Я уже рассказывал, как умерла Екатерина, но, по-моему, еще не говорил, как умер тот ее любовник, которого так долго держал на отдалении от императрицы граф Орлов и который, в конце концов, отошел в сторону сам.

Деспотизм, присущий Потемкину, не давал себя знать в отношении ревности; нет, князь прекрасно понимал, что у Екатерины потребность в смене любовников была не проявлением ее распутства, а своего рода телесной болезнью, и стал врачевателем этой болезни, взяв на себя поставку лекарственных средств.

Впрочем, все это делалось с открытостью, делавшей честь нравам того времени.

Вот что писал 19 марта 1782 года английский посол в Санкт-Петербурге сэр Джеймс Харрис:

"Я не могу быть уверен, что в самом скором времени не появится новый фаворит. Это ставленник князя

Потемкина, который его и выбрал. Единственная трудность заключается в том, чтобы благопристойно избавиться от нынешнего официального любовника, поведение которого всегда было и все еще остается столь услужливым, что его просто невозможно ни в чем упрекнуть. Он не ревнив, не ветрен, не заносчив и даже теперь, когда уже нельзя не считаться с надвигающейся немилостью, сохраняет все то же безукоризненное спокойствие.

Такое его поведение отсрочит, но не воспрепятствует открытому водворению преемника. Решение принято бесповоротно, и князь Потемкин слишком заинтересован в этой перемене, чтобы она не состоялась, ибо он надеется вернуть себе с ее помощью все свое влияние; так что в течение первых полутора месяцев он будет всемогущ".

Вот, кстати, на каких условиях Потемкин уступал место; об этом рассказывает все тот же сэр Джеймс Харрис:

"Прежний фаворит не получил еще формальной отставки; его исключительная услужливость безусловно идет ему на пользу. Он не подает ни малейшего повода к тому, чтобы ему дали отставку. Тем не менее я полагаю, что его участь решена. Для него купили дом, ему приготовили великолепные подарки, которые обычно дают впавшим в немилость фаворитам. Подарки эти, надо сказать, имеют значительную ценность, а так как повод для награждения ими представляется довольно часто, это неизбежно должно отражаться на бюджете империи. На эти цели со времени моего прибытия расходуется не менее миллиона рублей в год, не считая огромных пенсионов графа Орлова и князя Потемкина".

Кстати, тот же самый сэр Джеймс Харрис, посланник торговой державы и, следовательно, первоклассный счетовод, прояснил расходы, которые Екатерина понесла по этой статье.

Можно предположить, что суммы, приводимые сэром Джеймсом Харрисом, верны.

Все эти расчеты принадлежат ему, а не мне. У меня всегда было неладно с цифрами.

Начнем с Потемкина, потому что рассказ касается его, а потом перейдем к некоторым его коллегам.

"Потемкин, — говорит сэр Джеймс, — уже за два года своего фавора получил тридцать семь тысяч крестьян в России и почти на девять миллионов драгоценностей, дворцов и столовой посуды; кроме того, ему были пожалованы всевозможные ордена и достоинство князя Священной Римской империи в третьем поколении".

Сэр Джеймс писал это в 1782 году.

Фавору Потемкина, который посол считал неустойчивым, напротив, предстояло неизменно крепнуть и продлиться вплоть до кончины фаворита, случившейся в 1791 году, то есть спустя девять лет. И если Потемкин уже в начале своего фавора за два года получил тридцать семь тысяч крестьян и девять миллионов франков, то ко времени кончины он, по самой нижней оценке, должен был получить сто пятьдесят три тысячи крестьян и сорок два миллиона.

А почему бы и нет? Васильчиков, простой гвардейский поручик, по подсчетам сэра Джеймса Харриса, этого неутомимого бухгалтера, получил в течение двадцати двух месяцев, которые длился его фавор, четыреста тысяч франков деньгами, на двести тысяч франков драгоценностей, меблированный дворец стоимостью в сто тысяч рублей и столовой посуды на пятьдесят тысяч, семь тысяч крестьян в России, пенсион в двадцать тысяч рублей, то есть восемьдесят тысяч франков, орден Святого Александра и камергерский ключ.

