"Завтра у вас будет свидетельство".
На следующий день Милорадович получил эту бумагу.
В конце месяца он явился к казначею, который намеревался выплатить ему месячное жалованье из расчета двухсот пятидесяти тысяч франков в год, что составляет около пяти тысяч рублей в месяц.
"Простите, — сказал Милорадович, — но вы ошиблись, друг мой: мне полагается десять тысяч рублей, а не пять тысяч".
"То есть как?"
"У меня солдатский Георгиевский крест, который удваивает жалованье, а поскольку до того, как я получил свидетельство, мое жалованье было двести пятьдесят тысяч франков, то теперь оно должно составлять пятьсот тысяч".
Дело показалось достаточно серьезным, чтобы о нем доложили императору, который понял теперь прихоть Милорадовича, совершенно непонятную ему прежде.
"Таков закон, — сказал он, — платите".
И Милорадовичу платили за солдатский крест Святого Георгия вплоть до 1825 года, когда он был убит пистолетным выстрелом во время республиканского восстания в Санкт-Петербурге.
Скажем теперь несколько слов о славных казаках, которые в нашей юности внушали нам такой страх и которые, тем не менее, оказались весьма славными людьми.
Станица казаков, сопровождавших нас от второй почтовой станции, расположена справа от Кизляра; их отряжают на три месяца нести службу в эскорте путешественников; затем, на следующие три месяца, их отпускают домой, заменяя на это время другими.
Содержат они себя за свой собственный счет: начальник получает двадцать пять рублей в год, а также тридцать шесть фунтов муки, семь фунтов крупы и шестьдесят фунтов овса в месяц.
Простые солдаты получают такой же паек, но лишь тринадцать рублей в год.
На эти тринадцать рублей они должны одеваться и обеспечивать себя лошадью и оружием.
Если лошадь убивают в бою или же она погибает из-за несчастного случая во время службы, им выплачивают за нее двадцать рублей (восемьдесят франков).
Они устраиваются как могут. Как выкрутиться, сделав это безгрешно, — это уже их проблема.
Россия — страна невероятных арифметических задач.
Повар императора, например, получает сто рублей в месяц, и из этих ста рублей он должен платить своим помощникам.
У него их двое: первому он дает сто пятьдесят рублей, второму — сто двадцать!
Мы проехали по степи приблизительно сто льё, и единственное, что нам удалось обнаружить на последней станции, — это немного уксуса и два десятка яиц.
Поразительно, как долго в этом краю живут мухи. В ноябре их здесь столько же, сколько летом.
Мухи — один из бичей России. Когда русским говорят, что у нас в хорошо содержащихся домах нет мух, они не желают этому верить.
Хотя с утра небо было серое и облачное, воздух стал теплее: чувствовалось, что мы все дальше продвигаемся на юг.
Мы выехали из Горькоречной на рассвете. С нами был эскорт из десяти человек и боевое знамя — знамя Святого Георгия. Если отличился весь полк и невозможно наградить всех его солдат, им дают знамя Святого Георгия.
Это знамя удваивает жалованье всего полка, так же как крест удваивает жалованье солдата.
Вероятно, благодаря этому почету и большему достатку, солдаты нашего эскорта были лучше одеты и казались веселее, чем все те, которых мы видели прежде.
Их парадная форма — красная, с нашитым на нее серебряным патронташем; стоит она пятьдесят рублей.
Тремя днями раньше на почтовую карету напали: двое казаков были ранены, один убит.
Один из солдат нашего эскорта воевал против нас в Крыму, и он рассказал своим товарищам о шестизарядных пистолетах, что те сочли выдумкой.
Он обратился к Калино с просьбой узнать у нас, в самом ли деле такое чудо существует во Франции.
У меня как раз был револьвер: я показал его солдатам и произвел один за другим шесть выстрелов.
Во время всей первой половины пути револьвер был предметом разговоров и восхищения для всего эскорта.
Затем, когда мы приблизились к оврагам, джигитовка прекратилась, двоих солдат послали вперед обследовать дорогу, двоих оставили позади, а шесть оставшихся со знаменем ехали, окружив три экипажа.
