Господин Струве не только успел с помощью своего французского повара устроить без всякой подготовки великолепный обед в нашу честь, но еще и сумел собрать у себя дюжину гостей, в обществе которых, оказавшись рядом с ними при закрытых дверях, вы никогда не могли бы даже предположить, что находитесь за тысячу льё от Франции.
Все же невероятно, какое нравственное влияние оказывают наша цивилизация, наша литература, наше искусство и наши моды на весь остальной мир!
Если судить по их платьям и по их знакомству с романами, спектаклями и музыкой, женщины здесь отстают от Франции не более, чем на полтора месяца. За этим столом беседа шла о поэзии, о романах, об опере, о Мейербере, Гюго, Бальзаке, Альфреде де Мюссе так, как беседуют если и не в мастерской художника, то уж, во всяком случае, в какой-нибудь гостиной в Рульском предместье или на улице Шоссе д'Антен.
Высказанные здесь суждения о людях и событиях, если исправить кое-какие ошибочные взгляды на Пиго-Лебрёна и Поля де Кока, были куда более справедливыми, чем они могли бы быть в какой-нибудь французской префектуре, удаленной на полусотню льё от Парижа.
И подумать только, что, открыв окно гостиной и протянув руку, ты можешь коснуться Каспийского моря, то есть края неведомого римлянам, и Туркестана, то есть края, неведомого и в наши дни!
Лукулл, одержав победу над Митридатом и вынудив его пересечь Кавказ той же, вероятно, дорогой, какая сегодня ведет во Владикавказ, возымел желание увидеть Каспийское море, о котором Геродот сказал:
"Каспийское же море — это замкнутый водоем, не связанный ни с каким другим морем. Ведь море, по которому плавают эллины, именно то, что за Геракловыми Столпами, так называемое Атлантическое, и Эритрейское море, — все это только одно море.
Напротив, Каспийское море — это море совершенно особого рода. Длина его — две недели плавания на гребном судне, а ширина в самом широком месте — неделя. На западе оно граничит с Кавказским хребтом — самой обширной и высокой из всех горных цепей, а на востоке к нему примыкает безграничная необозримая равнина массаге-тов".
Итак, повторяю, Лукулл возымел желание увидеть Каспийское море, обособленность которого, столько раз оспоренная с тех времен, была признана Геродотом за пятьсот лет до Иисуса Христа. Римский полководец начал свой поход, вполне вероятно, с того места, где теперь находится Гори, пересек землю, которая позднее стала называться Грузией, и добрался до степей, расположенных между Курой и Араксом. Там, рассказывает
Плутарх, Лукулл встретил такое огромное количество змей, что его солдаты, охваченные страхом, отказались двигаться дальше, и, находясь всего в двух десятках льё от Каспийского моря, он был вынужден отказаться от своего замысла.
Еще и сейчас в Муганской степи змеи так многочисленны, что на верблюдов, на которых пересекают эти места, надевают особую обувь и намордники, чтобы обеспечить безопасность их ног и носов.
LXVII. АРМЯНЕ И ТАТАРЫ
Изучая историю усилий, которые прилагал Петр I, чтобы не только укрепить свое первенство на Черном и Каспийском морях, но и установить свое полное владычество над ними, приходишь к убеждению, что он вынашивал великий замысел вернуть Астрахани ее прежнее великолепие, способствуя тому, чтобы товары, производимые в Индии, поступали в его государство.
Он самолично отправился в Астрахань и изучил в устье Волги те протоки, какие были пригодны для навигации и где суда менее всего подвергались опасности сесть на мель. Доверяя только голландцам, он поручил им обследовать берега Каспийского моря, примыкающие к его владениям. Он наметил место для карантинной гавани, и когда в недавнее время, лет двадцать тому назад — после того как два раза подряд частично построенные здания карантина пришлось забросить, — когда, повторяю, лет двадцать тому назад удалось, наконец, построить карантин там, где он сейчас находится, в архивах города был случайно обнаружен проект Петра I, указывавшего своим архитекторам то самое место, где только что было закончено строительство.
