыски Синаххериба, сто восемьдесят пять тысяч солдат из воинства которого за одну ночь уничтожил ангел-губитель и который был убит в Ниневии двумя своими сыновьями у подножия алтаря собственного божества, приходят в Армению; они всего на двадцать лет опережают иудеев, пленников Салмана­сара, отправленных этим завоевателем в Грузию и Лази- стан. Проезжая через Лазистан, вы еще и сегодня уви­дите в Рачинском уезде обитающее там воинственное племя иудеев. Все они потомки тех, кого победил раз­рушитель Израильского царства Салманасар. Предки их были современниками старого Товита, чей сын, сопрово­ждаемый архангелом Рафаилом, ходил к Гаваилу, требуя вернуть десять талантов, которые тот взял в долг у его отца.

Спустя двадцать лет возникает род Багратидов, от которого происходят князья Багратионы (с ними мы еще встретимся на своем пути).

Проходят две трети столетия. Скифы вторгаются через Дарьяльское ущелье в Армению, подчиняют себе Малую Азию и доходят до Египта.

Диркан I, которого у нас переименовали в Тиграна и потомки которого, как мы вскоре увидим, воевали с Помпеем, вошел в историю как родоначальник династии армянских царей. Он происходил от Хайка, основавшего царство, но не династию, и был современником Кира, чью отрубленную голову царица Томирис погрузила в чашу, наполненную кровью.

Но, прежде чем мертвый царь был таким образом напоен кровью, которую он жаждал всю свою жизнь, Кир захватил Колхиду и Армению.