Перед выездом нас предупредили, чтобы мы держали оружие наготове.
Наш калмык, который на своем верблюде не особенно тревожился по поводу кабардинцев и чеченцев, обогнал нас, чтобы поохотиться вдоль дороги.
В трехстах или четырехстах шагах от тракта, для большей его надежности, был выставлен караул из дюжины человек: они располагались на холме, с высоты которого можно было обозреть всю равнину и броситься туда, куда потребуется.
Услышав выстрелы наших солдат, а главное, сообщение часового, прохаживавшегося взад и вперед перед воротами, казаки вышли с поста, построились и отдали честь знамени.
К полудню мы без всяких приключений прибыли в Туравновскую. Опасность осталась позади: Туравнов-ская — последняя станция перед Кизляром.
Напоследок, прежде чем расстаться с нашим эскортом, я показал солдатам свое ружье Лефошё, ставшее для них еще одним сюрпризом.
Они никогда не видели ружей Лефошё, так же как и револьверов.
Стая турачей укрылась в кустарнике; я вышел из тарантаса и направился к ним. Одного я подстрелил, другого ранил в крыло, но мне удалось так быстро сменить патрон, что, прежде чем птица успела сделать десяток шагов, я произвел вдогонку ей третий выстрел.
После этого казаки поинтересовались у меня, не является ли мое ружье трехзарядным, подобно тому как мой револьвер — шестизарядный.
Я объяснил им, что из этого ружья можно стрелять много раз подряд, и показал им его механизм. Мне пришлось потратить дюжину патронов, но, пожертвовав ими, я оставил в станице воспоминание, которое, наверное, никогда не изгладится.
В Туравновской мы встретили нашего калмыка с тремя турачами.
Ему было разрешено расстаться с нами только здесь. Он попросил, чтобы я написал свидетельство о том, что порученное ему задание выполнено хорошо. Это показалось мне вполне справедливым.
Калино взял перо, и я удостоверил, что если мы не умерли с голоду по пути от Астрахани до Кизляра, то этим мы обязаны нашему сокольнику и его соколу.
Я добавил к свидетельству десяток рублей, и мы — сокольник, сокол и я, — весьма довольные друг другом, по крайней мере мне хочется на это надеяться, распрощались.
Расставание это произошло 7 ноября 1858 года, в два часа пополудни.
В лице этого последнего на моем пути представителя калмыцкого племени я попрощался с Россией Рюрика и Ивана Грозного.
Въезжая в Кизляр, я приветствовал Россию Петра I, Екатерины II и императора Николая.
Если вы желаете, дорогие читатели, узнать о том, как наше путешествие продолжалось от Кизляра до Поти, я отсылаю вас к моей книге, носящей название "Кавказ".
КОММЕНТАРИИ
При отсылке к комментариям из первой части книги номера страниц выделены курсивом.
XXXV. Воры и обворованные
5… такое меню любой гурман мог бы заказать у Филиппа или у Вюймо… — "Филипп" — один из самых модных парижских ресторанов во второй пол. XIX в., открывшийся в 1840 г.; находился в северной части города, на улице Монторгей, № 64, в комплексе зданий старинной гостиницы "Золотой циркуль".
Вюймо, Дени Жозеф (1811–1876) — французский ресторатор, кулинарные таланты которого прославил Дюма, поместив многие его рецепты в своем "Большом кулинарном словаре" (1870); с 1826 г. в течение десяти лет работал в парижском ресторане Вери, а с 1842 г. владел собственным рестораном "Колокол" в Компьене, затем большим рестораном на площади Мадлен в Париже, а потом рестораном "Черная голова" в Сен-Клу.
… о воровстве, связанном с учреждением коммандитных товариществ… — Коммандитное товарищество — объединение лиц, которое создается для ведения предпринимательской детельности и несколько участников которого отвечают по его обязательствам своими вкладами и всем своим имуществом, а остальные — лишь своими вкладами.