Дело в том, что Петр I оценил исключительное местоположение Астрахани и понял, какую величайшую ро,4ь она играла в XII, XIII и XIV веках в торговых взаимоотношениях Европы и Азии. Расположенная в устье самой большой судоходной реки в Европе, она, кроме того, была связана через Каспийское море с Туркестаном, Персией, Грузией и Арменией, а через узкую полосу земли шириной в пятнадцать льё — с Доном, то есть с центральными провинциями русского государства, с Черным морем, Босфором и Дунаем.
Ведь в самом деле, до того как Васко да Гама в 1497 году вновь открыл морской путь вокруг мыса Доброй Надежды, уже открытый в 1486 году Бартоломео Диасом, пряности, благовония, духи, ткани, кашемир и многое другое не имели иного пути, кроме как по линии Евфрата, и заканчивался он в Исфахане.
Там этот путь разделялся надвое: одна его ветвь заканчивалась на Черном море, в Эрзеруме, другая же вела к Каспийскому морю, а следовательно, в Астрахань, через Тегеран и Астрабад.
Оттуда товары караванами доставлялись по Кубани и Волге на Черное море, а с Черного моря поднимались вверх по Дунаю, в Венеции вступали в соперничество с теми, что прибывали из Тира, и, распространяясь к северо-западу, обогащали Брюгге, Антверпен, Гент, Льеж, Аррас и Нанси.
Именно для того, чтобы взять в свои руки эту торговлю, генуэзцы заняли в 1260 году побережье Тавриды и продвинули свои фактории вплоть до города Тана на Дону.
И вот в то время, когда торговля этих отважных итальянских дельцов была в самом расцвете, разнеслась неожиданная весть, что турки, предводительствуемые Магометом II, захватили Константинополь.
Через двадцать лет все генуэзские колонии были в руках османов. Некоторое время с ними еще боролась Венеция, но и она тоже, одну за другой, потеряла свои фактории на Эгейском море; наконец, когда Васко да Гама вновь открыл путь в Индию, турки, словно стремясь изменить все направление движения товаров в Европу, преградили европейским кораблям проход через Дарданеллы.
С тех пор Астрахань стала приходить в упадок, а Смирна — возвышаться.
Расположенная вне Дарданелльского пролива, Смирна унаследовала монополию на торговлю с Востоком, сохранив ее до середины XVII века.
Все это время Астрахань чахла, агонизировала и умирала, хотя Иван IV, Алексей и Петр Великий старались делать все возможное, чтобы гальванизировать труп великого татарского города.
Сегодня не Индия снабжает своими великолепными товарами страны Запада, а Англия через Трапезунд наводняет Персию, Афганистан и Белуджистан своим коленкором и набивными хлопчатобумажными тканями, которые продаются там на сумму до пятидесяти миллионов франков в год.
И потому, к моему великому огорчению, я тщетно искал в Астрахани прекрасные индийские ткани и великолепное хорасанское оружие, надеясь их там найти; в Астрахани осталось едва ли пять-шесть персидских лавок, которые даже не стоит посещать: ни одна из них не заслуживает названия магазина.
Единственная достойная внимания вещь, которую я там обнаружил, — это великолепный хорасанский кинжал с лезвием из дамасской стали и рукояткой из свежей слоновой кости. Я заплатил за него двадцать четыре рубля. За три года, которые прошли с тех пор, как перс, продавший мне этот кинжал, повесил его на гвоздь, ни одному покупателю не пришло в голову снять его оттуда.
На следующий день после нашего приезда полицмейстер приехал за нами и предложил нам посмотреть на домашний быт нескольких армянских и татарских семейств. Он позаботился заранее осведомиться, не заденет ли наш визит национальные и религиозные чувства хозяев. И в самом деле, несколько сторонников строгого уклада жизни выразили свое нежелание пустить нас к себе в дом, но другие, более цивилизованные, ответили, что примут нас с удовольствием.
Первая семья, которой мы были представлены или, скорее, которую представили нам, была армянская: она состояла из отца, матери, сына и трех дочерей.