Продолжим, раз уж мы этого коснулись; весьма любопытный перечень, не правда ли?

"Украинец Завадовский получил в течение восемнадцати месяцев, пока длился его фавор, шесть тысяч крестьян на Украине, две тысячи в Польше и восемнадцать тысяч в России; кроме того, на восемьдесят тысяч рублей драгоценностей, сто сорок тысяч деньгами и на тридцать тысяч столовой посуды. Помимо этого, он был награжден высшим польским орденом и пожалован званием камергера России.

Серб Зорич за один год своего фавора получил поместье в Польше, стоившее пятьдесят тысяч рублей; еще одно поместье в Ливонии, стоившее сто тысяч рублей; пятьсот тысяч рублей наличными деньгами; драгоценностей на двести тысяч и ежегодный доход в три тысячи рублей от монастырского имения в Польше; из простого гусарского секунд-майора он был произведен в генерал-майоры; кроме того, он получил от Швеции большую ленту ордена Меча, а от Польши — орден Белого Орла.

Русский Корсаков, младший офицер, за шестнадцать месяцев своего фавора получил в качестве подарка сто шестьдесят тысяч рублей, а после своей отставки — четыре тысячи крестьян в Польше, более ста тысяч рублей для уплаты долгов, сто тысяч — для экипировки, две тысячи в месяц на разъезды, дом Васильчикова, польский орден, чин генерал-майора и звания адъютанта и камергера.

Русский Ланской, конногвардеец, получил бриллиантовые пуговицы ценой в восемьдесят тысяч рублей, а также тридцать тысяч для уплаты долгов и при этом все еще оставался в фаворе.

Наконец, граф Орлов и его родственники получили с 1762 по 1783 год, то есть за двадцать один год, сорок пять тысяч крестьян и семнадцать миллионов в виде драгоценностей, столовой посуды, дворцов и денег".

У сэра Джеймса Харриса не достало любопытства подвести общий итог сумм, которые Екатерина израсходовала за двадцать один год на свои любовные дела.

Но благодаря выписке, которую мы только что сделали, оставив при этом про запас те двенадцать или пятнадцать лет, какие Екатерине еще предстояло царствовать, каждый человек, знакомый с действием сложения, может доставить себе такое удовольствие и произвести этот подсчет.

Вернемся, однако, к Потемкину.

Как мы сказали, его фавор, который сэр Джеймс Харрис считал готовым вот-вот угаснуть, продолжался еще девять лет.

В 1783 году Потемкин послал армию в Крым и присоединил этот край к Российской империи, в 1787 году лично отправился в поход против турок, в 1788 году штурмом взял Очаков, в 1789-м — Бендеры и, наконец, в 1790-м — Килию.

В 1791 году он вернулся в Санкт-Петербург. На этот раз его действительно заменил тот самый Платон Зубов, которому предстояло позднее столь деятельно участвовать в удушении Павла I.

Однако не это было главное; такая замена ничего не значила бы для Потемкина, если бы сохранилось его влияние, но он обнаружил, что императрица была готова заключить мир, в то время как он хотел продолжать войну. Он тотчас снова отправился в Крым, намереваясь противиться этому миру, однако в Яссах ему стало известно, что мир уже подписан; тем не менее он продолжил свой путь, надеясь все изменить. Но, отобедав в сельской гостинице и поехав дальше, Потемкин почувствовал такое сильное недомогание, что он приказал остановить карету и расстелить плащ на краю придорожной канавы.

Через четверть часа он скончался на руках своей племянницы, ставшей впоследствии графиней Браницкой.

Проплыв мимо развалин двух дворцов и находясь уже не более чем в двенадцати верстах от Шлиссельбурга, мы стали различать на левом берегу, сквозь деревья, обелиск, установленный в память о битве, которая отдала шведскую крепость в руки Петра I.

Какой-то крестьянин из Дубровки попросил позволения установить за собственный счет этот обелиск на том месте, где Петр I находился во время битвы.

Шведская крепость называлась в то время не Шлиссельбург, а Нотебург. Это победитель, исправив повреждения крепости, дал ей многозначительное имя Шлиссельбург, то есть "Ключ к городу".